Живи с молнией, стр. 4
Уайт улыбнулся про себя и решил запомнить свой ответ: он показался ему удачным. Подняв плечо, он вытер об него потную щеку.
– В лаборатории когда-нибудь работали? – спросил он.
– Над исследованиями – нет, но мечтаю об этом, профессор Уайт.
– Ну-ну, пожалуйста, не усердствуйте, я вовсе не собираюсь брать вас в помощники.
По лицу Эрика медленно разлилась краска.
– Я совсем не это имел в виду.
– Не это? А что же?
– То, что я сказал. Я хотел бы заняться самостоятельной исследовательской работой.
– Вот как! Что же, у вас есть какие-нибудь идеи?
– Пока нет, но надеюсь, что будут, когда я узнаю побольше.
– Ах, вот что! Почему же вы думаете, что вы на это способны! И вообще, есть ли у вас какие-нибудь способности?
Эрик вспыхнул, но что-то в бесстрастных и усталых глазах немолодого профессора подсказало ему, что эти слова не нужно принимать всерьез.
– Я спрашиваю, есть ли у вас способности? – повторил Уайт.
– Это трудный вопрос, и каждый раз, когда кто-нибудь из профессоров меня об этом спрашивает, получаются неприятности.
– Почему?
– Видите ли, я всегда отвечаю «да», тогда профессор сердится и начинает придираться ко мне. Но я все-таки всегда отвечаю «да», потому что, сами посудите, как же иначе можно ответить на такой вопрос?
Уайт хмыкнул и протянул Эрику пачку сигарет.
– В этом году, очевидно, вы будете заниматься у меня. Предупреждаю, на одних разговорах о ваших способностях вы далеко не уедете. А теперь проваливайте, мне некогда. Еще увидимся как-нибудь. – Светлые усталые глаза улыбнулись. – И не очень хвастайтесь, если только вы на деле не лучше; чем на словах.
Эрик повернулся и медленно пошел вниз по лестнице, полувиновато, полуоблегченно улыбаясь.
Оставалось испробовать третий ключ, но аспирантская комната оказалась незапертой.
За одним из четырех стоявших там столов сидел светловолосый, сильно облысевший молодой человек и рылся в ящиках. Он поднял глаза на Эрика. В его взгляде было что-то собственническое.
– Да?
– Скажите, вы тоже аспирант? – спросил Эрик.
– Слава богу, теперь уже нет. А вы аспирант?
– Да.
– Вас, очевидно, взяли на мое место. Меня зовут Морроу. Можете занять этот стол, когда я уберу свое барахло, но если у вас есть хоть капля разума… Слушайте, у вас найдется пять центов?
Эрик поглядел на него с любопытством.
– Сейчас посмотрю.
– Да это не для меня. Для вас. Зажмите ваш пятицентовик в правой руке, осторожненько сойдите вниз, дойдите до угла Сто шестнадцатой улицы и Бродвея, сядьте в метро и больше никогда сюда не возвращайтесь. Это чертова дыра. Посмотрите на эту лысину: часть моих волос вы можете найти в библиотеке, во всех учебниках, что стоят на полках, а остальное – в грязной лаборатории на восьмом этаже. Я знаю, что в стране кризис, но все-таки, наверное, можно найти лучший способ заработать на пропитание, чем тянуть лямку аспиранта в этом болоте.
Морроу разгорячился и, сняв очки в золотой оправе, протер стекла, запотевшие от его собственного пыла. Эрик подошел к книжным полкам, которые тянулись вдоль стен. Над полками висела надпись: «Для аспирантов. Просьба возвращать книги». Эрик взял наугад какую-то книгу, решив выждать, пока Морроу поостынет и займется своим делом. Первая же открытая им страница была густо испещрена математическими уравнениями с какими-то неизвестными Эрику знаками, относящимися к величинам, о которых он не имел никакого понятия. На каждой странице этой толстой книги к тридцати строчкам формул было не больше двух строчек объяснений.
Эрик робко поставил ее на место, отметив про себя, что на полке стоит примерно двадцать таких книг, а всех полок больше десятка.
– Над какой темой вы работали? – медленно спросил он.
