Дотянуться до звезд (СИ), стр. 20

На рассвете, совершенно истощенный я погрузился в усталый сон, крепко прижимая к себе Маю. Но перед этим в голове стучала лишь одна мысль — я не могу ее отпустить.

Проснулся я от яркого солнца, которое било в глаза. Я еще не успел открыть глаза, как в мозг хлынули воспоминания ночи. Противоречивые чувства раздирали изнутри. Логика и здравый смысл кричали — отпусти ее, без тебя ей будет лучше! Но душа и сердце умоляли этого не делать.

Как мне ее отпустить? Где найти силы?

Я повернул голову в бок, и увидел, что место рядом со мной пустует. Лишь на подушке лежит листок бумаги.

Я смотрел на листок и чувствовал, как мир вокруг теряет краски. Трясущимися руками я развернул его.

«Дорогой Блейк!

Прости, что прощаюсь вот так. Иначе бы, я просто не смогла уехать. Даже если бы ты прогонял меня. Ты хотел, чтобы я уехала, и я выполняю твою просьбу, хотя не вижу в этом блага для себя.

Я хочу сказать тебе спасибо за каждое мгновение, что провела рядом с тобой. Ты заставил меня почувствовать себя как никогда живой и счастливой. Я до конца своих дней буду благодарна судьбе за встречу с тобой. Именно ты разбудил во мне чувства, доселе мне неведомые.

Я люблю тебя, Блейк Уокер. И буду любить всегда. Я никогда тебя не забуду и надеюсь, что и ты будешь хоть изредка вспоминать обо мне.

Спасибо тебе за все. Ты самый лучший, чтобы ты там о себе не говорил.

Прощай.

Мая.»

Я словно окаменел. Пришло запоздалое осознание, что я бы ее не отпустил, будь у меня выбор. Именно я, лично, внушил девушке, что она должна уйти. И она ушла.

Она оставила меня одного с этим клочком бумаги, каждая буква на котором выворачивала меня наизнанку.

Смирись Уокер, ты сам этого хотел.

POV Мая.

Я сердито смахнула слезы с глаз, глядя в иллюминатор. И откуда они берутся в таких количествах?

Я летела домой, к родным, но радости не испытывала. Точнее, я была рада, что увижу родителей, но основными моими чувствами были горечь, боль и пустота. Это не было связано с тем, что моя поездка в штаты провалилась, и я ничего не добилась. Просто там, в Лос-Анджелесе осталось мое сердце и огромная часть души.

Блейк.

Как научиться жить без него?

Я любила его каждой частичкой души и сердца, но ему это было не нужно. По-своему, он был ко мне привязан, но этого было мало. Мало для меня. Мало для нас.

Он хотел, чтобы я ушла, вернулась домой, объясняя, что так лучше для меня. Но разве такие муки могут быть благом? А смогла бы я жить с ним в одном городе, любить его, без надежды на взаимность? Не знаю.

Его откровения шокировали меня. Я предполагала, что способы его заработка далеки от законных, но не думала, что все настолько серьезно. Но сидя на диване в его квартире, я просто поняла — мне все равно.

Я просто знала, чувствовала — он хороший человек, чтобы он сам о себе не говорил. У него добрая душа, он заботливый. Он просто — лучший.

У меня не было ни капли сожалений о прошедшей ночи. Самой лучшей в моей жизни. Я впитывала и запоминала его лицо и тело. Каждый изгиб, родинку, морщинку. Он подарил мне неземное наслаждение, и я была благодарна ему за это.

С ним я забывала обо всем, что со мной случилось. Обо всех горечах, обидах и даже насилии, через которые прошла. Блейк был моей панацеей, моим лекарством от земных бед.

И вот теперь, его больше нет в моей жизни. Все, что мне осталось, это воспоминания.

Я ушла, сразу после того, как он заснул. Я бы просто не смогла этого сделать, глядя в его волшебные глаза. Не знаю зачем, но я оставила ему записку. Не просто пару прощальных строк, а излила вкратце на бумагу свои чувства.

Я знала, что ему это не нужно. Ему не нужна моя любовь, но мне очень хотелось, чтобы он знал.

— Мисс, мы прилетели, — вырвал меня из мира мыслей голос стюардессы.

- Да? Спасибо, — пробормотала я.

Спустившись по трапу, я прошла регистрацию и увидела своих маму и папу. На краткое мгновение всепоглощающая горечь отступила. Я была рада их видеть, сама не зная, как оказывается, соскучилась по ним.

Глава 15.

POV Мая.

Родители были искренне рады меня видеть. Даже отец, который, когда я решила уехать, отрекся от меня, был рад. А все потому, что он мой папа. Родители любят своих детей вопреки всему, чтобы те не натворили.

По приезде домой был вкуснейший ужин в честь моего возвращения. Эта атмосфера радости и любви на какое-то время притупила боль и тоску, но когда первые эмоции улеглись, они вернулись с новой силой.

И вот я уже почти три недели живу дома. Дома? Да и нет одновременно. В этом доме я выросла, но оказывается правду говорят — дом там, где твое сердце. А мое сердце осталось далеко за океаном, и, не смотря на все старания родных, я чувствую себя чужой в отчем доме.

Всеми силами я старалась делать вид, что все отлично, но, похоже, получалось плохо. Отец решил, что это результат столкновения мечты и реальности, просто сильное и горькое разочарование. Но к его чести, он ни разу не сказал ничего, наподобие «я тебя предупреждал».

А вот мама оказалась куда проницательнее.

- Мая, солнышко, может, ты, наконец, скажешь, что тебя так мучает? — спросила она, придя как-то вечером ко мне в комнату.

Моя мама — Джейн Стенфорд была поистине удивительной женщиной. Ум, красота, проницательность — все было при ней. И сейчас, сидя под пристальным взглядом шоколадных глаз, я просто не знала, что делать. Она видела меня насквозь.

— Я уже говорила — это просто горькое разочарование. Тяжело смириться с тем, что твоя мечта обратилась в пыль, — старалась как можно убедительнее сказать я.

— А по-моему, это сказал твой отец, а ты просто поддакнула, ухватившись за шанс не раскрывать истину, — нахмурилась она. - Мая, я знаю тебя с пеленок и ни за что не поверю, будто ты так раскисла из-за того, что не покорила Голливуд. Расскажи мне, милая. Я же твоя мать, и мне невыносимо видеть, как ты мучаешься.

Вот откуда она это знает?

— Мама… — прошептала я и неожиданно для самой себя разревелась как ребенок.

Все это время я была так подавлена и одинока, столько сил приложила, чтобы держать в узде чувства и эмоции, что малейшее проявление участия уничтожило весь самоконтроль на корню.

Мама смотрела на меня с ужасом. Я всегда была удивительно не плаксивым ребенком. В последний раз она видела мои слезы в возрасте четырех лет.

Объятия родного человека дарили силы. И я решилась рассказать. Рассказала почти все, исключив историю с Риччи. Она не должна этого знать. В остальном я была предельно честна. Каждое слово, которое я произносила, казалось, дарило облегчение.