Иные Миры, стр. 47

– Осенью 1926 года в субботний вечер (около 19 часов) в Управление милиции г. Киева поступило телефонное сообщение от начальника райотдела милиции, что в одном из домов, находящемся в Саперной слободке, происходит что-то непонятное, имеет место самопроизвольное передвижение предметов, и он просит срочного приезда представителей милиции.

Прибыв на место, мы увидели очень большое скопление народа вокруг двора деревянного дома (во двор милиция людей не пускала).

Войдя в дом, начальник райотдела милиции доложил, что в его присутствии имело место самопроизвольное передвижение предметов, как, например, чугунков и дров в русской печке, медного кувшина, стоявшего на мраморном умывальнике, и других. Кувшин оказался приплюснутым внутри умывальника.

Случай, как для меня, так и для других работников милиции был настолько несуразным, что поверить было трудно. Стали тщательно осматривать кухню, комнаты – нет ли каких-нибудь тонких проволочек, которыми можно было бы незаметно передвинуть кастрюли и другие предметы, но ничего не обнаружили. В доме, кроме хозяйки квартиры (возраст около 50 лет), ее взрослого сына и квартирантки – жены инженера Андриевского (возраст 30-32 года), была еще хозяйка дома (возраст более 50 лет). Уже когда я сидел в столовой этой квартиры – продолжал вспоминать инспектор уголовного розыска – при мне слетела на пол медная (из снарядной гильзы) кружка с водой. Так как мы – представители власти – никак не могли объяснить народу и себе это «происшествие», но боялись, что среди собравшегося населения могут быть серьезные инциденты, поскольку одни считали, что это «чудо», а другие доказывали, что это шарлатанство. Я был вынужден пригласить с собой в гормилицию знакомую хозяйки дома – соседку, которая, как тогда казалось, влияла на всю эту «историю». Тем более что она меня как бы с угрозой предупредила, чтобы я осторожно сидел за столом в столовой, иначе может упасть люстра. В ответ мною ей было заявлено, что люстра не упадет (и не упала).

За ее приглашение в гормилицию я в понедельник получил соответствующий нагоняй от прокурора г. Киева.

Но я был удовлетворен тем, что после моего отъезда с этой женщиной в доме на Саперной слободке воцарилось спокойствие. Однако через какой-то промежуток времени при посещении указанной соседкой этого дома и встречи ее с Андриевской опять предметы стали «прыгать». Этим происшествием в г. Киеве, насколько я помню, занимался профессор Фаворский…

Рассказ инспектора уголовного розыска интересен не только описанием феномена, но и тем, что против полтергейста применялись те же методы, посредством которых пытались тогда в Советской России решать все проблемы: милиционеры оцепили дом, устроили в нем обыск; начальник (очевидно, чтобы поразить или напугать невидимого врага) принимается стрелять в стену; и в довершение всего присутствовавшая женщина, по сути, первая попавшаяся, была арестована, а затем передана в ГНУ.

Безусловно, эта сторона дела характеризует скорее политические нравы эпохи, нежели сам предмет нашего разговора, но подчеркну главное – и тогда, шестьдесят лет назад, милиция, исчерпав все свои средства, сделала единственное, что ей оставалось, – передала непонятное это дело в ведение науки. В данном случае – Институту судебной экспертизы.

Что касается попыток самой милиции решить проблему своими средствами, то делается это в системе присущих ей реалий – т. е. ставится задача найти виновного и уличить его. Такой обвинительный уклон не должен удивлять, если принять во внимание саму направленность этой организации, а отсюда и неизбежные психологические стереотипы людей, работающих в ней.

Такой обвинительный уклон присутствует почти в каждом деле о полтергейсте, когда пострадавшие рискнули пригласить на помощь милицию. Не оказалась исключением и семья Рощиных, живущих в деревне Никитской, под Клином, недалеко от Москвы.

