Русская фантастика – 2016 (сборник), стр. 56

перед глазами – туман…

…и чья-то тонкая рука касается моего плеча. А надо мной появляется смуглое лицо с приятными чертами.

Мне очень больно, грудь горит так, как будто рядом с сердцем развели костер, – но я узнал девушку, которая склонилась надо мной.

Сильвия… Откуда она здесь?

Сильвия. Моя подружка из Гаваны. С ней я провел последнюю мирную ночь, перед тем как отправиться в Америку.

Она игриво называла меня «любимым солдатиком», хотя я еще не успел надеть военную форму.

Но мне очень нравилось, когда она так говорила… Как и ее бесстыжие поцелуи, которыми она осыпала все мое тело…

Она сказала, что будет меня ждать, хотя мы оба понимали, что это ложь.

Мы были знакомы всего три дня и три ночи.

Но это были такие ночи, которые потом не уходят из памяти никогда.

Нас ничего не связывало, кроме этих ночей, и я знал, что Сильвия не станет меня ждать. Я уйду, а она забудет меня через день – эта девушка была из тех, кто постоянно меняет парней, и не из-за денег, просто она так живет…

И теперь Сильвия грустно смотрела на меня с хмурого зимнего неба, и это было небо Франции, а не Кубы.

…Огонь уже подобрался к сердцу, и оно, чтобы не сгореть, сжалось, и все тело пронзила такая боль, что я закричал…

И Сильвия взяла мою тяжелую, как бревно, руку и положила мне на грудь. Я почувствовал под пальцами что-то мокрое.

Наверное, это была вода – серое небо разлилось холодным дождем, как только мы бросились в эту безумную атаку…

Но дождь – это хорошо.

Он зальет пожар, который пылает сейчас внутри меня.

Дождь потушит пожар, я поднимусь, и…

И вернусь туда, где меня ждут.

Вернусь домой, к маме…

Я знаю, ты дождешься меня…

…мама…

– Господи, что ж это такое творится… – проговорил пожилой военврач, оглядывая место недавнего сражения.

– Да, – коротко ответил его собеседник, майор. Форма на нем была грязной, пуговиц не хватало, но сейчас собственный внешний вид интересовал его меньше всего.

Они шли по бескрайнему полю, изрытому воронками.

Вокруг, куда ни кинь взгляд – трупы, трупы, трупы…

И не все целые.

Военврач, который возглавлял похоронную команду, наклонялся над убитыми, осматривал их, собирал документы, если мог их отыскать, и отдавал майору.

– И когда все это кончится… – вздохнул врач.

Майор промолчал.

Чуть в стороне, у дороги, которая вела на небольшой холм, они увидели еще одного убитого – молодого солдата, который лежал на спине, пытаясь закрыть ладонью рваную рану на груди. Его глаза были открыты, на лице было спокойное выражение, как будто он был рад тому, что мучился совсем недолго.

Военврач склонился над ним, закрыл ладонью глаза. Затем вытащил из левого кармана гимнастерки документы – они были совсем немного заляпаны кровью.

– Рубен Фульхенсио Сальдивар, 1901 года рождения, – прочитал он. – И откуда он здесь?

– С Кубы, – ответил майор.

– А где это?

– Рядом с Северо-Американскими Штатами…

– Надо же, – военврач продолжал рассматривать документы. – И как его сюда занесло?

– Война, – ответил майор. – Храбрый был парень, не прятался ни за чьи спины. И вот…

– И совсем молодой еще… Семнадцати не было…

– Да, надо как-то родителей оповестить…

Глеб Соколов

Телефон из ботинка

В верхнем ряду, слева у самого угла на кронштейне – ботинки. Черные. В стиле casual – ни то ни се, ни спортивные ни деловые. На шнурках. Размер большой – сорок четвертый. А может, и сорок пятый! Внутри у самого носка того ботинка, что стоит ближе к стене, лежит мобильный телефон.

Я должен забрать его из ботинка… Это надо было сделать еще час назад. Но почему-то я так и не дошел до магазина. Болтался по площади возле станции метро. Подошел к киоску «Крошка-картошка», купил порцию с наполнителем из мяса, бутылку Coca-Сola light… Стоял у круглого столика, пытался есть. Подошел какой-то бомж…

Фу ты черт!.. Бросил на столике и «крошку-картошку» в желтой коробочке – пластиковая вилка торчит вбок, – и Coca-Cola с торчащей из нее палочкой, торопливо пошел прочь. Не стал связываться с этим бомжем, прогонять его. Краем глаза увидел: бомж тут же набросился на картошку.

