Русская фантастика – 2016 (сборник), стр. 75
– А бабушка говорит – они хорошие, людям помогают. Значит, о них нужно заботиться, – гнула свое девочка. – А бабушку надо слушаться. Правильно?
Ну что тут скажешь?
– Машенька, ты пока беги, поиграй, – елейным голосом предложил отец Алексей, прибегая к всегдашней трусливой уловке взрослых. – Я работу доделаю, и мы с тобой потом поговорим. Хорошо?
Девочка, словно подозревая в обмане, нахмурила светлые бровки, неохотно кивнула:
– Ла-а-адно…
Маленькая фигурка исчезла за дверным проемом.
Отец Алексей вытер со лба пот и вернулся к работе. Однако короткий разговор с неожиданной гостьей никак не шел из головы. Отец Алексей таскал доски и думал.
Чего, спрашивается, он так взъелся? Ну русалки, ну с хвостами. Худого вроде и впрямь ничего не делают. А коль вспомнить первую встречу, так и не скажешь, кто кого тогда пуще напугал. Окатили его холодной водицей, так подумаешь – невидаль! Вот ворвался бы он в женскую баню – тьфу-тьфу-тьфу! – так бабы могли бы и шпарным кипяточком попотчевать. Может, зря он придумал эти крайние меры – разобрал доски на помосте? А ну как кто пойдет да оступится? На бывшем плакате «Кормление русалок запрещено» он, вестимо, повесил бумагу: «Внимание! Помост разобран!», но кто его знает…
– А-а-а! – донесся откуда-то с улицы далекий и пронзительный крик.
Отец Алексей швырнул в сторону доску и выскочил наружу. Внизу, рядом с разобранным помостом, среди солнечных бликов, весело пляшущих на воде, отчаянно била руками маленькая фигурка.
Отец Алексей кинулся к озеру. Мелькали кусты, скакала тропинка под ногами, зелень травы слилась в одну сплошную линию. Он вылетел на берег, в один миг миновал целую часть настила, упал на живот, пытаясь разглядеть что-нибудь сквозь толщу воды. Где она?! Только ведь была?! Вскочил, сдернул рясу – не умея плавать, но собираясь нырять.
Вода вдруг всколыхнулась, и Машенька показалась на поверхности. Отец Алексей рванулся, схватил, дернул кверху судорожно кашляющую девочку. Крепко прижал ее, насквозь мокрую к себе и тут только понял, кто помог ей подняться. Русалка! Фиалковые, нечеловеческого вида глаза сверкнули сердито, и плывунья, оставив только расходящиеся круги, бесшумно ушла под воду.
Машенька, кашляя и стуча зубами то ли от холода, то ли от испуга, вцепившись в шею замершего соляным столбом священнослужителя, между тем, невнятно всхлипывала:
– Я не нарочно… упала… Там дырка была… А я только хотела спросить… русалочек… хорошие ли они… Ведь хорошие?.. Да?..
– Да, маленькая. Да… – пробормотал отец Алексей, чувствуя, как под воробьиными ребрышками быстро-быстро колотится маленькое детское сердечко и как большими скачками прыгает его собственное.
Закатное солнце, пряча луч за лучом, уходило за темные вершины леса, крася небо и мир вокруг в розово-сиреневые полосы. Новые, только что приспособленные доски белыми полосами выделялись среди старых, потемневших, напоминая и о плохом, и о хорошем.
Отец Алексей старательно доколотил последний гвоздь и поднялся с колен. Потопал ногой, проверяя крепость помоста. Удовлетворенно кивнул: прочно! Аккуратно собрал инструмент, рачительно завернул в бумажку оставшиеся гвозди: пригодятся. Повернулся – идти к дому. И увидел выходящую из кустов бабу Стешу.
– Ох!.. – остановилась она, признав настоятеля. Испуганно покосилась на неизменный узелок в руках. – А я тут… Отблагодарить…
– Все правильно, баба Стеша, – поспешил он успокоить смутившуюся женщину. – Я вот тоже тут…
Он кивнул на покоящуюся на краю помоста корзинку. Вложенная снедь выходила за край, оставляя щель между ободком и широкой плетеной крышкой.
