История ленивой собаки, стр. 17

– Ладно. Где мы?

– Где мы? – крикнул Райдербейт Нет-Входу.

– По моим расчетам, – отозвался тот, – мы опустились к пяти тысячам, что означает, что мы проскочили и Господь Бог был к нам чертовски благосклонен! – его речь напоминала общепринятое представление о том, как должен говорить развитой негр, проходящий службу в вооруженных силах США.

Райдербейт мрачно кивнул:

– Этот парень, как мы называем их в нашем летном деле, навигатор. Во всем мире больше нет такого навигатора, как Джонс. Он провел нас через проход вслепую. Хотя, конечно, у него, как у колдуна, есть преимущество перед остальными.

Для негра эта шутка, видимо, была уже заезженной, и он прокричал Мюррею:

– Я советую вам, мистер Мюррей, вернуться в салон и пристегнуть ремни.

– Мы собираемся сесть на полосу, которая совсем не рассчитана на такие самолеты, как наш, – добавил Райдербейт. – Передай от меня привет леди, и смотрите, не выпейте все. Я сам хочу выпить, если мы сядем.

* * *

Когда они шли на посадку, Мюррею припомнилось сентиментальное избитое выражение: «на честном слове и на одном крыле». Левое крыло плыло над полем, которое напоминало лист рифленого железа. Все в салоне: Мюррей, миссис Конквест и шесть тайцев – пристегнули ремни (парашюты сброшены) и обхватили колени руками в ожидании удара. Ролики на колее начали по инерции крутиться.

Потом вдруг стало невероятно тихо.

Заглох второй двигатель. Было слышно только, как по полу катаются какие-то детали, крутятся ролики и со свистом врывается воздух в салон. Скорость была меньше сорока узлов. Пол опускался все ниже, навстречу неопределенной поверхности из воды и грязи с наполовину выросшими ростками риса, которые вряд ли бы выдержали вес большого насекомого.

В голове Мюррея проносились дикие мысли: может, все было спланировано заранее? Встреча с сержантом Вейсом в бангкокском баре; принятие приглашения выпить вместе от толстого дружелюбного Пола в маленьком ресторане Пномпеня? В этом была какая-то истина, не обязательно божественная, но прослеживался какой-то смысловой ритм, или, наоборот, бессмысленный. Если есть Бог, или, может, два, то они сплотились, опуская огромный металлический корпус. Со стороны правого двигателя раздался резкий визг; потом, когда они с грохотом коснулись земли, самолет тяжело запрыгал; левое крыло врезалось в землю; самолет перекосило, он, как плуг, вспахивал землю; отвалился двигатель; все крыло покорежило и оторвало от корпуса. Самолет на мгновение замер, сбитый с толку, но все еще под контролем, а потом начал подпрыгивать. Головы бились о колени, руки онемели, а ноги глухо стучали по металлическому полу. Весь мир пошел кругом: кричащие люди, кричащий металл, – потом тишина.

Они висели на ремнях безопасности под странным углом, лицо одного из тайцев было в крови. Жаки Конквест, тихая и прекрасная, как подумал Мюррей, свисала со своего сиденья, как кукла, в растопыренной от газет униформе, тяжелая фотокамера болталась на шее.

Самолет остановился. Мюррей страшно расчихался, его трясло, глаза слезились, из носа текло, как у ребенка. Потом ему сказали, что это произошло от того, что в предыдущий полет в хвосте самолета просыпали муку и от удара при приземлении она разлетелась по салону. Мюррея лихорадило, и его мало успокоило это объяснение. Как это неоднократно случалось и раньше, он был напуган тем, что видели, как он был испуган. Может, это было признаком смелости, а может, это были всего лишь последствия высшего образования.

Он все еще бормотал что-то себе под нос, когда Джонс вытащил его из самолета. Они шли бок о бок, вытаскивая ботинки из грязи. Мюррей обернулся посмотреть на смятый хвост самолета, а негр дернул его за руку и сказал:

– Давай, парень. Все хорошо. Все хорошо.

Мюррей понятия не имел, где они находятся.

Глава 4

История сержанта

Они оказались в маленьком старом городке. Городок был серый и никудышный, но все еще носил на себе следы французской цивилизации. Там была крошечная площадь, окруженная облупленной колоннадой, в центре на потрескавшемся бетоне – ноги какой-то статуи, возможно, это был генерал, а может, и поэт, голени все в выщерблинах, под ними поднимались ростки какого-то неприглядного вида растения.

