Великое Предательство:Казачество во Второй мировой войне, стр. 78

Англичанин спросил, как же отделить старых эмигрантов от новых, если у них нет документов. Комиссар ответил, что он определит и без документов. Он просил построить полк и вызвать старых эмигрантов.

Семенов это выполнил. Вышло около двухсот человек.

К ним подошел комиссар и, внимательно посмотрев в глаза правофлангового, спросил, откуда он. Тот уверенно ответил, что из Белграда.

Комиссар подошел к следующему. И этот, на его вопрос ответил, что из Белграда.

— Откуда? — повторил комиссар, глядя в упор на спрашиваемого. Последний ответил, но менее уверенно:

— Из Белграда.

— Откуда? — спросил комиссар еще строже.

— Из Ростова, — ответил спрошенный.

Поймав, таким образом, еще двух-трех человек, комиссар обратился к стоявшим перед ним и предложил новым эмигрантам отступить назад.

— Все равно, я разберусь кто из вас откуда, — добавил он.

После этих его слов в строю остались лишь старые эмигранты и среди них только два-три, выдержавших взгляд чекиста. Затем он обратился к англичанину и сказал:

— Как видите, — мне документы не нужны!

Полковник Семенов отмечает, что действительно, под тяжелым взглядом чекиста, Люди терялись.

В. Г. Науменко

Письмо протопресвитера о. Михаила Польского (от 9 июня 1959 года)

Глубокоуважаемый и дорогой Вячеслав Григорьевич.

Представители русской колонии в Лондоне по предложению английского офицера-переводчика при лагере командировали меня в лагерь для совершения богослужения.

Лагерь был многочисленный, советских офицеров (военнопленных) было человек сорок в отдельном бараке. Английский офицер водил меня по баракам и на кухню. Меня поразил стол. Они имели то и в таком количестве, чего не имели обыватели англичане.

— Почему такая роскошь? Офицер мне сказал:

— Администрация решила, что перед отправкою на советскую родину пусть вспоминают добром Англию.

Горы масла, туши ветчины, не говоря о прочем. Никого на кухне и возле, кроме русских. Они все это тащат, раздают, готовят на кухне.

Я окружен был тоскующими ребятами и взрослыми мужами-солдатами. Разговор был один: «Неужели отправят в Россию?»

Я не знал, что говорить. Советовал просить, подавать петицию, высказывал разные предположения.

Делали спевку перед службою. Все знают, отлично поют. Среди поющих был советский офицер, который очень тосковал и следовал за мною по пятам, говоря все о том же — о спасении от репатриации.

Не желая нарушать лагерный порядок, я назначил литургию рано, до начала обычной лагерной жизни. Огромный барак был переполнен. Позади всех — советские офицеры, видимо из любопытства.

Исповедовал человек семьдесят наскоро. Пели дружно и с большим подъемом. Но дальше произошло самое затруднительное для меня: причащаться стали поголовно все (кроме разве [бывших советских] офицеров), конечно, и мой офицер причащался.

Я не смог отказать неисповедывавшимся, не решился объяснять теперь, но остановился на мысли, что пусть люди готовятся к смерти, к своим новым испытаниям. Святых даров едва хватило с последней каплей.

Я привез для солдат несколько музыкальных инструментов и порядочно книг (беллетристику), о чем просили нас заранее. Нужно для тоскующих лагерников.

Потом оказалось, что библиотеку просмотрели офицеры-приемщики из внелагерного надзора и много книг «контрреволюционных» изъяли.

Погрузка на пароходы происходила потом под охраною английских войск. Тот же английский офицер рассказывал мне эту историю. Советские офицеры кого-то из своих товарищей во время пути выбросили за борт.

В Одессе в одних гимнастерках их выстроили на набережной и увели. Больше никто их не видел (английский офицер, провожавший протопресвитера по лагерю и рассказывавший ему о прибытии в Одессу, сопровождал транспорт с военнопленными из района Средиземного моря).

В Англии были побеги из лагерей и довольно удачные. Эти люди сохранились.

