Старшие Арканы, стр. 10

Он зачерпнул немного земли и снова бросил на стол.

— Вполне. Хоть цветы сажай.

— Тогда, — в голосе Нэнси пробились истерические нотки, — позови Агнес, пусть она уберет здесь.

— Потрогай, — предложил Генри, — подержи в руках, убедись, что она настоящая.

— Ни за что! — воскликнула Нэнси. — Генри, я прошу тебя — позвони. Я хочу посмотреть, как Агнес соберет ее в ведро. Это лучшее доказательство.

Явилась Агнес с ведром и быстро навела в комнате порядок. На лице служанки отразилось только легкое недоумение и недовольство. Понятно, не ее это дело, чем занимались мисс Нэнси и молодой человек, но результат — вот он, — грязь на обеденном столе. Агнес протерла столешницу и удалилась. Нэнси замерла в кресле, и в комнате надолго повисла тишина.

Наконец девушка шевельнулась и посмотрела на Генри.

— А теперь рассказывай, — потребовала она. Он стоял, прислонившись к каминной полке и поглядывая на нее сверху вниз.

— Я уже все рассказал тебе. Все в мире взаимосвязано; некоторые связи видны лучше, другие — хуже. Между этими картами, — Генри показал на кожаный футляр, — и природными проявлениями существует очень тесная связь…

Она перебила его.

— Да, дорогой, можешь не объяснять. Просто скажи мне еще раз то, что ты говорил про ветер, и про все остальное.

— Земля, вода, воздух и огонь, — начал Генри. — Денарии, чаши, жезлы, мечи. Когда руки знающего человека встречаются с картами, карты оживают…

Она поглядела на свои руки, лежащие на коленях.

— И руки могут это сделать?

— Они могут все, — сказал Генри. — Они обладают силой.

— Но зачем тогда карты?..

Молодой человек улыбнулся. Нэнси вдруг потянулась к нему, он наклонился и нежно взял ее за руки. Движение захватило ее, но все-таки это она поднялась с кресла, а не он склонился к ней. С минуту, пока он шептал какие-то милые пустяки, голос его не покидала радостная энергия, а когда он, наконец, медленно отпустил ее, движение чем-то напомнило Нэнси мастера, который убирает драгоценный инструмент до той поры, пока он не понадобится снова. Генри не спускал с нее глаз — так проверяют, в порядке ли сложное и тонкое устройство, не пострадало ли оно в ходе эксперимента, для которого, собственно, и было предназначено.

Нэнси поправила волосы и снова села.

— В следующий раз я лучше подготовлюсь.

— А будет следующий раз? — поинтересовался он. Нэнси серьезно смотрела на него.

— Если захочешь. Если тебе нужна моя помощь, я готова. Но в следующий раз, пожалуйста, сначала расскажи мне побольше. Почему это вообще происходит?

— Почему — не знаю, — ответил он, — зато знаю, как. Эти карты связаны с одной… хм, вещью, которую я покажу тебе на Рождество, и связаны с… нет, тут словами не объяснишь… скажем, с Танцем.

— С танцем? — удивилась Нэнси.

— Это не обычный Танец, нет, лучше сказать: это намного больше, чем Танец, — ответил Генри. — Сама увидишь. Земля, огонь, ветер, вода — и Старшие Арканы. Когда они вместе с картами, открывается путь к всеведению, к предсказанию будущего. Ах, Нэнси, если ты увидишь то же, что вижу я, и захочешь того же, чего я хочу, перед нами откроется Путь! Если его вообще можно найти, то только так. — Он порывисто подошел к ней. — Руки! воскликнул он. — Руки — это все, ну и еще то, что стоит за ними. Надо ощутить в себе ритм: дай мне — и возьми.

Ее увлекла пылкость, с которой он говорил сейчас.

— Что ты собираешься делать? — спросила она, краснея.

— Кто знает? — ответил он, еще крепче сжимая ее пальцы и взмывая на крыльях собственной громадной мечты. — Творить!

Глава 4

КОЛЕСНИЦА

Перед Рождеством Генри вызвался сам отвезти семейство Кенинсби в дом своего деда. М-р Кенинсби решил уделить пребыванию в гостях неделю, и это вполне устраивало Генри: за неделю-то наверняка удастся совершить задуманное. Странный эксперимент, который проделали они с Нэнси, окрылил его — девушка оказалась прекрасным инструментом для достижения желанной цели. О том, как отразился этот случай на Нэнси, судить было трудно: она больше не заговаривала о картах и в последние дни стала молчаливее, чем обычно. Впрочем, у Генри в это время было столько дел, что некоторое похолодание в их отношениях вполне можно было списать на его занятость.

