Русская фантастика – 2016 (сборник), стр. 99

– Столько лет не знали о них, а тут объявились сразу, и с мозгами своими электрическими, и с болезнями неведомыми. Нашли лечение – нам-то что? Вот от старости таблетку бы сделали, так я бы первая молодиться пошла, – усмехнулась Катя.

Академик снова появился на крыльце, держа на руках завернутую в плед с олимпийскими медведями фигурку. Ежесекундно взглядывая себе под ноги, боясь оступиться со своей ношей, он подошел к коляске.

– А я бы не стала. Вдруг тоже какая биороботская болезнь привяжется, – не поднимая глаз от вязания, пробурчала Тая.

Коляска скрипнула, когда Капитон Васильевич толкнул ее по асфальту к выходу из двора. Иссохшая древняя старуха в ней с усилием подняла руку, помахала соседкам. Академик улыбнулся тоже, открыто и радостно, но не помахал – обеими руками катил коляску.

– Здравствовать, Ларисонька! – крикнула Тая, старательно улыбаясь.

– В аллею гулять поехали, – заметила Муза.

Катя, ожесточенно мотавшая распущенные нитки в клубок, пробурчала:

– Вон до чего жену довел. Щепка дряхлая, а сам хоть бы что. Улыбается. Верно, все ждет, как помрет. Одно слово, робот.

Она вынула из коробки маленькие ножницы, собираясь обрезать запутавшуюся нитку, но посидела мгновение, передумала и, бросив ножницы в другую коробку, принялась мотать дальше.

Арника Крайнева

Асператумы

Предполагалось, что в погоне за вихрями взлетать можно было откуда угодно.

Поисковому шаттлу «Кардария», что на трех из двенадцати таурионных ускорителях добирался к безопасным фронтам разреженной марсианской стратосферы, они вряд ли могли повредить.

Главное было – уметь предсказать численную концентрацию вихревых потоков, предопределенную энтропией солнечного выброса, – и направление буреломов, гнавших вихревые формации из пустынь на скалы и к высокогорным грядам.

Буреломы, что приносили с собою вихри, были явлением стихийным; но возникали, как правило, вслед за смещением марсианских сезонов. Например, в горах Мерелати и в каньонах Кроммели зима могла продлиться всю весну; но зато лето не торопилось уступать перед осенью и иногда почти сразу сменялось зимой. И все это сопровождалось сильнейшими ветрами, вихрями и пылевыми бурями; но то еще была не единственная причина, почему на просторах Марса всегда настолько привольно блуждали вихри.

Экспонента метеоритных потоков оставляла Марсу настолько усложненную дефензивную изометрию, что, даже пролетая вблизи Цереры, армады летающих скал ничуть не способствовали установлению на Марсе ясных метеоусловий.

Другими словами, было установлено, что появление вихревых бурь на Марсе предвещали метеоритные потоки, привлеченные обледеневшей Церерой; точно так же, как это делала с метеоритами земная Луна.

Так было, потому что для Марса метеоритная экспонента – вероятность отклонения метеоритного потока – измерялась не только прозрачностью атмосферы; но и энтропией движения планетоидов, странствующих планет и сразу двух лун. И еще так называемыми свободными, или вторичными, марсианскими лунами, выявленными далеко в полях астероидов.

И все это пребывало в необыкновенно сложном взаимодействии, получившем название «церерианских сумерек». Вечных церерианских сумерек, что защищали Марс от непрошеных «пришельцев» даже из самых удаленных окраин Ураново-Плутонова рубежа; и наиболее хорошо были исследованы астрофизиком Артуром Демиевым и планетологом Кемрейл Марион.

Только им, используя версии Марка Берглаева и Владимира Становского, удалось придать расчетам церерианских сумерек необходимую завершенность.

Изометрия уклонения, согласно этим расчетам, – в условиях Марса всегда была нестабильной, а иногда почти критической. И для каждого отдельно взятого метеорита определялась преломлением гелиосубхромосферного луча в периоды экспоненциального (удаленного), дефензивного (разнонаправленного) и энтропического (сопутствующего) движения марсианских странствующих планет и лун в полях астероидов.

