Русская фантастика – 2016 (сборник), стр. 92

– Я согласен. Лишь бы ваше обещание выполнялось.

– Что ж, по рукам. И как договорились – чем ярче будут твои миры, тем больше солнечного света будет на Земле.

И ранним утром пишу на чистом листе бумаги слово: Струна…

Струна

Ветер звенит в ушах. Нет ничего приятнее этого звука, нет ничего упоительнее свободы полета. И каждый раз, разбегаясь, с замиранием сердца делаю последний шаг. А вдруг не сработает, вдруг – это всего лишь сон. Несколько мгновений свободного падения, когда вся прошлая жизнь, как ненужная обертка, покидает тебя и остаешься один на один с ветром, с неизведанными силами природы. Вот тогда раскрываются Они – и ты летишь!

Кэрри Энн Моррис любила и ненавидела три летних месяца. Небольшой квадрат бетонной площадки за домом станционного смотрителя раскалился добела. «Нет, чтобы загорать на травке! И почему бабушка предпочитает мягкому зеленому ковру эту глупую площадку? Твердая… лежать неудобно».

Энн скучала. Журнал «Веселая команда Микки» был пролистан в пятый раз. Рядом на подстилке мирно посапывала бабушка. Тень, отбрасываемая синим с пальмами зонтом, разделила ее тучную фигуру пополам. «Ба наполовину – черная и наполовину – белая. Если смешать эти два цвета – получится все равно серый. Серые, похожие друг на друга, жаркие деньки. Скукота!»

Энн некоторое время наблюдала за медленно отступающей тенью. Представляла, что по зонту сейчас ползет крохотная улитка и тянет прохладу за своим домиком. Как только жадные солнечные лучи лизнули пальцы на ногах – девочка спряталась глубже под зонт, подтянув колени к груди. И почему лето всегда такое одинокое? Она уже написала письмо школьной подружке Мэри Стоун-Везер – понавыдумывала всяких небылиц, пожаловалась на строгий режим дня, задала трепетный вопрос – как там дела в большом городе у мальчика Дж. Конверт с маркой, на которой белочка грызет большую шишку, не первую ночь тосковал под подушкой, но бабушке все никак не приходило на почту «что-то новенькое». А идти просто так на другой конец города она не хотела.

Ветер, свобода, полет. Эйфория пронзает сердце так, что тяжело вздохнуть. Да и не хочется дышать в такие моменты. Застыть и вечно балансировать на грани невозможного… Но тут приходит оно – осознание мира. Себя в нем и смысла всего сущего. А затем нет времени на чувства, ведь только считаные секунды разделяют тебя от встречи с судьбой… и ты летишь!

Тыдых-ды-дых, тыдых-ды-дых, тыдых-ды-дых… Пыхтел какой-то тяжеловоз. Энн даже не повернула головы. Небось очередной скучный почерневший состав с углем. От него будет вонять гарью и сгоревшим маслом, а на дорожке переезда он натопчет, будто невоспитанный гость на пороге. Останутся черные следы, которые чуть позже Ба смоет водой из шланга. Такие поезда Энн про себя называла «земляными червяками». Впрочем, были и другие «проезжие гости» – сонные питоны, полосатые шарфы, летящие стрелы… Она воображала что угодно, лишь бы не видеть нескончаемые железнодорожные составы. Поначалу еще выбегала из дома с замирающим сердцем и гордо стояла рядом с дедом, держа желтый флажок, но сейчас откровенно и всей душой ненавидела их. Поезда будили ее по утрам, иногда не давали уснуть ночью. Они, будто назойливые мухи, были тут всегда. Пыхтели, стучали, громыхали, проходили. У них были дела, а у нее – нет.

Как-то раз Энн задумалась, что жалеет их. Ведь они обречены ехать по одной колее, не могут свернуть с пути. То ли дело самолеты, вот где простор. Лети – куда хочу! А у поездов есть две полосы рельс, и все. В этом вся их жизнь. И если увидят милого белого котенка в поле одуванчиков – им нельзя останавливаться ни на миг, только вперед. А момент упущен…

Стоп, откуда в поле за домом появился котенок? Энн приподнялась на локтях и пристально всмотрелась в бело-зеленый, едва заметно колышущийся ковер. Вот мелькнули два белых треугольничка и тонкая ершистая палка. Хвост. Изогнулся – вопросительным знаком, вытянулся – восклицательным. Мгновенно исчез, но вскоре вновь появился. Энн выползла из круга прохлады, что дарил ей зонт. Бабушка все еще спала, будить ее, дабы перевернуть на другую сторону, Энн посчитала ненужным. Она мгновенно превратилась в охотника. Маленький отважный охотник за чудом.

