Некромерон, стр. 79

– Без запинки, – похвалил вампир.

– Лучше час на поле топором махать, – признался минотавр, – чем излагать науку. Ну что, поищем еще знакомые языки?

– А это идея, – просветлел Зелг. – Если милорд Топотан обнаружил понятную ему страницу, то, возможно, каждый из нас отыщет нечто ему известное. Не зря же этот паренек принес ее специально для меня. С веснушками? – в который раз уточнил он.

– С веснушками, – подтвердил голем. – И глаза голубые-голубые.

– Вот видите.

Спустя часа полтора стало совершенно очевидно, что по одной странице вполне могут перевести князь Мадарьяга, признавший в причудливой бирюзовой вязи древний жанивашский; Карлюза – ко всеобщему удивлению продемонстрировавший глубокие познания в так называемом мертвом языке Бангасоа; Зелг, сумевший с грехом пополам расшифровать клинописные аздакские письмена; Крифиан – посвятивший друзей в тонкости произношения древнегрифонского языка чин. Более других отличился в этом нелегком деле доктор Дотт, который и сам был поражен до глубины души тем, что магическая тайнопись, неподвластная иным, – это каракули, коими пестрят любые рецепты.

– Всю жизнь выписывал лекарства, и что оказалось? Что я носитель тайного знания?! Эх, жаль, поздновато это раскрылось…

– А то что?

– Все неприступные пациентки были бы моими. Женщины обожают загадочных мужчин… Вот незадача! – И расстроенное привидение свернулось клубком на плече у верного друга – голема.

Сам же Думгар, помявшись, признался, что клинописные письмена, выдавленные в плотном листе и залитые алой эмалью, – суть язык легендарной Канорры и что, пожалуй, с позволения мессира Зелга, он бы перевел их собравшимся. После чего с пугающей легкостью прочитал страницу сложнейшего текста, комментируя отрывки с точностью специалиста.

Две страницы остались тайной, их не смог расшифровать никто.

Сведя в одно целое полученные сведения, разобравшись с непонятными моментами и учитывая, что все части были написаны в разное время, разными существами – о чем неоспоримо свидетельствовал стилевой разнобой и сохранность письмен, – узнали не так уж и много. Хотя и не мало.

«Весьма вероятно, – писал рийский летописец, – что, потерпев сокрушительное поражение и столкнувшись с противником, равным либо превосходящим по силе, Проклятый король может скрыться в своем мире и разрушить врата, ведущие в Бэхитехвальд, дабы не допустить преследования со стороны такого врага. И ежели случится на вашем веку узнать о том, что не существует более Смеющейся Статуи в Бангасоанской пустыне, что в руинах лежит Болотный храм, что рухнула Черная башня, – сие означает: Галеас Генсен спасается бегством впервые в жизни.

К великой печали моей, мне не дожить уже до такого светлого дня, но своим долгом почитаю сообщить тому смельчаку, что разыщет Книгу Закона и сумеет прочитать сии строки, что Тотис, в мудрости своей предвидя хитрость врага, основал врата неразрушимые. Они ведут в Бэхитехвальд, и тот, кому суждено их найти, найдет их непременно».

«Не имея сил закрыть врата, возведенные Тотисом, король Бэхитехвальда поставил возле них семь стражей, одного ключника и одного хранителя. А посему те смельчаки, что решатся преследовать его в исконных пределах, должны явиться к вратам вдевятером. И будут среди них семь стражей, один ключник и один хранитель», – сообщала страница, написанная на языке чин.

«Когда девять рыцарей соберутся вместе и возродят орден кельмотов-смертников, когда прочитают они в должном порядке девять страниц, то тайное станет явным, а пустота заполнится смыслом» – так утверждал Мадарьяга вслед за жанивашским хранителем.

– Ну, тут более или менее ясно, – сказал Узандаф. – Когда мы сможем прочесть две оставшиеся страницы, то все чистые листы заполнятся. Сам частенько баловался такими заклинаниями. Простенькое, но действует безотказно.

«Ищи хранителя, иди к хранителю, найди хранителя», – бесконечно повторял бангасоанский автор, исписав этой фразой круглый лист.