Хорошо в этой планетологической алгебраистике было лишь то, что на вооружении у людей, вторгшихся на Марс, были строгая теория; понятные временные пороги и сотни раз отслеженные, привычные явления.

Например, еще в двадцатом веке было предсказано, что на Марсе столь долгожданные для людей времена «терразатишья», или «терраспокойствия», сменяют целые месяцы и даже годы церерианских сумерек. То есть своего рода переходных периодов, в которых пылевые бури сопровождаются интенсивными метеоритными потоками.

И когда в двадцать первом веке, по прибытии на Марс, так и случилось, планетологам пришлось справляться с немалым количеством экспедиций, направленных на изучение церерианских сумерек.

Но, кроме понимания совершенства законов чуждой людям природы, слишком долгое время не находилось больше ничего, что проясняло бы суть этих явлений. Безотказным и на протяжении столетий испытанным теориям недоставало чего-то неучтенного; и с каждым новым приходом церерианских сумерек эти теории как будто бы значили все меньше…

Поднималась буря; гулял по равнинам вихрь за вихрем; и, как и сотню лет назад, обитателям Мерелати-Сиэтла приходилось спускаться глубоко в укрытие. Не потому, что бури были так опасны для скрытого за сферическими протектомгеомами городка. А потому, что вслед за бурями на скалы и городок нередко обрушивались множественные метеоритные шквалы. И раздробленные красноватые камешки, что, словно градины, свободно скатывались в скальные отвалы энергостанций, все еще могли представлять угрозу для техники и людей.

И, напротив, совсем не так все было с этими метеоритами, когда бури не было. В прозрачную, безветренную ночь, что бывает, по обыкновению, после ясного дня-апсола, лишь одинокие болиды изредка красиво догорали в верхних слоях атмосферы. А траектории их полета оставались дефензивными и были разделены значительными интервалами во времени.

Это значило, что понять Марс было нелегко; и на поиск этого приобщения к его загадкам можно было истратить еще несколько сот лет. В которых, на перспективу, не все представлялось настолько обнадеживающим, как в первые десятилетия после терраформации.

Предполагалось, что в двадцать втором веке, вместе с завершением климатической терраформации, бури поутихнут. И они действительно поутихли – на долгие и долгие годы, когда можно было безопасно возводить города, форты, энергостанции, авиадромы и обустраивать укрытия. Но увы – в назначенные им межсезонья все возобновлялось…

И не было тогда от этих пылевых бурь никакого спасения.

На практике за ними по-прежнему легко можно было предсказать вероятность прохождения метеоритных дождей в заданном квадранте. А также предугадать все особенности неустойчивых марсианских циклонов. Но пока что не так-то просто было установить, что за странствующие планеты повлияют на ветра в Мерелати-Сиэтле в ближайшем месяце; а главное, насколько затянутся каждые следующие церерианские сумерки.

…Тот день накануне весеннего равноденствия года 2195-го выдался ясным, но холодным и ветреным – и предопределил многие дальнейшие события на годы и десятилетия вперед, став некой точкой отсчета для изучения марсианских вихрей.

Уже к одиннадцати часам дня ветер, что свободно метался над авиапортом, погнал над землей пыльную поземку, завиваясь то там, то здесь в небольшие воздушные воронки. Узелки-переплетения энергокабелей, которыми были переложены желобки в каменных настах в местах стоянки шаттлов, лишь едва-едва не вырывались в этих воронках из-под титанитовых скоб. А небольшие вкопанные в землю полисферитовые ограждения, что изредка встречались по пути – и под которыми по-весеннему зеленела можжевеловая поросль, – оказались забросаны у основания мельчайшими камешками и кусочками льда.

Под таким ветром не пройдешься.

Чтобы добраться до шаттла, приходилось выезжать на стоянку в гарбде – особом тяжеловесном вездеходе, над которым изнутри выдвигалась крытая стремнина. Стремнина эта закреплялась сверху на шаттле с помощью поршневых захватов. И только после этого люк в гарбде развинчивался, и можно было карабкаться наверх.