Поворот Колеса, стр. 8

Потом, чувствуя себя одинокой чайкой, кружащей над прогулочной яхтой, он пошел дальше.

Саймон точно не знал, который час: то ли после наступления темноты прошло около часа, то ли близилась полночь. Предметы покачивались и расплывались, как это всегда бывает после полудюжины порций вина.

Как бы то ни было, в этот момент время суток не имело особого значения. Что действительно было важно, так это девушка, шедшая рядом с ним. Свет затухающего костра блестел в ее темных волнистых волосах. Как он недавно узнал, ее звали вовсе не Кудрявая, а Улка. Она споткнулась, и он обнял ее, восхищаясь тем, что чувствует тепло ее тела даже сквозь плотную одежду.

— Куда мы идем? — спросила она, потом рассмеялась. Казалось, что на самом деле их маршрут се не особенно заботит.

— Гуляем, — ответил Саймон. Немного подумав, он решил, что необходимо еще прояснить свой плав: — Гуляем вокруг.

Шум торжества позади них превратился в невнятный гул, и на мгновение Саймону показалось, что он снова вернулся на поле боя, на липкое от крови замерзшее озеро… Саймон встряхнулся. Почему даже в эту ночь он должен думать о таких вещах? Он недовольно фыркнул.

— Что? — Улка покачивалась, но глаза ее были ясными.

Они разделили пополам бурдюк с вином, который Саймон получил от Сангфугола. У нее, похоже, было природное умение пить и не пьянеть.

— Ничего, — отрезал он. — Я думаю. Про битву. Сражение. Бой.

— Это наверное было ужасно, — в се голосе звучало изумление. — Мы смотрели на сражение. Верна и я. Мы так плакали!

— Верная ты? — Саймон сверкнул глазами. Она что, издевается над ним? Что это значит?

— Верна. Я сказала «Верна и я». Это моя подруга. Верна, вы же с ней встречались, она такая тоненькая, очень хорошая. Верна. — Улка сжала руку Саймона, восхищаясь его остроумием.

— О, — он счел нужным вернуться к прерванному разговору. Кстати, о чем они там говорили? А, о битве. — Это было ужасно. Кровь. Людей убивали. — Он пытался подобрать слово повнушительнее, чтобы юная женщина поняла, какой кошмар пережал он, Саймон. — Хуже всего, — закончил он весомо.

— О сир Сеоман! — воскликнула она и внезапно чуть не упала, поскользнувшись на замерзшей лужице. — Вы наверное ужасно испугались, да?

— Саймон. Не Сеоман. Саймон. — Он обдумал то, что она сказала. — Немного. Очень мало. — Трудно было не обращать внимания на ее близость. У нее действительно было миленькое личико, круглощекое, темные глаза, длинные ресницы. И губы. Но, однако, почему это она так близко?

Он сосредоточился и обнаружил, что медленно, но верно наклоняется вперед, валится прямо на Улку, как срубленное дерево. Тогда Саймон положил руки ей на плечи, чтобы удержаться от неминуемого падения, и удивился тому, какой маленькой она стала под его прикосновением.

— Сейчас поцелую, — внезапно изрек он.

— Вы не должны, — прошептала Улка, но все-таки закрыла глаза и не стала отодвигаться.

Он глаза закрывать не стал из страха промахнуться и шлепнуться на замерзшую землю. Ее губы оказались одновременно упругими, теплыми и податливыми, как хорошо нагретая постель в холодную зимнюю ночь. Он позволил себе несколько мгновений передохнуть, прижавшись губами к се тубам, в то же время пытаясь вспомнить, делал ли он так когда-либо прежде, и если да, то что ему делать теперь. Улка не двигалась, и они простояли неподвижно некоторое время, дыша друг на друга легким запахом вина.

Довольно быстро Саймон обнаружил, что целоваться — это нечто большее, чем просто стоять, прижав губы к губам, и вскоре ужасы сражения, холод и даже разочарования последней ночи совершенно изгладились из его памяти. Он крепко обнял самое прекрасное на свете существо и притянул девушку поближе, наслаждаясь тем, как быстро она уступает ему, и не испытывая ни малейшего желания прекращать свое занятие всю оставшуюся жизнь, сколько бы она ни продолжалась.

— О-о, Сеоман, — сказала наконец Улка, отрываясь от него, чтобы отдышаться. — Вы можете заставить девушку вконец сомлеть.

— Ммммм, — Саймон снова притянул ее к себе и нагнулся, чтобы ущипнуть губами розовое ушко. Если бы только она была хоть чуточку повыше! — Сядь, — приказал он. — Я хочу сидеть.

