Лишенные веры, стр. 22

Все было серым – то есть то, что не было матово-черным, как «хай фай» от «Нэд», или серебряным, как мебель от Рона Эреда. Все строго в одном стиле. Когда я видел Дебби в последний раз, она рассказывала, как сильно они с Шоном хотят обзавестись семьей. Так вот, ребенок в эту квартиру не вписывался. Вы чувствовали неловкость, даже просто сидя здесь.

– Дебби? – переспросил Шон. – Господи, а какой сегодня день? Среда? Разумеется, на аэробике!

Когда Шон сильно тревожился, в его речи появлялся провинциальный ирландский акцент. Думаю, он делал это, чтобы разрядить обстановку. Старался, как мог. Сказал нам свалить куртки «где-нибудь», а потом, выждав несколько секунд, поднял их и запихнул в буфет. Открыл пиво, выдал каждому по изящной матово-черной подставке для пивных банок и заказал еду в индийском ресторанчике. А потом сел и попросил рассказать, что произошло.

К концу нашего рассказа пора было отправляться за едой. Джеки осталась перед догадайтесь-какого-цвета телевизором. Как только мы с Шоном вышли на улицу, он повернулся ко мне и сказал:

– Господи, Джефф, мне очень жаль. – Что?

– Джефф, это все из-за меня. Нельзя было оставлять вас работать там совсем без охраны.

На секунду я остановился, совершенно ошарашенный.

– Шон! О чем, черт побери, ты говоришь?

– Вот дерьмо! – ответил он. – Слушай, давай зайдем сюда на минутку, – и кивнул на бар через дорогу. – Я все тебе расскажу.

Так мы и сделали, и Шон сдержал свое обещание.

– Слушай, – начал он, – знаешь, хотя, наверное, ты не знаешь, но, в общем, шесть лет назад я выкупил аренду. Выкупил у шайки бедолаг из Сохо, которые хотели открыть подставной книжный, а наверху – бордель. Только муниципалитет решил, что не допустит разврат в Ковент-Гарден, даже если это всего лишь временно. Поэтому эти бедолаги попали в тупик: у них был магазин, но они не знали, что с ним делать. И они продали мне его за бесценок. Теперь же все изменилось, с рынком и с туристами, и в самом скором времени помещение в Ковент-Гардене будет стоить целое состояние.

Шон прервался и стукнул по столу своим «бушмиллс».

– В общем, пару месяцев назад ко мне явился один из землевладельцев. Минто. Томми Минто. Поинтересовался, как идут дела. Сказал, что если какие-то проблемы, они с радостью купят у меня аренду. Я не обратил на него особого внимания, сказал, что все хорошо, спасибо. А потом произошло несчастье с Невиллом. Ну, подумал я, это всего лишь одна из этих ужасных случайностей. Только две недели спустя мистер Минто вернулся. Сообщить, что он очень расстроился, услышав про «несчастный случай», вот как он это назвал.

«Мистер О'Малли, – говорит этот мешок дерьма, – я так переживал, узнав о вашем несчастном случае. Какой ужас. Мама чертова миа, так сказать», – а потом спрашивает, этот гребаный итальянский ублюдок, спрашивает, не передумал ли я.

«Передумал насчет чего?» – говорю.

«Насчет нашего предложения, – отвечает. – По поводу аренды».

– Скажу честно, Джефф, я выволок его чуть ли не за уши. Только тогда я не думал, что это он убил Невилла. Просто решил, что он хочет воспользоваться ситуацией. Теперь же… теперь…

Я едва удержался, чтобы не сказать Шону, что это почти смешно, что я тоже считаю произошедшее своей ошибкой. Но впервые в жизни мой мозг опередил язык, и я понял, что не стоит сообщать моему боссу про свои шантажистские похождения. Однако мое лицо неудержимо расплывалось в улыбке. Я только сейчас осознал, как сильно на меня давила смерть Невилла. И мысль о том, что, быть может, я не имею к ней никакого отношения, была, ну, освободительной, что ли.

Тем не менее я направил мое облегчение в русло того, что, надеялся, сойдет за «не дадим ублюдкам запугать нас» – и Шон тоже немного повеселел. Наверное, он ожидал услышать от меня различные «добрые» определения – и, оглядываясь в прошлое, не без причины.

Когда мы вернулись домой, атмосфера напоминала морозильную камеру. Дебби действительно была неплохой девчонкой, и в последующие годы я встретил немало людей, по сравнению с которыми она выглядела настоящей матерью Терезой, но тогда она казалась мне самой отъявленной карьеристкой из всех, что я когда-либо видел.

