Новый старт, стр. 10

— Мама, ты хотя бы сама-то слышишь, что говоришь? Или тебе нравится делать людям больно? Ладно, мне говори что хочешь, но мучить детей я тебе не позволю, особенно сейчас, когда весь их мир рухнул. Дети, не слушайте бабушку, надевайте что хотите. По-моему, вы все просто лапочки.

Я торжествующе кивнула бабушке, но победа не доставила мне радости. Я знала, что Максик действительно выглядит глупо в своем ковбойском наряде. Громадные папины сапоги доходили ему почти до попы. Вита, конечно, смотрелась отпадно, но в такой одежде впору отправиться на какой-нибудь танцевальный конкурс, а не на прогулку. И как я ни уговаривала себя, что топик с котеночком выглядит на мне вполне нормально, но он с каждой минутой становился все больше похож на ночную рубашку.

Зато мама расчесала мне волосы и дала бархатную ленту. Легкие волосики Виты она тоже перевязала лентой, а черные лохмушки Максика залила гелем, чтобы они торчали в разные стороны, получилось очень даже ничего.

Потом мы стали ждать. Мы ждали, и ждали, и ждали. Мама пила кофе, чашку за чашкой, и без конца курила. Я потихоньку лопала шоколадное печенье, потому что у меня все время сосало под ложечкой. Я старалась чем-то занять Виту с Максиком, показывала, будто Балерина рисует для них Максиковыми фломастерами картинки о своей жизни у Санта-Клауса, но я понятия не имела, как нужно рисовать санки, да и олени у меня получались довольно паршиво.

Я никак не могла сосредоточиться, все прислушивалась, не слышно ли папиных шагов за дверью. Все мне чудилось, что он идет, я кидалась открывать, но на пороге никого не было.

— Говорила я вам, он не приедет, — сказала бабушка.

Мне захотелось ее ударить. Судя по маминому лицу, ей тоже этого хотелось.

— Не торопись его осуждать, мама. Еще не очень поздно. Он же не назначил точного времени, просто сказал, что зайдет за детьми утром.

— Джули, сейчас без четверти двенадцать.

— Строго говоря, это еще утро.

— А ты, строго говоря, доверчивая дуреха, изводишь себя из-за этого никчемного бездельника. Посмотри, в каком ты состоянии, и дети тоже, между прочим.

— Отстань от мамы, и хватит говорить гадости про нашего папу! — не выдержала я. — И вообще, так не полагается говорить при детях!

— А детям не полагается хамить бабушкам, нахалка! Эм! Эм, я к тебе обращаюсь!

Я ее не слушала. За дверью раздались шаги. Я кинулась в прихожую. На этот раз я не ошиблась!

— Папа!

Я повисла у него на шее. Он был небритый, с колючим подбородком и весь растрепанный, будто только что встал с постели, но мне это было безразлично.

— Папа, ах, папочка! — завизжала Вита, подражая девочке из видеофильма «Вагонные дети».

Папа подхватил ее на руки.

— Па-а-апа! — заорал Максик и с такой силой боднул папу тщательно причесанной головой, что все мы чуть не повалились на пол.

— Тихо, дети, тихо! — сказал папа.

Он остановился, кашлянул, потер себе лоб между бровями и посмотрел через всю прихожую туда, где стояла мама.

— Здравствуй, Джули, — сказал он тихо, как будто их только что познакомили.

Мама ничего не сказала. Она скрестила руки на груди, крепко сжимая пальцами локти.

Папа сказал:

— Я пойду погуляю с детьми, хорошо?

— А можно, мама тоже пойдет? — попросила я.

Папа замялся:

— Ну… Сегодня такой особенный день, только для нас с вами.

Мама повернулась на каблуках, ушла в кухню и закрыла за собой дверь.

— Черт. Джули! Слушай, ну идем с нами, если тебе так хочется. Я знаю, нам нужно поговорить. Я просто не хотел скандала, пожалей детей! — сказал папа.

— Да как ты смеешь! — сказала бабушка.

— Черт, сил моих больше нет, — сказал папа. — Дети, пошли, шевелитесь.

Он взял Виту и Максика за руки и потащил к двери.

— Папа, подожди! Они не надели куртки! И потом, Максик не сможет ходить в твоих сапогах.

