Живи с молнией, стр. 50

5

Эрик и Сабина первыми вошли в вагон, поэтому без труда нашли себе место. Они старались устроиться поудобнее, так как им предстояло просидеть в вагоне всю ночь, до самого Энн-Арбора. Багаж их состоял из двух тяжелых чемоданов и маленького квадратного чемоданчика, который Эрик так неожиданно купил однажды вечером в прошлую осень. Чемоданчик давно уже утратил лоск новизны и приобрел вполне респектабельный вид.

Сабина села у окна; она была одета точно так же, как днем, во время венчанья в городском муниципалитете. На ней был черный шелковый костюм и большая круглая шляпа из черной соломки, которую она теперь осторожно сняла, попросив Эрика положить ее на чемодан, лежавший в сетке. Букетик гардений на ее груди уже завял и поблек, но ей не хотелось с ним расставаться. За все время Эрик только второй раз подарил ей цветы. Тот, первый, раз она помнила гораздо лучше, чем он.

Эрик сел рядом и взял ее за руку. Сабина повернула голову и взглянула на него.

– Вот, значит, как это бывает, – сказал он. – Теперь ты уже знаешь, как выходят замуж.

– Да, мне это понравилось. А ты чувствуешь, что стал пожилым и солидным?

– Не знаю, что я чувствую, – сказал Эрик.

Когда поезд тронулся и побежал под темными сводами Центрального вокзала, Эрику вдруг стало немного жутко. До сих пор он жил, как придется, теперь же на нем лежала ответственность за другую жизнь. Сабина, девушка, живущая в родительском доме, – это одно, а Сабина, его жена на всю жизнь, которая пройдет с ним по самым дальним коридорам его будущего и, как это ни трудно сейчас представить, еще дальше, до самой могилы, – это совсем другое.

Но ее рука лежала в его руке, и ее пожатие, ощущение ее теплой, мягкой кожи – все было таким родным и любимым, что Эрик даже не представлял себе, как можно без этого жить.

Всего десять дней назад Траскер сообщил ему, что он принят на работу в Мичиганский университет. А вдруг они там передумают и захотят взять человека, уже имеющего докторскую степень? Вдруг Хэвиленд умрет, так и не успев обработать свою часть записей? Ведь он так плохо выглядел, когда вернулся с побережья, где пробыл всего одну неделю. Может быть, им с Сабиной не следовало торопиться. Что, если он не справится с работой в Мичигане? Интересно, приятно ли будет работать с Траскером. А что, если…

Вдруг ему пришел на ум все тот же, заданный Фоксом вопрос: «Почему вы хотите стать ученым?»

«Откуда я знаю, почему, – злобно сказал он себе. – Я даже не знаю, что это такое – быть ученым. Как я могу сказать, почему я этого хочу, пока я не узнаю, что это такое?!»

Должно быть, он от волнения тер рукою лицо, потому что Сабина спросила:

– Тебе жарко? Сними пиджак.

– Ладно, – мягко сказал он. – О чем ты думаешь?

– О доме, который мы завтра себе найдем, – сказала она голосом, прозвучавшим за тысячу миль от него.

– О доме? – Эрик поразился той легкости, с какою она восприняла их брак как нечто настолько реальное, что можно было уже мечтать и строить планы. Он с некоторым любопытством думал о ее отношении к происшедшему и надеялся, что сможет разделить ее уверенность в будущем. – Ты, кажется, уже все обдумала?

– Ну да. Мы приезжаем в Энн-Арбор в восемь двадцать утра. Ты звонишь Траскеру. Он приезжает за нами на вокзал, и мы едем по городу. К полудню мы находим себе домик. Он облицован досками в елочку и весь увит плющом и розами…

– Это из какой кинокартины?

– О, должно быть, из всех сразу, – засмеялась Сабина. – Но дальше этого я не иду – никак не могу себе представить, какие у нас там комнаты. – Она повернулась к нему с наивно-беспомощным видом.

