Ассистенты, стр. 62

— Ч-что тебе здесь нужно?

— Я должен с тобой поговорить.

— Джеб, думаю, тебе лучше уйти.

— Пожалуйста, дай мне две минуты. Это все, о чем я прошу!

Она пристально смотрит на меня, словно дает мне время. И я, запинаясь, начинаю говорить:

— Эшли, прости, что не сказал тебе правду! Ты не представляешь, как мне жаль! Я давно хотел все рассказать и даже уже пытался. Но не мог собраться с духом, потому что боялся потерять тебя. Ты все, что у меня осталось в жизни.

— И ты надеешься, что я поверю ? Думаешь, смогу доверять тебе? Я рассказала тебе интимные подробности своей семейной жизни, говорила о чувствах, мечтах и надеждах, а ты посмеялся надо мной!

Нет, Эшли, все совсем не так. Для меня это никогда не было смешным. Я в жизни не был так серьезен! — Хочу сказать ей о своей любви и не смею. — Возможно, ты никогда не сможешь меня простить, но я не виню тебя за это. Просто знай, что последние недели, когда мы встречались, те часы, что я провел рядом с тобой, — лучшее время в моей жизни!

Я не жду ответа, не хочу давить на нее. Поворачиваюсь, ухожу к машине и уезжаю, изо всех сил стараясь не смотреть в зеркало заднего вида и не плакать — неизвестно, чего я хочу сильнее.

Приезжаю в свою отвратительную маленькую квартирку, такую душную, что невозможно дышать. Ложусь на кровать и молюсь, чтобы зазвонил телефон. Но он не звонит. Я начинаю дремать, мне снятся кошмары, я просыпаюсь и пишу стихотворение:

И, словно в ответ, раздается телефонный звонок. Беру трубку:

— Алло?

— Это Эшли.

— Эшли! — У меня перехватывает дыхание.

— Джеб, ты должен объясниться. Я хочу знать правду и услышать все с самого начала.

И я рассказываю ей всю правду, а час спустя уже еду к отелю «Каса дель Map», где в комнате 682 меня ждет Эшли.

Она открывает дверь, и мы смотрим друг на друга, как мне кажется, целую вечность. Потом она распахивает руки, и мы целуемся.

Немного позже, обнаженные, мы оказываемся в кровати и предаемся любви. Я даже не буду описывать свои чувства. Я словно впервые в жизни занимаюсь любовью. И дело вовсе не в гормонах! Два тела, двигаясь в унисон, сливаются в единое целое.

Не знаю, может ли простой смертный вынести столько счастья.

ГРИФФИН

Я принял решение и направляюсь к Тревису каяться в своих грехах.

Кейша и Тревис сидят в гостиной вместе с Ленни. У двери стоят две сумки. Обстановка очень грустная.

— Кое-кто уезжает? — киваю я на сумки и морщусь, понимая, что, как Джонни, сказал «кое-кто».

— Нет, — говорит Кейша. — Ленни только что вернулся.

— Тебя не было в городе? — спрашиваю я.

— Ты слышал о том, что произошло? — игнорирует он мой вопрос.

— Да, Кейша рассказала мне, что ее уволили. Надеюсь, вы скоро передумаете. Она потрясающий человек!

— Мы не об этом.

И Тревис рассказывает абсолютно невероятную историю. Признаюсь, мне не верится, что пельмень, выскочивший у него из горла, пролетел через всю ванную комнату и вдребезги разбил зеркало.

— Потрясающая история!

— А ты-то зачем приехал? — интересуется Ленни.

— У меня тоже есть своя история…

Я открываю портфель, достаю оба контракта Тревиса — настоящий и поддельный — и объясняю, как это сделал. Потом отдаю им подписанное мной письменное признание в том, о чем только что поведал. И прошу их отказаться от сотрудничества с Джонни, потому что с этим человеком не стоит иметь дело.

— Я догадывалась, что что-то не так, — замечает Кейша. — Джонни с утра оставил уже два сообщения. Хочет немедленно говорить с Тревисом и Ленни.

— Значит, он больше не мой менеджер? — уточняет Тревис.

— Нет, не твой. У тебя нет обязательств ни перед кем, кроме самого себя.

— Для чего ты рассказываешь нам об этом? — задает вопрос Ленни. — Только говори правду, парень!