Я сорвала с вешалки наши три куртки и принялась разбрасывать в стороны старые резиновые боты и тапки, разыскивая ботинки Максика.

— Ты прямо маленькая мама, Эм. Самая взрослая из всех нас, — сказал папа.

Сердце у меня забилось от гордости под рубашечкой с котенком. Мы вышли из дома вслед за папой, на ходу натягивая куртки. Максик не успел зашнуровать ботинки, и они хлопали на каждом шагу. Мы не попрощались с бабушкой, даже с мамой не попрощались.

4

Папа повез нас в Лондон на поезде. На вокзале он взял нам всем по стаканчику черного кофе и пакет пончиков. Сам он весь передернулся, когда я предложила ему пончик, посыпанный сахарной пудрой.

— Ты чего, пап, они такие вкусные!

Я так вгрызлась в пончик, что из него брызнул ярко-красный джем.

— Смотрите, у меня губная помада! — Вита размазала джем вокруг рта.

— И у меня, и у меня! — подхватил Максик.

— Я не очень голодный, Эм. Ешьте сами, ребята, — сказал папа.

Ты не заболел, пап? — спросила я заботливо.

— Я прекрасно себя чувствую, — ответил папа, дрожа. Он плотнее обмотал шею моим вязаным шарфом. — О-о, что за шарф, такой уютный!

В поезде папа сразу задремал. Вита все время порывалась его разбудить, а Максик через две минуты после отхода поезда принялся спрашивать: «Уже приехали?» — но я кое-как их занимала всю дорогу. Мы смотрели в окно, разглядывали садики около домов, мимо которых проезжали, и пытались угадать, в каких из них живут дети.

Вита и Максик непрерывно ссорились из-за того, кто первый заметил в очередном садике качели, песочницу, велосипед или мячик. А я смотрела на папу. Он был совсем бледный, как-то весь сгорбился и хмурился во сне. Я подумала: вдруг ему снимся мы? Вот бы сейчас нашептать ему на ухо, загипнотизировать, пока он спит: «Ты вернешься домой, папа. Ты любишь маму, Виту, Максика и меня. Ты не можешь жить отдельно от нас».

Когда приехали на вокзал Ватерлоо, я осторожно тронула его за руку. Папа открыл глаза и посмотрел удивленно, как будто совсем про нас забыл. Потом улыбнулся. На вокзале он зашел в мужской туалет, а когда вернулся, выглядел получше: лицо умытое, дыхание пахнет мятой.

— Ну что, мои хорошие, идем смотреть процессию.

Он объяснил, что это будет совершенно необыкновенная новогодняя процессия. Добираться пришлось пешком, потому что Максик до смерти испугался эскалатора в метро. Папа рассказывал про процессию, и Вита с Максиком в конце концов поверили, что там действительно будут всадницы в сверкающих бикини верхом на белоснежных лошадях и раскрашенные слоны, у которых бивни украшены драгоценными камнями, и крылатые обезьяны, летающие у зрителей над головами и срывающие с них шляпы.

Я-то знала, что он все выдумывает, но и сама чуть было не поверила, так что действительность нас всех разочаровала. Во-первых, нам почти ничего не было видно из-за толпы. Папа по очереди брал Виту и Максика к себе на плечи. Я была для этого слишком большая. Поднявшись на цыпочки, я видела вдалеке головы поющих девушек. Иногда они подбрасывали в воздух свои жезлы или взмахивали перьями, но больше ничего было не разглядеть. Проезжали большие платформы, на которых стояли разные знаменитости, все такие разряженные, они махали руками и что-то кричали, но мы почти никого не могли узнать.

Максик хныкал и жаловался каждый раз, как приходилось уступить Вите место на папиных плечах, и я попробовала сама его поднять.

— Выше, Эм, подними меня повыше! — пищал Максик. — Мне не видно сосиску!

Тут, как будто Максик потер волшебную лампу, в толпе показалась гигантская сосиска и двинулась прямо на нас. Это была реклама новой утренней телепередачи «За завтраком». Со всех сторон мелькали люди, одетые яичницей, беконом, чашками чая и коробками кукурузных хлопьев. Они семенили мелкими шажками в неуклюжих костюмах из полистирола. Когда сосиска оказалась в стороне от своих товарищей-продуктов, было не так-то легко понять, что именно она изображает. Многие зрители покатывались со смеху, потому что представили себе нечто неприличное.