– Неужели? – сказал Эрик, слегка подсмеиваясь над ней, но тут же ему захотелось войти в ее жизнь. – Ну, давай заглянем внутрь и обставим наш домик мебелью. Начнем с гостиной…

Поезд вышел из города и помчался на север, по направлению к Олбани, по долине реки Гудзон. За окном вагона еще тянулся пыльный и знойный осенний день, но высокие заборы, то и дело встававшие по правой стороне пути, создавали впечатление, что поезд движется в каком-то полутемном узком мирке. Потом поезд свернул на запад, и когда наступил вечер, за окном потянулись поля.

В вагоне было грязно, воздух становился спертым. Эрик и Сабина урывками подремывали, склонясь друг к другу. Каждый раз, просыпаясь, они видели за окном необъятную темь, кое-где, как вехами, размеченную крохотными огоньками, мерцавшими далеко-далеко. В полусне им казалось, что вокруг них расстилается весь мир. Они не имели представления, что будет с ними завтра утром или в ближайшем будущем, не говоря уже о далеком, и это их в сущности мало тревожило, но каждый из них считал другого трогательно юным и нуждающимся в огромной любви и заботе.

КНИГА ВТОРАЯ. МЕЖДУ ЛАБОРАТОРИЕЙ И ОКРУЖАЮЩИМ МИРОМ

Живи с молнией - img2.jpg

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

В этом году в Мичигане осень выдалась ранняя. Эрику и Сабине казалось, что не прошло и двух недель с их приезда, как поля уже стали буреть. Прошло еще немного времени – и выпал снег. Для них обоих этот год был годом радостных открытий. Никогда еще им не жилось так легко, и все же они считали, что это – только прелюдия к безмятежному счастью, которое наступит, как только кончатся хлопоты, связанные с обзаведением хозяйством и началом научной деятельности.

Дни пролетали с обманчивой легкостью и, как спицы в бегущем колесе, сливались в одно пятно – цветное пятно, меняющее свои оттенки в зависимости от окраски окружающих полей и садов. Эрик и Сабина сняли меблированную квартиру из трех комнат в доме, принадлежащем пожилому профессору археологического факультета. Дом был уютный, чисто выбеленный; на потолках в стиле Тюдоров перекрещивались толстые балки.

Хозяин дома, скромный пожилой ученый, сохранил в себе дух того времени, когда университетские профессора носили аккуратные бороды и имели обыкновение произносить свои вторые имена с особым ударением. Звали его Джон Фортнэм Льюис. Эрик почти не встречался с ним, за исключением тех случаев, когда оба они в одно и то же время уходили на занятия; тогда два представителя разных поколений, шагая по параллельным дорожкам сада, обменивались дружеским кивком.

В первое время Эрик упивался решительно всем, и ему нравилась атмосфера незыблемости, постоянства, окружавшая старика; казалось, все так и останется навеки и незаметно наступит время, когда он сам станет таким же почтенным профессором и будет так же здороваться по утрам с каким-нибудь молодым коллегой.

В лаборатории Эрик и Траскер занимались сборкой прибора, но намеревались приступить к опыту не раньше чем через несколько месяцев, когда Эрик получит докторскую степень. Он был не слишком загружен преподавательской работой и все свободное время посвящал подготовке к экзаменам на получение степени. Обычно он занимался после обеда. Отрываясь от конспектов, он то и дело поглядывал на Сабину, свернувшуюся калачиком на диване. У нее была привычка, читая книгу, накручивать на палец локон надо лбом. Этот жест казался Эрику неотразимо грациозным; впрочем, он видел грацию в каждом ее движении и в каждой ее черте.

Сабина тоже переживала период открытии. Энн-Арбор был для нее слишком маленьким городком, и первое время она очень тяготилась постоянным пребыванием на виду – не то что в большом городе, где можно раствориться в людской массе. Эрик гораздо легче, чем она, подчинился тонкостям сурового этикета, господствовавшего в преподавательских кругах, потому что там действовали те же законы иерархии, какие ему приходилось соблюдать в рабочие часы. Но Сабина должна была постоянно оказывать всяческое уважение местным дамам, чье превосходство над нею заключалось лишь в том, что их мужья занимали ответственные посты. Приятного в этом было мало, но, отбывая какой-нибудь нудный визит, Сабина только смеялась про себя над всей этой скучищей. Она с упоением открывала все новые и новые стороны своей замужней жизни и была слишком счастлива, чтобы создавать проблемы там, где их не было.