У американцев, как оказалось – здесь их число измерялось одним человеком, в одном из старых французских домов был свой штаб USAID, внутренности штаба освежили, выкрасив стены в цвет плоти. Единственный представитель Америки был даже больших, чем обычно, размеров и более коротко подстрижен. Долговязый мужчина с широкой белозубой улыбкой по фамилии Веджвуд. На стенах в его кабинете висели примитивные плакаты с изображением мужчин в униформе, с квадратными коричневыми лицами, квадратными плечами и прямыми руками. Плакаты были нарисованы очень плохо, словно ребенком. Под каждым надпись: «ЗНАЙ СВОЕГО ВРАГА. СВА РЕГУЛЯРНЫЕ ВОЙСКА. СВА НЕРЕГУЛЯРНЫЕ ВОЙСКА. ПАТЕТ ЛАО РЕГУЛЯРНЫЕ ВОЙСКА» и т. д. А затем следовал список оружия, которым могут воспользоваться эти мужчины. Один угол кабинета был отведен под фотографии с разворотов «Плейбоя» (как минимум, за шесть месяцев).

Мюррей проковылял к бачку с ледяной питьевой водой и выпил пару бумажных стаканчиков. В голове с одной стороны тупо стучало, однако он четко сознавал все, что происходит. Снова сев на стул, он заметил, что у Жаки Конквест как раз за левым ухом родинка. Она сидела рядом с ним возле свернутого звездно-полосатого флага; теперь, когда она избавилась от газет, френч снова свободно облегал ее фигуру.

Веджвуд позвал помощника-лаосца, и тот ушел приготовить кофе, а Райдербейт и Нет-Входа начали долгое, но не совсем полное описание своих воздушных неудач. Они ни слова не упомянули о пересечении границы с Северным Вьетнамом, сконцентрировавшись полностью на отказавшем левом двигателе и на том, как они провели самолет в горах и приземлились на рисовом поле.

Веджвуд делал какие-то записи, качал головой и удивленно говорил, что ему трудно представить, как вообще кто-то из них остался жив. Когда вернулся помощник с кофе, Райдербейт улыбнулся одной из своих самых обворожительных улыбок и сказал:

– Может, мы могли бы выпить чего-нибудь покрепче, мистер Веджвуд?

– О, ребята, конечно! – и через минуту американец вернулся с полной квартовой бутылкой бурбона «Фо Роузес» и неизбежными бумажными стаканчиками.

Выпили все, кроме Нет-Входа, а Веджвуд начал планировать их возвращение во Вьентьян. Он мог отправить их вертолетом, и еще до заката они могли бы добраться хотя бы до Луангпхабанга. Для тайских толкачей, которые загадочно исчезли, транспорт найти было труднее.

Бурбон начал убывать, а с ним и головная боль Мюррея. Потом Веджвуд, прихватив бутылку, провел их по грязной, узкой улочке к дому с арками и витиеватыми балконами, который, как он выразился, больше других заведений в этом городке напоминает ресторан. Американец не смог остаться с ними, так как ему надо было отослать несколько радиосообщений, но он оставил им бутылку бурбона.

Внутри было очень жарко, пахло рыбой и летали ленивые, толстые мухи. Через минуту они переместились в патио с мелким прудом, в котором поблескивали три золотые рыбки. Хозяин, вежливый полукровка, вынес стол, стулья и четыре стакана. Еда, которую он подал, была отвратительной, но у них и так не было аппетита. После второго стакана бурбона Райдербейт откинулся на стуле и увлекся тем, что, отщипывая кусочки жесткого хлеба, скатывал их в комочки, окунал в бурбон и кидал в пруд, а потом наблюдал, как рыбки быстро поднимаются на поверхность и проглатывают корм. Каждый раз он радостно ухмылялся и напряженно ждал их реакции. Одна из рыб всплыла на поверхность с разинутым ртом, две другие ушли ко дну, немного подергались и замерли.

– Вот так! – воскликнул Райдербейт, разворачиваясь на стуле. – Вот вам пример поведения человека в сложных ситуациях: одни на плаву, другие тонут. Думаю, мы относимся к тем, кто на плаву, верно, Нет-Входа? Нет-Входа, ты не пьешь, ничтожный ублюдок!