Невеста, стр. 54

Изабел проснулась с дикой головной болью. Она лежала неподвижно, стараясь сохранять спокойствие, как вдруг неудержимый приступ рвоты заставил ее вскочить с постели и помчаться через коридор в ванную.

– Это похмелье,– сказала она своему отражению в зеркале, однако не убедила даже саму себя.

Изабел прополоскала рот, присела на край ванны и подперла подбородок рукой. Ребенок стал старше еще на один день. Может, у него уже оформились черты лица. Крохотные ручки, крохотные пальчики на ножках. Мальчик. Или девочка. Маленький человечек, который растет у нее внутри. Готовится к появлению на свет.

К горлу подкатила очередная волна тошноты, и Изабел зажала рот ладонью. Неопределенность только ухудшала ее состояние. Она никак не могла принять решение или хотя бы выстроить аргументы в пользу одного либо другого варианта. Разум в ней боролся с мотивами, о присутствии которых у себя она и не подозревала. С каждым днем доводы рассудка слабели. Очевидное решение становилось все менее очевидным; логика, на которую она привыкла полагаться, рушилась под напором глупых эмоций, словно песочный замок.

Изабел встала и, пошатываясь, побрела к лестнице, собираясь сойти вниз и выпить чаю. В кухне она обнаружила отца. Джеймс Хэвилл, одетый в деловой костюм, стоял у плиты и читал газету.

– Доброе утро,– поздоровался он с дочерью.– Чашечку чаю?

– С удовольствием,– ответила Изабел.

Она села за стол и принялась разглядывать свои пальцы. Джеймс поставил перед ней кружку. Отхлебнув, Изабел нахмурилась.

– Не сладко.

– Ты же никогда не пила чай с сахаром,– удивился Джеймс.

– Угу,– кивнула Изабел.– А теперь пью.

Насыпав в кружку две полных ложки сахара, она сделала глоток, с наслаждением чувствуя, как горячая сладость медленно растекается внутри.

– Значит, Милли права,– констатировал Джеймс.

– Да.– Изабел уставилась в шоколадно-молочную глубину кружки.– Милли права.

– А как насчет отца ребенка?

Изабел промолчала.

– Понятно…– Джеймс кашлянул.– Ты приняла решение? Я полагаю, срок еще небольшой.

– Да, срок небольшой. Нет, я еще не решила.– Изабел подняла глаза на отца.– Ты, наверное, считаешь, что я должна избавиться от ребенка? Забыть, как страшный сон, и продолжить блестящую карьеру?

– Необязательно,– проговорил Джеймс после паузы.– Только если…

– Мою крутую карьеру,– с горечью продолжила Изабёл.– Вернуться к прекрасной жизни, состоящей из перелетов, гостиниц и иностранных бизнесменов, которые клеятся ко мне, потому что я всегда свободна.

Джеймс пристально посмотрел на дочь.

– Разве тебе не нравится твоя работа? Я думал – мы все думали,– она доставляет тебе радость.

– Доставляет,– согласилась Изабел.– Большую часть времени. Но порой мне бывает одиноко, иногда я устаю, а иногда мне хочется бросить все к чертовой матери.– Она сделала глоток чая.– Порой я мечтаю, что лучше бы вышла замуж, родила троих детей и жила припеваючи, не зная, что такое работа.

– Я не знал, что у тебя бывают такие настроения,– сдвинул брови Джеймс.– Мне казалось, тебе нравится быть деловой женщиной.

– Я не деловая женщина.– Изабел резко поставила кружку на стол.– Я – личность. Занятая делом.

– Я не хотел…

– Хотел! – раздраженно воскликнула Изабел.– Ты привык так обо мне думать. Карьера – и все. Ты забываешь о том, что во мне есть и другие стороны.

– Не забываю.

– Нет, забываешь. Я сама очень часто об этом забываю.

Отец и дочь помолчали. Изабел достала пакет с кукурузными хлопьями, заглянула в него и со вздохом отложила. Джеймс допил чай и потянулся за портфелем.

– Извини, мне пора.

– Ты и вправду пойдешь сегодня на работу?

– Боюсь, у меня нет выбора. Там такое сейчас творится! Если я не появлюсь, завтра меня уволят.

– В самом деле?

– Ну, не завтра.– Джеймс грустно улыбнулся.– Но мне все равно надо идти.

– Прости,– сказала Изабел.– Я не знала.

– Ничего. Ты и не должна была знать. Я не очень-то распространялся об этом.

– Дома тоже хватает проблем.

– Да уж,– с жаром согласился Джеймс.

Изабел широко улыбнулась.

– Готова поспорить, ты рад, что можешь сбежать отсюда.

Я вовсе сбегаю,– возразил Джеймс.– Гарри Пиннакл уже просил с ним встретиться. Наверняка хочет обсудить, во что нам обойдется это фиаско.– Он скривился.– Стоит Гарри Пиннаклу щелкнуть пальцами, и весь мир должен завилять хвостом.

– Ладно,– примирительно сказала Изабел.– Желаю удачи.

У двери Джеймс Хэвилл остановился.

– Слушай, а за кого бы ты вышла замуж? – поинтересовался он.– И от кого родила троих детей?

– Не знаю,– пожала плечами Изабел.– Дайка припомнить, с кем я встречалась? Ну, например, от Дэна Уильямса.

Джеймс горестно застонал.

– Замечательный выбор, родная! Послушай, ребенок ведь не…

– Нет.– Изабел невольно рассмеялась.– Не волнуйся, не от него.

Саймон проснулся совершенно разбитым. Голова раскалывалась, воспаленные глаза болели, отчаяние тяжелым камнем давило на грудь. Из-за штор пробивался яркий луч зимнего солнца; снизу, из холла, доносился легкий запах каминного дымка, смешанный с ароматом свежего кофе, заваренного в столовой. Однако ничто не могло умалить горя Саймона, его разочарования и, прежде всего, острого ощущения неудачи.

Гневные слова, которые он бросил Милли вчера вечером, все еще звенели в голове с такой четкостью, будто он произнес их пять минут назад.

Как в сцене из театральной пьесы. Сцене, которой – как он понял – ему следовало ожидать.

Его пронзил новый укол нестерпимой боли и унижения, и Саймон перевернулся в постели, зарывшись головой в подушку. Почему он ничего не замечал? Как вообще позволил себе увериться, что может рассчитывать на счастливый брак? Почему бы ему просто не смириться с тем, что он конченый неудачник? Сперва провалился в бизнесе, а теперь и в браке. Отец, горько усмехнулся Саймон, хотя бы дошел до алтаря; его не предали за два дня до свадьбы.

Перед ним предстало лицо Милли: покрасневшее, заплаканное, искаженное страданием,– такой она была вчера вечером,– и на мгновение Саймон смягчился. Ему захотелось позвонить ей, сказать, что он по-прежнему любит ее, по-прежнему хочет на ней жениться. Он уложит ее в постель, поцелует распухшие губы, постарается забыть все, что случилось в прошлом. Искушение было велико; нет, если честно, просто огромно.