Скала прощания, стр. 17

Оказывается, он уставился на мерцающее, прозрачное желтое пламя в луже горящего масла. Он стоит на коленях в кратере Чидсик Уб-Лингит. Испуганное лицо Хейстена низко склоняется к нему.

— Что в тебя вселилось, парень? — спросил страж, поддерживая плечом тяжелую голову Саймона, когда тот садился на табурет. Саймону казалось, что его тело сделано из тряпок и зеленых веточек.

— Джулой сказала, … сказала, что буря… и Скала… Мы должны идти к Скале про… — Саймон не договорил, увидев, что Бинабик стоит на коленях перед помостом. — Что с Бинабиком?

— Ждет приговора, — хрипло сказал Хейстен. — Когда ты грохнулся в обморок, он сказал, что не станет больше бороться. Поговорил немного с королем и королевой, теперь ждет.

— Но это неправильно! — Саймон попытался встать, но ноги подкосились. Голова гудела, как чугунный котел, ударенный молотком. — Не… правильно.

— Такова воля Божия, — пробормотал расстроенный Хейстен.

Вамманак, пошептавшись с женой, повернулся и посмотрел на коленопреклонного Бинабика. Он что-то произнес на гортанном канукском наречии, что вызвало стон у собравшихся. Пастырь поднял руку и нарочито медленным жестом прикрыл ею глаза. Охотница торжественно повторила жест. Саймон почувствовал, как холод, страшнее и безнадежнее зимних холодов, охватывает все вокруг, опускается на него. Он не сомневался, что его друг осужден на смерть.

Глава 4. ЧАШКА ГОРНОГО ЧАЯ

Солнечные лучи просачивались через набрякшие тучи, едва касаясь большой группы вооруженных людей в доспехах и их лошадей, продвигавшихся по Центральному ряду к Хейхолту. Цвет их ярких знамен был приглушен неровными тенями, а цокот лошадиных подков замирал на грязной дороге, как будто отважная армия беззвучно двигалась по дну океана. Многие солдаты ехали, опустив головы. Другие выглядывали из тени шлемов, как люди, которые боятся быть узнанными.

Но не все выглядели такими расстроенными. Граф Фенгбальд, которому предстояло стать герцогом, ехал впереди королевского отряда под черно-зеленым драконьим флагом Элиаса и собственным с серебряным орлом. Длинные черные волосы Фенгбальда рассыпались по спине, обвязанные лишь алой повязкой, закрепленной на висках. Он улыбался и размахивал в воздухе рукой в перчатке, вызывая приветственные крики у нескольких сот зрителей вдоль дороги.

Прямо за ним следовал Гутвульф из Утаньята, еле скрывая неудовольствие. Он тоже носил графский титул и пользовался благосклонностью короля, но не оставалось и тени сомнения, что осада Наглимунда все изменила.

Он всегда представлял себе, как в один прекрасный день его старый товарищ Элиас займет престол, а он, Гутвульф, будет рядом. Ну что ж, Элиас стад королем, но с остальным не получилось. Только такой тупоголовый молодой идиот, как Фенгбальд, мог быть настолько невежественным, чтобы не замечать… или слишком честолюбивым, чтобы беспокоиться.

Гутвульф сбрил свои седые волосы почти наголо перед началом осады, и шлем теперь болтался на голове. Хотя он был мужчиной в расцвете сил, он чувствовал, как сжимается его тело, становясь все меньше внутри доспехов.

Неужели он единственный, кому не по себе, размышлял он. Может быть, он стал слишком мягким и изнеженным за многие годы, проведенные вдали от поля битвы?

Но это невозможно! Действительно, во время осады две недели назад сердце его бешено билось, но это было биение, вызванное возбуждением, подъемом, а не страхом. Он смеялся, когда враги налетали на него. Он сломал хребет врагу и обменивался ударами, оставаясь в седле и управляя конем так же ловко, как и двадцать лет назад, даже лучше. Нет, он не размягчился. По крайней мере не в этом смысле. Он также знал, что не один испытывает гложущее чувство беспокойства. Хотя толпа приветствовала их, в основном ее составляли лихая молодежь и городские пьяницы. Большая часть окон, выходивших на главную улицу Эрчестера, была закрыта ставнями; остальные выглядели темными полосками, из которых выглядывали любопытные горожане, которые не потрудились даже спуститься, чтобы приветствовать короля на улице.