– Ой, батюшка! – ахнула старушка. – А как же…
– Пусть кушают, – произнес отец Алексей мягко. – Все мы божьи твари…
Утро началось с раннего восхода. Отец Алексей, проснувшийся, как всегда, вместе с ним, вышел на крыльцо. Свежий воздух, умытый росой, вдыхался удивительно легко, сверкали капли росы на траве, золотая солнечная дорожка бежала по озеру, радуя глаз. «Хорошо!» – с удовольствием подумал отец Алексей. Но вот когда взгляд его переместился на деревянный настил, сердце безотчетно екнуло: бабы Стешин узелок со снедью исчез, а его собственная корзинка где стояла, там и осталась: русалки не пожелали принять подношение.
Безотчетная радость, которой полнилась душа, угасла.
Медленно, сбивая росу с травы подолом подшитой рясы, отец Алексей спустился к воде. Прошел по помосту, миновал место, покрытое свежестругаными досками. Нагнулся, поднимая корзинку. Удивился ее тяжести, безотчетно приоткрыл крышку. И, потрясенный, замер: на плетеном дне, посверкивая рубинами, лежал давно утерянный Лавровый крест-мощевик.
Алексей Махров
…И немножко нервно
В грязноватом, но просторном, со следами былой роскоши номере отеля с громким названием «Звезда Раджастана» угрюмо лежал на скрипучей деревянной кровати худощавый молодой человек. Отель когда-то знавал лучшие времена. Вероятно, в разгар колониальной экспансии. Но сейчас выглядел откровенно дряхлым, скатившись от обслуживания солидных господ из Метрополии, посещавших «жемчужину» короны империи по государственным или коммерческим делам, до приема «на час» местных проституток и их небогатых клиентов.
Молодой человек, двадцати пяти лет от роду, потомок древнего, но захудалого рода, не относился к категории обычных посетителей этой ночлежки. Просто он был довольно беден и не мог позволить себе более приличного жилья. Его бедность являлась следствием тайного порока – все свое довольно неплохое жалованье офицера колониальных войск юноша тратил на удовлетворение пагубной страсти к опиуму и азартным играм.
Разглядывая полустершийся рисунок на выцветших, когда-то игриво-розовых, местами облезших обоях, двенадцатый граф Уитворт, военный пилот Королевского воздушного флота, угрюмо пытался сообразить, где ему найти деньги на очередную дозу опиума. На тонком бледном лице офицера, с черными кругами под глазами, блестели капельки пота – в номере было невыносимо душно, хотя солнце уже давно скрылось за горизонтом. Вокруг тусклого газового рожка, едва разгоняющего темноту, кружились здоровенные москиты. Их мерзкое жужжание не давало Уитворту сосредоточиться. Впрочем, особенных идей у него и не было – жалованье взято авансом на два месяца вперед, а в долг ему уже никто ничего не давал.
Еще раз лениво окинув взглядом убогое убранство номера, вся обстановка которого состояла из кровати, поцарапанного трюмо и двух колченогих стульев, на одном из которых висел небрежно брошенный китель светло-песочного цвета, юноша неторопливо встал и принялся натягивать на босые ноги запыленные сапоги, намереваясь идти в офицерское собрание, чтобы хоть как-то скрасить вечер.
Москиты, уловив движение, немедленно сменили точку приложения своего внимания с газового рожка на голову Уитворта, устроив над ней настоящую карусель. Но граф только вяло отмахнулся, продолжая сборы, – надел китель, опоясался ремнем с револьверной кобурой и зашарил глазами по комнате в поисках фуражки. Искомая обнаружилась на полу возле трюмо.
Однако криво напялив головной убор на давно нестриженную голову, молодой человек снова рухнул на кровать, закинув ноги на низкую спинку. Брести куда-то, да и вообще двигаться не хотелось совершенно, поэтому Уитворт снова впал в меланхолию.
Мысли тянулись тоскливые, тягучие, горькие: об очередном проигрыше в бридж, о выволочке, устроенной командиром воздушной эскадры за неподобающий имперскому офицеру внешний вид и ненадлежащее выполнение служебных обязанностей, о закрытой кредитной линии в публичном доме мадам Зои.
Ход тяжелых мыслей прервал громкий стук в обшарпанную дверь.
– Какого дьявола? – тихим слабым голосом спросил Уитворт. Он никого не ждал и никого не хотел видеть.
Дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появился здоровенный красноносый офицер со знаками различия лейтенанта на узких пилотских погонах. В вырезе расстегнутого почти до пупа кителя виднелась несвежая нижняя рубашка и торчали курчавые рыжие волосы. Такие же волосы, только чуть покороче, виднелись из-под околыша лихо заломленной на правое ухо фуражки.