Мальчик не виноват

Все началось (зимой 1986/87 г.) с того, что нечто странное стало происходить с электричеством. По нескольку раз в день его стали отключать автоматические пробки-предохранители. Иногда это происходило так часто, что Рощины предпочитали обходиться без электричества и проводить вечера при свечах, как их предки. Так было спокойнее. Тем более что временами без всяких причин счетчик сам по себе начинал вдруг бешено вращаться, насчитывая совершенно необъяснимые, незаконные, но тем не менее обязательные к уплате рубли. По словам местного прокурора:

– За электроэнергию обычно семья Рощиных платит около полутора рублей в месяц. А за февраль, когда выбивало пробки и бешено крутился счетчик, они уплатили сорок три рубля.

Еще раньше, примерно за месяц до февраля, когда полтергейст особенно разбушевался, Рощиным пришлось заплатить за месяц еще больше – 96 рублей.

Но оказалось, все это было только прелюдией.

Как и в других подобных же ситуациях, в доме сами собой стали передвигаться предметы. С места на место перелетали сковородка, сахарница, электробритва.

Потом внезапно начали падать тяжелые предметы: кувыркался стол, лег на бок холодильник со всем, что было в нем, сами по себе вдруг сползли и рухнули на пол верхние половины сервантов.

Чтобы уберечь телевизор, цветной, последней марки и купленный недавно, его завернули в одеяло, отнесли подальше от дома и положили на дороге прямо на снег.

Человеку, привыкшему жить в мире социальной защищенности, трудно представить себе существование в доме, где поселился полтергейст.

– Кошка ли прыгнет, стукнет где-то – мы уже пугаемся, опять, что ли, все началось? Пока у нас тихо, – рассказывал хозяин дома, семидесятилетний Михаил Рощин, в дни временного затишья. – Тех ужасов, которые мы пережили, больше нету. А тогда выбивало пробки. Не раз откручивался водопроводный кран и хлестала вода. Убытков мы не подсчитывали, никто их нам не возмещал. Новые стекла, конечно, вставили. Обои испорченные переклеивали. Были разбитые цветочные горшки, стекла в шкафу, который упал на кухне…

Решив, очевидно, что пространства дома для него недостаточно, полтергейст стал выбрасывать вещи за его пределы. Из комнаты вылетела сахарница и, перелетев через кухню, пробила окно и вылетела наружу. Через минуту тем же путем отправился молоток, склянка с синькой.

Когда отчаяние обитателей дома перешло, наконец, все пределы, жена хозяина Анна Петровна решилась позвонить в милицию. Что еще оставалось делать им, кого было звать на помощь? Дежурный, услышав ее жалобы, расхохотался. Он искренне полагал, что старушка, позвонившая ему, решила его разыграть.

– Вам смешно, – расплакалась она. – А мы вещи выносим!

Убедившись, что с ним не шутят, встревоженный дежурный тут же по тревоге поднял наряд милиции. При виде патрульной машины, которая, включив сирену, мчалась по проселочной дороге, кому из встречных могло бы прийти в голову, по какому странному вызову спешат эти облаченные в официальные мундиры, вооруженные люди. Прибыв на место, группа тут же приступила к делу. Но сколь ни необычно и непохоже на другие оказалось это дело, сила стереотипов, выработанных многолетней практикой, оказалась сильнее. Вот почему первое, что сделали они, едва войдя в дом, это тщательно и привычно обыскали его от чердака до подпола. Искали они, однако, не таинственную силу, производящую беспорядок в доме и увидеть которую все равно было бы невозможно. Объект их поисков был куда реальнее и прозаичней – самогонный аппарат. Окажись он в доме, и все происходившее в нем тут же получило бы в глазах милиции полное объяснение. Ясное дело, если есть самогон, значит, хозяева пьют без просыпу и им покажется, что холодильник не то что падает, а под балалайку пляшет! А если так, то оштрафовать их, и все, чтобы впредь неповадно было!

Но на этот раз удача обманула милицию. Ни самогона, ни аппарата для изготовления его в доме не оказалось. Впрочем, следователь А. Редькин, которому начальство не иначе как в наказание за что-то поручило это неблагодарное дело, не терял надежды. Нужно поговорить с людьми, односельчанами, соседями Рощиных. По опыту он знал, кто-нибудь да таит на них зло или обиду. Кто-нибудь да даст ему ниточку, которую он искал и потянув за которую можно будет вытянуть все дело.