Война Цветов, стр. 57

18

ТРОТУАРЫ НОВОГО ЭРЕВОНА

– Надо сказать ей, Тео. Сам знаешь, что надо.

Он ничего говорить не хотел, предпочитая смотреть в окно на ночные улицы. Здания, отделанные бронзой, яшмой и черными стеклами, поражали воображение даже здесь, на окраине, за мили от башен-небоскребов.

Джонни Баттистини как-то ездил в Японию – запасным ударником при металлистской группе, знававшей лучшие времена. «Парик на меня напялили, Тео – вылитая Филлис Диллер* [23]!» Рассказов об этом Джонни хватило на много лет. Тео, слушая его, всякий раз досадовал, что Джонни не может толком описать Токио и объяснить, почему этот город произвел на него такое впечатление. Вспоминал Джонни охотно, особенно в послерепетиционной марихуановой дымке, но говорил всегда примерно одно и то же: «Стремно, в общем. Вроде город как город, а на самом деле ни на что не похоже. А им самим хоть бы хны, вот это и есть самое стремное».

«Теперь я тебя понимаю, Джонни». Тео испытал острый приступ ностальгии – точно нож, убивший кузена Пижмы, вспорол его самого, оставив беззащитным перед странностями этого нового мира. Впервые в жизни Тео недоставало Джонни Б. по-настоящему. Тот выдал бы что-нибудь вроде «Ни хрена себе местечко!», и все сразу стало бы проще.

Если бы не диковинные существа, живущие тут как ни в чем не бывало, словно нормальные люди из мира Тео, он затруднился бы определить, чем же это Город так странен. Здания, пускай необычные, все-таки укладывались в пределах понимания: несмотря на соединяющие их паутинные переходы и прозрачные мерцающие фасады, они не слишком отклонялись от норм человеческого строительства и словно отрицали тот факт, что некоторые жители здесь умеют летать. Освещение, конечно, было другое – теперь Тео и его рассмотрел получше. Лимузин, выбравшись из затемненного, застроенного складами района, катил теперь по улицам с магазинами, театрами, клубами и ресторанами, сплошь в декоративных лунах и яблоках – к празднику урожая, должно быть; вывески светились вовсю, но бледно-зеленые, серебристые и серые тона придавали самым ярким трубкам и лампочкам призрачный, неземной характер. Впрочем, дело было даже не в них самих, а в самом свете страны эльфов, под которым смертные теряют сначала дорогу, а потом и душу...

– Тео! – Шепот Кочерыжки уже вряд ли соответствовал определению «шепот»: ему казалось, что она засунула голову к нему в ухо. – Скажи ей.

– Почему бы ей просто не высадить нас у дома этого Наперстянки?

Кочерыжка шикнула с удивительной силой – Тео точно велосипедный насос вставили в евстахиеву трубу. «Ну и голосина для такой крошки, – поморщился он. – Прямо сержант шестидюймовый».

– Мы туда и близко не сунемся! Говорят тебе, я ему не доверяю. И вообще не называй никаких имен!

Тео бросил взгляд на Поппи – та сидела, откинувшись на спинку сиденья, и слушала музыку. Глаза закрыты, на губах легкая улыбка, рука по-прежнему крепко сжимает руку Тео.

– Ну ладно – почему бы ей тогда не высадить нас у места, куда нам в самом деле надо?

– Потому что чем больше она знает, тем для нас опаснее – да и для нее, если ты, к примеру, самоубийца и на меня тебе тоже наплевать. Если она ничего знать не будет, то ничего и не скажет. Пусть высадит нас в Длинных Тенях, и дело с концом.

Тео с удовольствием поспорил бы, но понимал, что Кочерыжка права.

– И когда же нам выходить?

– Прямо сейчас. Выйдем и пересядем на автобус.

– На автобус? Господи, поезда еще куда ни шло – так тут еще и автобусы.

– Да заткнись ты! Выдать себя хочешь, что ли? Скажи ей. И не смотри на меня. Не думай, что я опять все улажу, а ты как бы ни при чем останешься. – Кочерыжка слетела с его плеча и села на дверную ручку, упершись спиной в ее мягкий изгиб и свесив крылышки. – Давай, – уже не шепотом, а в полный голос сказала она.

Поппи открыла глаза.