Гутвульф повернулся, чтобы взглянуть на Элиаса, и ему стало не по себе, когда он встретился с жестким зеленым взглядом короля. Помимо воли Гутвульф поклонился. Король ответил ему, затем без энтузиазма взглянул на приветствовавших его горожан Эрчестера. Элиас, ощущая какое-то неясное недомогание, только что покинул крытую повозку и взобрался на спину своего вороного — всего за полверсты от городских ворот. Тем не менее он ехал уверенно, скрывая неприятные ощущения. Король похудел за — последние годы, резче обозначилась твердая линия скул. Если не замечать бледности его кожи, которая не бросалась в глаза в неясном свете, и рассеянного взгляда, Элиас выглядел сильным и стройным, как и подобает королю-воину, возвращающемуся с триумфом после успешной осады.

Гутвульф украдкой бросил взгляд на обоюдоострый меч, висевший в ножнах у королевского пояса… Проклятая вещь! Как он желал бы, чтобы Элиас выбросил его в колодец! Что-то зловещее было в нем. Гутвульф знал это точно. Некоторые в толпе явно чувствовали себя неуютно поблизости от опасного оружия, но только Гутвульф достаточно часто бывал в присутствии меча Скорбь, чтобы понять истинную причину их состояния.

Не только меч тревожил жителей Эрчестера. Так же как король, восседавший на коне, незадолго до этого был лишь больным человеком в повозке, так и разгром Наглимунда вряд ли можно было назвать славной победой над братом-узурпатором. Гутвульф знал, что даже вдали от места событий жители Эрчестера и Хейхолта прослышали о странной и жуткой судьбе замка Джошуа и его людей. Даже если бы до них не дошли эти слухи, они поняли бы, что что-то неладно, по подавленному и унылому виду армии, которая, казалось, должна ликовать.

Гутвульф, как и остальные солдаты, испытывал не просто стыд или ощущение потери мужского достоинства. Это был страх, который не удавалось скрыть. Безумен ли их король? Не накликал ли он на них на всех беду? Бог допускал битву, граф это знал, и даже небольшие кровопролития — чернила, которыми писалась Его воля, как сказал один философ, — но, проклятие Узириса! — здесь ведь совсем иное дело, не так ли?

Он снова украдкой взглянул на короля, ощутив холодок внутри. Элиас внимательно слушал своего советника Прейратса, облаченного в красные одежды. Лысая голова священника подпрыгивала у королевского уха, как покрытое пленкой яйцо.

У Гутвульфа была мысль убить Прейратса, но он решил, что будет только хуже — это все равно, что убить егеря, когда его собаки готовы вцепиться тебе в глотку. Прейратс, возможно, единственный, кто сейчас еще может управлять королем, если только, как полагал граф Утаньята, он сам не является той силой, которая ведет короля дорогой гибели, — этот священник, постоянно во все встревающий. Кто знает, черт бы их всех побрал? Кому дано это знать?

Очевидно в ответ на что-то, сказанное Прейратсом, Элиас обнажил в улыбке зубы, оглядывая редкую толпу, приветствующую его, но лицо его при этом не было лицом счастливого человека.

— Я очень зол и не желаю сносить подобную неблагодарность. — Король водрузился на трон из костей дракона, убитого его отцом Джоном. — Ваш король возвращается с войны, приносит весть о великой победе, а его встречает лишь горстка человеческих отбросов. — Элиас скривил губу, уставившись на отца Хельфсена, субтильного священника, который являлся также канцлером Хейхолта. Хельфсен преклонил колена у ног короля, его лысая макушка казалась жалким подобием щита. — Почему мне не было оказан достойный прием?

— Но мы же оказали его, мой лорд, — заикался канцлер. — Разве я не встречал вас у Нирулагских ворот вместе со всеми вашими домашними, оставшимися в Хейхолте? Мы безмерно рады видеть ваше Величество в добром здравии, нас привела в священный восторг ваша победа на севере!

— Мои жалкие подданные в Эрчестере не показались мне ни радостными, ни восторженными, ни почтительными. — Элиас потянулся за своей чашей. Недремлющий Прейратс подал ее, стараясь не расплескать темную жидкость. Король отпил большой глоток и сморщился от горечи. — Гутвульф, ты почувствовал, что королевские подданные выказали нам должное почтение?