Они прошли немного, не разжимая объятий я потому двигаясь неуклюже, словно огромный краб, пока Саймон не заметил упавший кусок каменной кладки подходящего размера. Они сели, в он закутал плащом себя и девушку, а потом снова прижал ее к себе. Саймон не переставал целовать ее, одновременно поглаживая. Как прекрасен был этот мир!

— Ооо, Сеоман, — голос ее звучал глухо, потому что она говорила, угквувшись носом ему в щеку. — Ваша борода, она так щекочется!

— Да, щекочется, а как же?

Саймон не сразу понял, что Улке ответил кто-то другой, а вовсе не он. Юноша в удивлении поднял глаза.

Перед ними стояла фигура, одетая во все белое — куртку, сапоги и брюки. Ночной ветер развевал ее длинные волосы, она насмешливо улыбалась. В се глазах было не больше человеческого, чем у кошки или лисы.

Мгновение Улка смотрела на нее, открыв рот, потом издала тихий писк страха и удивления.

— Кто?.. — Дрожа, она встала с камня. — Сеоман, кто?..

— Я женщина-альф, — сказала сестра Джирики, и голос ее неожиданно стал каменным. — А ты маленькая смертная девчонка… которая целует моего нареченного. Я думаю, мне придется превратить тебя во что-нибудь ужасное.

Улка задохнулась и закричала, теперь уже по-настоящему. Она с такой силой оттолкнула Саймона, что он едва не упал с камня. Распущенные кудрявые волосы, казалось, не поспевали за ней, когда она бегом возвращалась к костру.

Несколько мгновений Саймон оторопело смотрел ей вслед, потом повернулся к женщине-ситхи.

— Адиту?

Она провожала глазами убегающую Улку.

— Приветствую тебя, Сеоман, — Адиту говорила спокойно, но в голосе звучал смех. — Мой брат посыпает привет.

— Что ты здесь делаешь? — Саймон никак не мог осознать, что с ним сейчас произошло. Он чувствовал себя так, словно упал с постели посреди прекрасного сна и приземлился на голову в медвежьей берлоге. — Милостивый Эйдон! А что ты имела в виду, когда сказала «нареченный»?

Адиту засмеялась, сверкнув зубами:

— Я подумала, что это будет неплохим добавлением к Сказаниям о Сеомане Храбром. Весь вечер я пряталась в тенях и слышала, как люди говорят о тебе. Ты убиваешь драконов и владеешь оружием эльфов, так почему бы тебе не иметь и жену-эльфа? — Она протянула руку, взяв его за запястье холодными гибкими пальцами. — Теперь пойдем. Нам о многом нужно поговорить. Потереться лицом об эту маленькую смертную ты сможешь и в другой раз. — Оглушенный Саймон не протестовал, и Адиту повела его назад, к свету костра.

— Только не после этого, я не могу, — безнадежно бормотал он.

2 ЛИСЬЯ СДЕЛКА

Сон Эолера был неглубоким и беспокойным, так что он проснулся сразу же, как только Иэорн коснулся его плеча.

— Что случилось? — Он пытался ощупью найти свой меч, но пальцы без толку шарили по мокрым листьям.

— Кто-то идет. — Риммерсман был явно напряжен, но выражение его лица было странным. — Я не понимаю, — пробормотал он. — Вы лучше вставайте.

Эолер перекатился на живот и поднялся на ноги, застегивая пояс ножен. Луна спокойно висела над Стагвудом, взглянув на нес, Эолер понял, что рассвет уже близок. Что-то странное действительно было в воздухе — граф уже ощущал это. Этот лес, плотным массивом простиравшийся на несколько лиг юго-восточнее Над Муллаха за рекой Баралейн, который эрнистири называли Фиаткойл, был местом, где он охотился каждую весну и совершил первое грехопадение. Он знал его так же хорошо, как собственный дворец. Ночью, когда он заворачивался в плащ, собираясь поспать, оно все еще было знакомым, как старый добрый друг. Но теперь лес стал другим, и Эолер не мог понять почему.

Лагерь шевелился, постепенно просыпаясь. Большинство людей Уле уже натягивали сапоги. Их число почти утроилось, с тех пор как Уле присоединился к Изорву — по окраинам Фростмарша скиталось много бесприютных людей, которые были счастливы присоединиться к любому хорошо организованному отряду, куда бы он ни направлялся — и Эолер сомневался, что теперь им могло угрожать что-либо, кроме основных частей армии Скали.