А я уже входил в аптеку. Там очередь. Как зашел, так и выскочил обратно на площадь… О чем-то пытался разговаривать с продавщицей газет и журналов. Надо бы поскорее добраться до магазина Ecco. Вон он – его хорошо видно с этой стороны улицы. Как раз сейчас в дверь магазина вошли два человека – мужик и с ним его тетка. Наверняка у этого мужика ножищи большого размера. А ботинки в стиле casual очень популярны. Вдруг он захочет сейчас померить эту пару?! Скорей бы оказаться в магазине. Вынуть из ботинка телефон. Кто же его туда положил? А главное, зачем?! Зачем передавать мне мобильный телефон таким странным способом. Да нет, как же я забыл: я сам случайно обнаружил в том ботинке телефон. Но растерялся и, не взяв его себе, оставил телефон в ботинке. А сам вышел из магазина… Надо было сразу взять… Я должен скорее идти туда, к магазину. Ноги, как ватные… Хуже того, они словно бы не подчиняются мне и нарочно несут в другую сторону от магазина.

– Парень!.. – раздается у меня за спиной.

Я оборачиваюсь. Это продавщица газет. Что ей от меня надо? Отвлекает!.. Так я никогда не доберусь до обувного магазина Ecco…

Я просыпаюсь в удрученном состоянии духа. Не взял телефон из ботинка. В который уже раз!..

Боже, что за сон?! Он снится мне четвертую ночь подряд. Магазин Ecco, ботинок в верхнем ряду, спрятанный в нем мобильный телефон. Я хочу забрать его, но не могу. Я переутомился. Это навязчивое сновидение вторглось в мои ночи как раз после экзамена по высшей математике. С третьего раза я сдал его. Но чего мне это стоило!

В принципе, все шло к тому, что меня отчислят из института. Препод – Пал Кондратьич Суэтин по кличке Полкан испытывал по поводу меня гамму столь ярких эмоций, что эта любовь могла привести только к одному – «неуду», полученному уже в присутствии комиссии, и моему вылету из «колледжа». При этом игра велась в одни ворота. Полкан ничем не рисковал – отчислить из института его я не мог. Не знаю, чем я ему так понравился. Может быть, тем, что однажды мы прогуляли пару, напились пива, потом пришли на его лекцию, зачем-то уселись на первый ряд и громко смеялись, рассказывая друг другу анекдоты. А он, видно, решил, что мы хохочем над ним, над его стареньким костюмчиком, над его сморщенной рожицей старой сварливой бабы, маленьким ростом и тем, что когда ему надо было написать что-то в самом верху доски, он вставал на цыпочки… Из аудитории он выгнал одного меня.

Не знаю, что сработало в мою пользу, но экзамен комиссии я сдал. Должно быть, к тому моменту я заплатил небесам и Полкану достаточно отступных в виде истраченных нервов, страха быть отчисленным, тоскливой уверенности, что после двух неудач третья – неминуема… С экзамена, на котором мне поставили трояк, я вышел с ощущениями приговоренного к расстрелу, которому неожиданно прочитали указ о «помиловке».

Оставшуюся часть дня я провел именно за тем занятием, которое однажды уже сыграло в моей жизни такую предательскую роль: пил пиво, закусывая его колбасками, слушал чужие анекдоты и рассказывал свои… Хохотал, разумеется, так, что граждане, сидевшие за соседними столиками, посматривали на меня с затаенным беспокойством… Я такой!.. Недаром меня Полкан невзлюбил!

Домой я пришел часа в два ночи. Как говорится, на бровях. Впрочем, на них я преодолел лишь путь от двери подъезда до квартиры. От кабака до подъезда я ехал на такси. Достал из сумки зачетку, раскрыл ее, полюбовался на свой трояк, поблагодарил Бога, проклял еще раз Полкана, пожелав ему оказаться в аду, и завалился спать… Кажется, я даже не разделся и не постелил постель. Обычно после пива я сплю очень хорошо и снов не помню. А тут меня всю ночь изводила какая-то хренотень про то, что в обувном магазине Ecco рядом с метро в одном из ботинков – это же надо такому присниться – лежит мобильный телефон!..