– Данные о спине из сверхтонкой структуры лития, – бросил Морроу через плечо, и Эрик, ровно ничего не поняв, поглядел на него с уважением. Морроу прочел все эти книги, прошел сквозь это горнило и уже имеет докторскую степень, – а лет ему не больше двадцати пяти.
– А теперь что будете делать?
– Поеду в Гарвард. Только что мне предложили там неплохое место. Здешняя потогонка имеет одно достоинство – получаешь основательные знания. Если, конечно, хватает сил выдержать до конца.
– А разве есть такие, что не выдерживают?
Морроу поглядел на Эрика бесстрастным взглядом.
– Пятьдесят процентов сбегает, – с расстановкой, точно произнося приговор, сказал он, – двадцать пять процентов стреляется, а остальные двадцать пять постепенно сходят на нет.
Морроу поднял с полу парусиновый рюкзак, набитый книгами, тетрадями, перепечатанными на машинке рукописями и разными бумагами, которые он решил разобрать как-нибудь в другой раз. Рюкзак он перекинул через плечо, поддерживая его одной рукой, две теннисные ракетки в прессах сунул под мышку, а в свободную руку взял портативную пишущую машинку. Затем радушно протянул Эрику для пожатия указательный палец.
– Пока, сынок, – сказал он. – Ничего, не робей! Когда станет невмоготу и все будет казаться в черном свете, думай о Копернике.
– Какого черта, он давно умер.
– Верно! – ликующе воскликнул Морроу. – Ну и умище у тебя – прямо стальной капкан. Далеко пойдешь. Ну пока, увидимся на ближайшем заседании Физического общества.
Морроу вышел, сгибаясь под тяжестью своей ноши, и Эрик остался один. Он поглядел на четыре пустых стола и подумал о тех людях, с которыми ему придется работать. Вдоль стен тускло поблескивали пыльные стеклянные шкафы – там стояли приборы, демонстрируемые на лекциях студентам: гальванометры, блоки, весы, шкалы, измерительные линейки и камертоны. Впервые Эрик вдруг ощутил в себе мучительную неуверенность. Он снова взглянул на внушительные полки с книгами, которые ему предстояло прочесть и понять, и поразился своей безрассудной самонадеянности. Даже при мысли о том, что нужно еще попробовать третий ключ, лицо его не прояснилось, и щелканье замка, отдавшееся громким эхом в гулком коридоре, не могло отвлечь его мыслей от книжных полок.
Он снова медленно вошел в комнату и долго глядел на книги, читая и перечитывая заглавия на корешках. Наконец он решительно вынул ту самую объемистую монографию, которая произвела на него такое гнетущее впечатление, и, взяв ее под мышку, зашагал к лифту. И хотя это был всего третий этаж, он вставил свой ключ в скважину для вызова и, ожидая, пока лифт, его собственный лифт, спустился вниз, принялся тихонько, но уверенно насвистывать сквозь зубы. Книга оказалась совсем не такой тяжелой, как он думал.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
В тот день, когда у профессора Фокса был назначен прием, которым он отмечал каждый год начало занятий, Эрик проснулся в таком волнении, словно в его жизни должен был произойти решительный поворот. Ему предстояло впервые встретиться с людьми, с которыми придется работать не один год. В общежитии бурлила шумная жизнь – в коридоре слышался топот ног, голоса, смех; с теннисных площадок непрерывно доносился глухой стук мячей. Занятия должны были начаться через два дня, и всю прошлую неделю в общежитие съезжались его обитатели.
Погода переменилась: после чудесных теплых дней наступила жара и духота. Раскаленное небо подернулось дымкой, сквозь которую пробивались неяркие, но палящие лучи солнца.
В половине двенадцатого в комнату Эрика вошел аспирант последнего курса Томми Максуэл, высокий молодой человек с лицом грустного клоуна и копной жестких рыжих волос.
– Вы Горин, не так ли?
Эрик кивнул.
– Меня зовут Максуэл. Фокс сказал мне, где вас найти, и велел взять на свое попечение. Мы можем отправиться к нему вместе, если вы не против.
Максуэл говорил медленно и тягуче, но лицо у него было живое и подвижное, и смеялся он быстрым беззвучным смехом. Эрик просиял; он был польщен этим визитом и рад, что проведет часы ожидания не один; кроме того, его томило любопытство.