«Ты не можешь отказаться от своего предназначения. Книга Закона не просит и не предлагает, а лишь утверждает очевидное. Во что бы ты ни верил: в Тотиса или духов огня, в неизбежность судьбы либо свободу выбора, – тебе и именно тебе предстоит завершить дело, начатое нами во времена, когда Бэхитехвальд впервые проявился в мире Ниакроха и забрал с собою несметное число жизней и невинных душ. Голоса тысяч умерших заклинают тебя…»

– Это нечестно, – сказал Зелг. – У меня были свои планы. Воспоминания хотел написать, потом монографию. Занавески в спальне поменять, в конце концов.

– Привыкай, – утешил его Мадарьяга. – Быть надеждой и опорой мира – не так уж и плохо, если вдуматься. Попадешь во все учебники истории. Многие чего только не делают, чтобы прославиться, а ты – раз и готово! Это тебе не хухры-мухры, а блестящая карьера.

– Карьера – это то, что нужно, – пробасил Такангор. – Без карьеры мне никак. Лабиринт стоит неотремонтированный, и если маменька узнают, что я за это время не совершил хотя бы кучу подвигов и героических деяний, то устроят мне такую головомойку, что Генсен покажется добрее дедушки.

– Так, стоп, – осенило Мадарьягу. – Это что же такое выходит? Я тоже избранный? Ну знаете, так нечестно, у меня были свои планы…

– Есмь рыцарственное создание? – обрадовался Карлюза. – Мечты свершились!

– Хоть кто-то порадуется, – вздохнул Дотт. – Эх, говорил же мне папа: не слушай маму, иди, сынок, в ювелиры. Женщины их любят, а из проблем – одни грабители, да и те нечасто. Рецепты до добра не доведут! Как накаркал! Меня, конечно, никто не спрашивает, но второй раз встречаться с Генсеном мне как-то не улыбается.

– Это наш долг, – мягко напомнил грифон.

– Я протестую! Какой долг? Перед кем долг? Пришли: «Здравствуйте, вы нам должны; а вы не знали? Какая досада!» – и умыли руки, а я теперь крутись как уж на сковородке. Да я, может, жениться хотел… Отстань, – обернулся призрак к своей безголовой подружке, которая от счастья пустилась было в пляс. – Теперь уже не хочу, настроение не то.

– И где искать двух оставшихся? – растерянно спросил Зелг.

– Сами отыщутся, – ворчливо ответил Мадарьяга. – Можешь вообще никуда не ходить и ничего не делать, а столкнешься с ними нос к носу. Колесо, видишь ли, завертелось.

– Какое колесо?

– Судьбы, – ответил Узандаф. – Даже и не знаю, что тебе сказать, внучек. Ну что, поздравляю. И… соболезную. Эй, ты куда?

– В обморок, – пояснил Дотт, доставая бамбузяку из своих неисчерпаемых запасов. – Вы бы поосторожнее с ним. Пацифист все-таки.

Глава 17

– Ваше высочество! Ваше высочество, прошу в тронный зал! К вам делегация амазонок!

– Амазонок?!

– Кто такие амазонки? – заинтересовался король Юлейн, с которым в этот послеобеденный час Зелг изучал свежие газеты.

– Это такие дикие женщины, сир, которые водятся преимущественно на природе – в лесах и полях, сами охотятся и воюют и совершенно отказываются выходить замуж, – коротко пояснил Думгар.

– Какие благородные добрые женщины! – восхитился король. – Их обязательно надо поощрить!

– А какое отношение мы имеем к амазонкам? – спросил Зелг.

– Пока – никакого, – встрял вездесущий Дотт. – Но среди них попадаются такие хорошенькие!

Главный ценитель женской красоты оказался прав. Три величественные воительницы, с достоинством ожидавшие аудиенции в огромном тронном зале, более походили на трех богинь, сошедших с горних высей, скорее ради каприза, нежели из-за реальных проблем.

Многоног-дворецкий лично проследил за тем, чтобы дамам были предоставлены самые удобные и красивые кресла, и сам собственными щупальцами расставил на низеньком столике кувшины с драгоценными винами, блюда с фруктами и легкой закуской, а также вазы со сладостями и десертами. Девы поотнекивались для приличия, но спустя какое-то время уплетали угощение за обе щеки.