Белый пушистик тем временем неловко подпрыгнул и приземлился, подмяв под себя траву, – в небо взметнулся шлейф одуванчиков. Их тут же подхватил легкий ветерок и закружил в танце, унося далеко в другие края, где они начнут новую жизнь. Энн не отвлекалась, она старалась подкрасться к котенку незамеченной, делая широкие, но редкие шаги. И тут она увидела яркую бабочку – та на секунду появилась над травой, а затем опять скрылась. Котенок ловил свое маленькое чудо. Энн – свое. Она улыбнулась. Пригнувшись чуть ниже, девочка продолжила преследование.

Что есть человеческая жизнь? Цепочка, сплетенная из случайностей. Контролировать события невероятно сложно, но следить за их развитием, чтобы постараться вмешаться в нужный момент, – иное дело. И я лишь исполняю Волю Случая. Мысленно всегда представляю себе, что мир – это гигантский спутанный клубок. Человеческие жизни или особо значимые события в них отмечены чистыми жемчужинами, нанизанными на тонкие нити – основы бытия. Если хотя бы одна из таких основ рвется – скатываются одна за другой и жемчужины. Моя задача проста – успеть вовремя связать разорванные случаем нити. Но вот успею ли я?

Энн не слышит бурчания приближающегося поезда. Она уже привыкла к гомону колес, а маленькому котенку неведом страх перед большим железным монстром. Он преследует цель, но получается плохо. Но вот же перед глазами мельтешит, треплет крылышками самая яркая, невероятная, несбыточная мечта. И он прыгает за ней, не обращая внимания ни на что вокруг. Энн следует за ним как завороженная. Еще немного, совсем чуть-чуть, и у нее получится схватить его. Мягкого тепленького котенка, похожего на комок сладкой ваты. Она всегда мечтала о таком. Но дома мама не разрешала: у отца аллергия и квартирная хозяйка против домашних животных. А здесь… летом… у бабушки – можно все. Ба – добрая, она разрешит. И дед… Дед! Только сейчас Энн понимает, что одноглазый светофор не мигает красным светом, шлагбаум не закрыт, а по дороге из города выезжает пустой грузовик «Овощи мистера Томаса Литтла». Энн знает, что за рулем обычно сидит сын мистера Томаса – Майк, рыжий и усыпанный веснушками.

Поезд совсем близко, вот уже видна его черная толстолобая голова, над ней вьется серый дымок. Из сигареты, которую жует в уголке рта Майк, тоже обычно развивается дымок. Но пахнет он вкуснее – сеном и мятой. Энн вертит головой из стороны в сторону, а по центру проскакивает маленькая белая точка – ее желанный котенок. Он уже поймал бабочку, чуть придавил и вновь играючи выпустил. Энн не успеть никуда, но эта мысль отчего-то не тревожит ее. Энн не побежит домой, не разбудит деда, сама не включит светофор. «Все будет хорошо, милый, все будет хорошо…» – шепчет она и делает шаг вперед, протягивая руки к зверьку. Тот недоверчиво, чуть наклонив голову, заглядывает ей в глаза. Принюхивается, шевелит усами. Спрашивает – ты кто? Хороший или плохой? Энн присаживается на корточки, ласково улыбается и шепчет:

– Ну же. Глупенький, иди ко мне. Дам тебе молочка…

Я слышу резкий звон – с таким звуком напрягается перетянутая струна. Вот-вот лопнет, ей отчаянно больно от того, что она принесет в мир. Драгоценные жемчужины застучат, словно ледяной град по жестяным крышам. Сколько их готово сорваться вниз, в пропасть? Одна, две, три, десяток… И как сделать выбор – какая из них ценнее? Раздумья не для меня, я – всего лишь слуга. Ангел-хранитель маленькой любопытной девочки. Но восстановить разрушенный узор часто можно по-разному. Закладываю крутой вираж, низкий полет. Краем крыла успеваю задеть шлагбаум – пронзительно визжат тормоза грузовичка. Мимолетный взгляд в окно дома – станционный смотритель лежит на кровати, но дыхание его размеренное, сердце бьется – значит, жив. Просто уснул. Череда, последовательность, ожерелье случайностей…