– Извините. Здесь гораздо приятнее ехать, чем в поезде. У отцовского управляющего, конечно, припадок будет – он хоб старой школы, и каждый раз, когда я трачу лишний пенни, ему как волосок из попы выщипывают. – Она хихикнула. – Вы, наверно, считаете меня ужасной сквернословкой, Тео.

– Поппи... – Тео очень не любил быть мерзавцем. Он охотно придумал бы какую-нибудь полуправду, но Кочерыжка так и ела его глазами, скрестив руки на груди. – Поппи, нам нельзя ехать с вами до самого центра. Высадите нас, пожалуйста, здесь.

– Как так? – Она перевела взгляд с него на Кочерыжку – та только плечами пожала. – Куда это вы собрались?

– Нам нужно... в много разных мест. Вы и так уже подвергаетесь опасности – потому только, что знакомы с нами и помогаете нам. Мы не хотим, чтобы стало еще хуже.

– А я думала... – Лицо Поппи стало жестким. – Вы просто использовали меня.

– Да нет же, Поппи, клянусь вам...

– Я для вас ничего не значу, совсем ничего. Просто вы притворялись, чтобы попасть в Город. Зря я не позволила констеблям забрать вас. – В тусклом свете салона ее лицо казалось меловой маской, где темнели только глаза и дрожащие губы. – Вы, наверное, действительно убийцы. Да нет, где там – для этого по крайней мере нужно быть отчаянными. Обыкновенные воры, мелкие, гадкие воришки. – Она застучала по перегородке, отделявшей их от шофера. – Останови!

– Прошу прощения, госпожа? – отозвался невидимый дун.

– Останови карету! Эти двое выходят.

Лимузин отделился от потока медленного движения и причалил к тротуару. Дверца, на ручке которой так и сидела Кочерыжка, беззвучно распахнулась. Вывеска какого-то казино заливала мостовую серебристо-голубым светом.

– Послушайте, Поппи, мы очень благодарны вам – я вам благодарен, – начал Тео. – И вы мне по-настоящему нравитесь. Я считаю вас...

– Круглой дурой. Глупой маленькой девочкой. Выходите. Отправляйтесь хоть в Колодезь, мне дела нет.

Кочерыжка, практичная, как всегда, уже парила над тротуаром. Трое молодых огров, проходя, заглянули в лимузин.

– Привет, тычиночка! – сказал один, скрючившись пополам и пытаясь просунуть здоровенную голову внутрь. Кулачищи, как окорока, запах, как из заводской сточной трубы. – Развлечься хочешь? Снизошла от цветочных чертогов к серым работягам?

– Если ты дотронешься до моего экипажа, – процедила Поппи, – если хоть на стекло дохнешь, я прикажу убить не тебя, а твою семейку. Всех до единого. – Огр заморгал. – Объясняй потом соседям, что мамаши, папаши, братишек и сестренок не стало из-за того, что в твоей башке завелась пара глупых мыслей. Поработай ей и реши, стоит ли тебе связываться с домом Дурмана, серое животное.

Огр успел моргнуть еще разок, и двое других оттащили его назад с силой, от которой парень нормального размера развалился бы на куски.

– А ты, однако, крута, – глядя им вслед, протянул Тео.

– Вон из моей кареты!

На глазах у нее стояли слезы, из-за чего он почувствовал себя распоследним подонком – но кое-что другое в этом лице пресекло на корню его протесты и заверения в собственной невиновности. Он вылез, и дверца захлопнулась, оцарапав ему лодыжку. Секунду спустя лимузин снова влился в поток машин, уступавших ему дорогу, словно он вез груз динамита.

– У тебя прямо талант выбирать себе девушек, – заметила Кочерыжка.

– Заткнись. – Ему совсем не хотелось ссориться еще и с Кочерыжкой, но переполнявшие его отрицательные эмоции просто не позволяли ему молчать – хотя и достойного продолжения придумать тоже не получалось.

За летуницей он шел, как в тумане, пытаясь разобраться в своих чувствах, безразличный к окружающим его диковинам и самым невероятным формам жизни. Хорошо еще, что ночь ясная и ему не приходится в довершение всех бед брести под дождем по лужам.

Он страдал в основном потому, что терпеть не мог, когда его неправильно понимали, – но не только из-за этого. Поппи Дурман ему действительно нравилась. Отрадно было среди всех этих бурных событий пофлиртовать (вполне невинно) с милой красивой девушкой, относившейся к нему с такой же симпатией. И было в ней еще что-то, черт знает что – кажется, это называется очарованием.