История происхождения Дебби быстро обросла загадками и предположениями, хотя, по словам Шона, ее родители были евреями из рабочего класса, с собственным небольшим скобяным делом в Лейчестере. Только от них в ней ничего не осталось. Может, следы их борьбы сквозили в обхаживании любого, кто мог помочь ее карьере, и безоговорочном неприятии всех остальных – включая большинство друзей и служащих Шона. Может, если бы она училась в Родене, или в Сент-Поле, или даже в Кэмден-Гёрлс, то ей не пришлось бы так себя вести. Но она не училась – и вела себя соответственно. Судите сами: она оказалась первым встреченным мной человеком, у которого был филофакс [102]!

– О, Шон, – сказала она, когда мы ввалились с нашими картонными коробками, – а я думала, мы договорились!

– Договорились о чем, любимая?

– Ну, как же, не есть на этой неделе мяса! Ведь это мясом пахнет?

– Э-э-э, ну, да, верно, но, не знаю, сказала ли тебе Джеки, сегодня на магазин снова напали. Точнее, на Джеффа.

Эти слова, к моему вящему облегчению, вызвали не прилив симпатии ко мне, а поток неприязни к Шоновому образу жизни. Дебби не любила магазины записей, но магазины подержанных записей она просто ненавидела. Сама мысль о подержанных вещах вызывала у нее тошноту, и она вечно пилила Шона, призывая его перейти на торговлю более уважаемыми предметами: маленькими черно-хромовыми штучками, или дизайнерской одеждой, или чем-нибудь в этом роде.

Мы не стали задерживаться. Поели, и Шон вызвал нам с Джеки миникэб. В одиннадцать я был дома, и через пять минут уже спал, почувствовав кошмарное возвращение пережитого, не успела моя голова коснуться подушки.

Дурные сны, естественно. Дурные сны.

17. ДЖЕФФ ИГРАЕТ В ПУЛ

На следующий день была пятница. Шон сказал, что я могу не ходить на работу. В любом случае, это оказался мой выходной. И я направил все свои силы на то, чтобы делать как можно меньше. Встал около полудня, дошел до магазина на углу, купил пакет апельсинового сока и парочку самосас. Вернулся в кровать. Смотрел детские развлекательные программы и мыльные оперы. Повидал Мака, который сообщил, что суд назначен на понедельник, и выглядел искренне озабоченным. Оставил его наедине с этим. Спал. Очередные дурные сны.

В субботу я отправился в магазин. Не в Ковент-Гарден – Шон решил закрыть его на несколько недель, пока не решит, что делать – а в Кэмден, где бок о бок со мной работали сотни людей и не меньше полумиллиона проклятых туристов все время толклись в магазине. По крайней мере, по субботам.

Это был тот неуловимый момент, когда Кэмден-Таун уже пребывал на гребне изменений, но еще не превратился в полностью оперившуюся интернациональную молодежную зону. В рабочие дни он походил на любую городскую улицу: несколько дешевых супермаркетов, овощные и фруктовые лавочки, пекарни, книжные, «Жареный цыпленок из Кентукки» и кинотеатр, магазин бытовых приборов, ремонт телевизоров и тому подобное. По выходным же там бывали рынки: старый рынок возле танцзала «Дингуоллс», рядом с каналом; новый рынок по соседству с «Электрическим балом»; и пара блошиных рынков к северу, в сторону «Кормовой рубки». По субботам и воскресеньям местные отходили в тень, их сменяли студенты и субкультурные личности сомнительного происхождения.

Первую половину дня я провел в рок-отделе, и все было о'кей, даже несмотря на то, что первым моим клиентом оказался мужик с защитным шлемом, один из самых неприятных местных чудаков. Этот джентльмен средних лет всегда появлялся с незажженной самокруткой, прилипшей к углу рта, и в защитном шлеме на голове. Он прямиком направлялся к уцененным записям и при покупке руководствовался одним простым критерием: покупал только те, на обложках которых красовались скудно одетые женщины. Что было очень печально и вызывало желание поинтересоваться, обращал ли он когда-нибудь внимание на огромный ассортимент на верхних полках газетных киосков. Зато он являл собой исключение, подтверждающее классическое правило. Правило состоит в том, что, невзирая на широко распространенное среди администраторов звукозаписывающих компаний мнение, секс-обложки определенно отпугивают покупателей. Среднестатистическому покупателю, желающему полуголых девочек – каким бы тупым он ни был, – обычно хватает мозгов купить выпуск «Сан», а не запись. Что делает людей в защитных шлемах основной клиентурой звукозаписывающих компаний, а такие, как он, редко в своей жизни платят за альбом больше одного фунта.