— Я ужасно себя чувствовал, — признаюсь я. — Джонни угрожал меня уволить, а я не хотел снова оказаться на улице, особенно после того, как принес ему в жертву три года жизни. Поэтому в минуту слабости принял неверное решение.

Ленни, естественно, приходит в ярость от моего поступка и кричит, что я козел и он возненавидел нас с Джонни с самого первого дня, едва увидев, и все в таком роде.

— Мне очень жаль. — Вот и все, что я могу сказать.

Неплохая мысль, — вдруг замечает Ленни. — Ты стоишь тут, раскаивающийся и несчастный, а я, преисполненный благодарности, уговариваю братишку подписать с тобой контракт. И все потому, что ты напортачил, но потом во всем признался. И естественно, с этого момента ты начинаешь великолепно работать.

— Не совсем так. Я ухожу из этого бизнеса.

— Полная чушь!

Тревис просит Ленни оставить меня в покое. Говорит, что они должны благодарить меня и радоваться удачному стечению обстоятельств. А потом туманно намекает на какой-то «ослепляющий белый свет».

— Ленни, я действительно ухожу и уже оставил заявление на столе Джонни.

— Чем же ты собираешься заниматься? — спрашивает меня Кейша.

— Даже не знаю, ведь я всегда хотел быть продюсером и, наверное, когда-нибудь им стану. А пока размышляю, не открыть ли зоомагазин.

— Ты разыгрываешь меня, черт возьми?! — кричит Ленни.

— Нет. Во время учебы в средней школе я подрабатывал в зоомагазине и много знаю о животных и рептилиях.

— Правда? — приходит в восторг Тревис. — Мне всегда хотелось иметь ящерицу с вращающимися глазами.

— Это хамелеон, — поясняю я. — За ними не так просто ухаживать. Лучше завести бородатую ящерицу.

— Мне стоило бы сдать тебя полиции, — резко прерывает нас Ленни, устав слушать про ящериц.

— Я не стал бы тебя винить. Но лучше бы ты этого не делал.

— Лен, остынь, — просит брата Тревис. — Оставь меня в покое.

— Мне очень жаль, что все так случилось, — говорю я. — Но теперь вы по крайней мере освободились от Джонни.

— А как насчет Блума? — спрашивает Ленни.

— Его я тоже не слишком люблю. Он недальновидный и не чувствует хороший материал. И дело не в сумме, которую он указывает на чеке. Иногда лучшее предложение исходит от того, кто платит последним.

— Ты ведь не собираешься уезжать из города? — спрашивает Кейша, провожая меня.

— Нет, конечно. Я позвоню тебе. Должен же кто-то время от времени кормить меня ужином.

— Слушай, Гриф, ты всегда мне нравился, — говорит Тревис. — Не забывай нас.

— Спасибо. Увидимся. И удачи тебе!

— Прости, что меня вырвало тогда в твоей машине.

— Да ладно!

Сажусь в машину, где и через четыре месяца после того случая все еще воняет, несмотря на то что салон мыли трижды. Я направляюсь к Барту. Несколько раз ловлю враждебные взгляды чернокожих, но они меня не волнуют. Сейчас я чувствую себя лучше, чем все предыдущие месяцы. Мне кажется, я могу победить чемпиона Всемирной федерации борьбы Стива Остина по прозвищу Холодный Камень.

Нажимаю на звонок и слышу слабый голос Барта из-за двери:

— Кто там?

— Это я, Гриффин.

— Гриф, — не сразу откликается он, — сейчас не самое подходящее время.

— Я ненадолго.

— Может, позвонишь мне позже?

— Нет, — настаиваю я, — сейчас. «Позже» не будет.

Он молчит. Прижимаю ухо к двери:

— Барт, все в порядке?

— Не совсем.

— Барт, пожалуйста, впусти меня.

Он возится с замком, цепочкой, и дверь со скрипом открывается. Барт отворачивается, но я замечаю, что его левый глаз распух и заплыл, а кожа приобрела характерный оттенок.

— Господи! Что случилось?

Я захожу внутрь и уже собираюсь продолжить расспросы, но замечаю Джонни, сидящего на замызганном диванчике в комнате. Он поднимает на меня глаза и мерзко улыбается. Я в шоке, и у меня на это есть несколько причин. Во-первых, он оказался здесь. Во-вторых, он узнал адрес Барта и предпринял это путешествие. И в-третьих, он сидит на этом диване в костюме стоимостью три тысячи долларов.