Внешне все оставалось по-прежнему. Только Си-бил замечала, что Нэнси приуныла, хотя и не хочет этого показывать. Но из всей семьи одна Сибил понимала, как часто люди изображают вовсе не то, что чувствуют, сколько слоев приходится снимать с человека, прежде чем доберешься до его сути. Издавна она привыкла наблюдать за окружающими. Ничем не выдавая своего интереса, она тем не менее зорко отмечала, как в душе племянницы поверх страсти, которую обычно называют любовью, раскинуло крылья какое-то новое переживание.

М-р Кенинсби и не догадывался, насколько близок был к истине, когда обвинял Сибил в безответственности, приравнивая ее к Нэнси. Они были схожи по душевному строю, а несходство характеров объяснялось разным жизненным опытом. Нэнси еще не испытала всех тягот ответственности, этого жернова на шее, от которого человек стремится избавиться всеми силами; этой задачи, имеющей единственное решение — предоставить решать ее Творцу; этого ярма, которое, однажды взвалив на себя, человек привычно влачит всю жизнь.

Сибил давно познакомилась с этими веригами, отказалась от них, и теперь, освобожденная любовью, куда более полной, чем чувство Нэнси, улыбалась юной неофитке, пытавшейся разглядеть сквозь туман собственной невинности итог разыгрывающейся мистерии.

Вот и сейчас Сибил, стоя на ступенях дома, спокойно улыбалась Генри, в нетерпении похлопывавшему по дверце машины. Нэнси поспешно завершала сборы где-то в недрах дома. М-р Кенинсби давал по телефону последние инструкции своим заместителям. Ральф уехал рано утром, а сейчас уже далеко перевалило за полдень; погода выдалась холодная и ясная.

— Позвольте поблагодарить вас за то, что вы еще и везете нас, Генри, — сказала Сибил.

Он ответил учтиво, но при этом в голосе прорвалось нетерпение.

— Мне это только в удовольствие, тетя Сибил. Вы позволите мне вас так называть?

Она любезно наклонила голову, но в глазах прыгали чертенята.

— Это ради Нэнси или ради меня?

— Ради нас всех, — ответил Генри. — Между прочим, вам говорили, как трудно вас понять? Вы упорно избегаете лишних движений…

— Как Симеон Столпник? — уточнила Сибил. — Неужто я приросла к столбу между небом и землей? Экое нечеловеческое зрелище!

— В вас действительно есть что-то нечеловеческое, — кивнул Генри. — Вы — воплощение всех добродетелей, но стоит присмотреться — и чудится что-то грозное.

— Увы мне! — воскликнула Сибил. — А я-то думала, что в наши дни незамужняя тетка — вполне привычное явление! Старая дева — эка невидаль!

— Дева… — повторил Генри и резко оборвал себя. Минуту поразмышляв, он заговорил снова, но теперь уже с удивлением. — Вот, в этом, пожалуй, все и дело. Вы — странное создание, вы действительно Дева, в вас — тайна владения собой.

В ответ Сибил рассмеялась так же радостно и непринужденно, как нередко смеялась Нэнси.

— Генри, дружочек, много ли вы знаете о старых женщинах?

— Достаточно, чтобы понять, что вы не из их числа, — сказал он. — Тетя Сибил… Хм, даже ваше имя подтверждает это. Вы — чудо девственности из круга Зодиака.

— Вот так комплимент! Если бы не шуба, я бы сделала реверанс. Вы заставляете меня позавидовать возрасту Нэнси — ну, хотя бы на один вечер.

— Пожалуй, я вам не поверю. Вам решительно нечему завидовать. У вас все есть, — сказал Генри.

Договорить они не успели, потому что в этот момент появился м-р Кенинсби, подгонявший Нэнси. Он собственноручно запер двери, после чего все, наконец, спустились к машине, и полисмен на мостовой отдал честь м-ру Кенинсби.

— Добрый вечер, добрый вечер, констебль, — проговорил Кенинсби. — Уезжаем. Такие вот дела. Веселого вам Рождества.