Некоторые русские были среди поляков и украинцев. Эти тоже сохранились.

В одном лагере англичане не выдали русских, а предложили советчикам самим взять эту группу, но без применения оружия. Их военнопленные встретили руганью и камионы удалились.

В другом месте среди польского лагеря искали русских. Заночевавшие в лагере советские офицеры-сыщики будто бы были убиты и трупов их нигде не нашли. На утро всех осматривали, обыскивали, но все прошло бесследно.

Были ли казаки в английских лагерях — не знаю.

Какие-то осложнения при отправке были, но какие именно, сейчас не помню.

Переданы советам были только русские. В украинских лагерях были и русские, терпели они там притеснения и издевательства.

Украинство, определенно, поддерживалось английской администрацией. Я знал украинских интеллигентов, которые разъезжали с лекциями на казенный счет. Был я и в другом, смешанном лагере, по делу одного парня. Почти мальчик, он искал своих родных и очень боялся выдачи большевикам.

С любовью всегда Вам преданный Протопресвитер М. Польский

О чем англичане молчат

Письмо из Англии:

<…> В средине июля 1944 года в Англии было организовано несколько лагерей, в которых размещены военнопленные, захваченные союзными войсками в боях, последовавших за высадкой в Нормандии. Особенно большая группа пленных была захвачена в Бресте, где находился один из главных центров организации, возглавляемой Тодтом, строившей «Атлантическую стену». Рабочая сила для этой организации рекрутовалась, главным образом, из русских и польских военнопленных, а также из людей, вывезенных немцами из стран восточной Европы для работ в Германии.

Союзное Командование принимало все меры для того, чтобы привлечь этих людей на свою сторону. На занятые немцами местности вдоль Атлантического побережья сбрасывались аэропланами листовки на немецком, русском, польском и украинском языках, а союзное радио непрестанно подавало на этих языках призыв к сдаче, обещая сдавшимся всякие блага. Способные по возрасту и состоянию здоровья к военной службе поляки могли сразу же быть принятыми в состав польской армии, а русским, украинцам и людям других национальностей обещалось особое льготное содержание в лагерях до конца войны.

Для русских военнопленных было устроено два специальных лагеря. О. Михаил Польский, настоятель церкви соборного прихода в Лондоне, выезжал в эти лагеря для совершения церковных служб, а Г. Ф. Вальнов отправлял в лагеря ржаной хлеб и бочонки соленых сельдей в качестве дополнения к казенному пайку. По словам о. Михаила, русские пленные содержались в хороших условиях: одежда, обувь, постели и питание были вполне удовлетворительны. Пленных особенно тревожил вопрос, отправят ли их в Советский Союз. Огромное большинство «возвращаться на родину» определенно не желало.

У английских военных властей возникла мысль образовать из русских пленных особую часть и влить ее в состав дравшихся с немцами в Европе союзных армий. Мотивы были чисто практические, морских судов у союзников было мало и они нужны были для гораздо более важных целей, чем перевозка тысяч людей из Англии в Мурманск. Кроме того, морской переход был сопряжен с большими опасностями. Немецкие аэропланы и подводные лодки, базировавшиеся в норвежских фиордах, зорко следили за направлявшимися в Мурманск кораблями союзников и топили их десятками. Имело ли смысл подвергать людей опасности, когда их можно было использовать на западном фронте?

Покойный ныне Г. К. Чаплин, во время войны вступивший в английскую армию и командовавший батальоном корпуса саперов, рассказывал мне:

«В конце июля 1944 года я находился со своим батальоном в составе авангарда союзных армий, наступавших на Париж. Время было горячее. Работы У нас по наведению разрушенных немцами мостов, уничтожению минных полей и заграждений, очистке и починке ведших к фронту дорог, сбору брошенного оружия и военных материалов и т. д. было по горло. Вдруг из штаба нашего корпуса мне сообщили по телефону, что из Главной Квартиры за мною посылают аэроплан с приказом передать командование батальоном моему помощнику и немедленно вылететь в Главную квартиру для переговоров по важному конфиденциальному делу.