Розыск, стр. 27
Глава 14
С каждым шагом тайга становилась все глуше. На пути Волкова все чаще попадались завалы из гнилых обомшелых стволов. И обходить эти препятствия просто не имело смысла – они тянулись на многие сотни метров.
Олег чувствовал, что здорово устал. Как-никак, а верст двадцать уже отмахал без всякой передышки! А тут еще эта таежная «полоса препятствий» с ее нескончаемыми барьерами и бумами…
Утешало одно – все-таки цепко держится за след Рыбакова.
Правда, четкие отпечатки ему попадались совсем редко, но зато было другое: то свежий излом ветки, то содранный каблуком клок лишайника на лежащей осклизлой осине, то цепочка продолговатых, заполненных водой углублений во мху болотца – все говорило о том, что преступник проходил здесь не так давно.
И не просто преступник. Убийца. Расчетливый и жестокий.
В том, что именно Рыбаков убил своего рыжеволосого сообщника, Олег не сомневался. Пройдя по тропе несколько сот метров от поляны, где оставил Кандычева, Волков наткнулся на труп рыжего. По тому, как кучно, снопами, вошла картечь в его тело, Олег определил, что выстрелы были произведены с близкого расстояния, почти в упор.
«Вот же звери! – с отвращением сплюнул Волков, рассматривая обезображенную пузырями ожогов, развороченную кусками свинца спину убитого. – Ради своей шкуры на все способны… Показать бы все это тем, кто гнусавит по подворотням и подъездам блатные песни! Тем, кто души малолеткам калечит воровской романтикой. Может, поумнели бы…»
К убитому у Олега особой жалости не было. Наверняка и этот рыжий при жизни был ничем не лучше Рыбакова. Но добить искалеченного, беспомощного?!..
В семи шагах от трупа он обнаружил стреляные гильзы. Они лежали веером на прошлогодней прелой листве – три пластиковые гильзы молочно-желтоватого цвета. Именно такие патроны для пятизарядного ружья показывал ему Кандычев в магазине.
«Рыбаков думает, что и нас с Петром прикончил, – размышлял на ходу Олег. – Значит, он в полной уверенности, что за ним никакой погони нет. Это хорошо…»
– А здорово гадина шагает. Резво! – проговорил вслух Волков, прикидывая ширину шага по отпечаткам сапог бандита. – Спешишь поближе к железной дороге выбраться? Ну, спеши, спеши… Все равно достану!
Он сориентировался по компасу и пришел к выводу, что на протяжении всех шести часов преследования следы Рыбакова шли строго на юг.
«Ишь ты, как по линейке шпарит! – отметил Олег. – Видно, компас тоже не в первый раз в жизни в руках держит! Пожалуй, пора мне темп прибавить, отстаю пока прилично…»
Он чувствовал, что понемногу проигрывает преступнику в скорости: тот идет свободно, как ему удобнее, а у Олега много времени уходит на отыскивание следов.
«…Так… Я прохожу за час примерно три, три с половиной километра, а Рыбаков, судя по всему, – километра четыре… – прикидывал Волков. – Если до леспромхозовской бетонки действительно пятьдесят километров, то он выйдет на нее часа на четыре раньше меня… Надежда только на то, что привал где-нибудь сделает. За счет этого мне удалось бы к нему поближе подобраться… Но и догнать – тоже только полдела! Еще надо изловчиться обезоружить Рыбакова, а он не быстро на уговоры поддается… Зазеваешься – угостит жаканом или картечью. У него рука не дрогнет, это уж точно!»
При этой мысли Олег почувствовал, как рана на голове засаднила сильнее, кровь запульсировала под повязкой теплыми толчками.
«Ага-а, похоже, начинаешь трусить, мил человек! – . с неожиданным злорадством подколол себя Волков. – Это тебе не на собраниях выступать: «если прикажут!», «если понадобится!»… Понадобилось!
Тут вопрос ребром – или ты преступника задержишь, или он тебя завалит, как того рыжего. Другого не дано! Конечно, есть и еще один выход – повернуть назад, к Кандычеву… «Сбился, мол, со следа!» – и дело с концом. И никто бы не осудил – сам легко ранен, товарища в беде не бросил и все такое… А если еще «подзалить» немного, так и вообще героем буду! – издевался над собой Волков. – Что ж ты? Решайся! И по тайге столько мотаться не придется, и риска практически никакого! Решайся!!»
Впереди показался очередной бурелом. На его преодоление ушло добрых двадцать минут. Волков настолько вымотался в борьбе с препятствиями, что накативший на него приступ самобичевания бесследно исчез.
«Рановато нервишки распускаете, молодой человек! И какой вы, однако, впечатлительный!» – подтрунивал он над своей минутной слабостью.
Между тем день уже заметно клонился к вечеру. Начинало смеркаться.
Ветер усилился, и тайга под его порывами заволновалась, зашумела мощно и глухо. Вершины огромных елей и сосен ходили так сильно, что, если поглядеть на них, кружилась голова.
«Пожалуй, дождь может пойти! – озабоченно поглядывая на низкие тяжелые тучи, подумал Олег. – А то и со снегом!»
Он знал, что погода в этих местах может выкинуть самый неожиданный фортель. Что ни говори, а до полярного круга отсюда ближе, чем, скажем, до Свердловска… Север есть Север!
«А снег был бы мне на руку!» – пришла мысль.
Он представил себе четкие отпечатки сапог Рыбакова на припорошенном снегом мху и аж прищелкнул языком от удовольствия. Вот когда бы он смог по-настоящему увеличить скорость! Они прямо грезились Олегу, становились навязчивым видением, эти отпечатки резиновых сапог с протектором «елочка»!
«Но тогда же Кандычев вконец замерзнет! – отверг он идею со снегом, – И так, поди, замерзает, крови-то много потерял… Ну да ничего! Петруха парень крепкий, все обойдется! – успокаивал он себя, но сердце все-таки ныло в тревоге. – Скоро прилетит вертолет, подберут его, госпитализируют… Но почему я не слышал вертолета? Далеко? Или не выпустили по метеоусловиям? – гадал он. – Вполне могло и так быть. Целый день облачность низкая…»
– Эх, Петруха, Петруха! – вздохнул вслух Волков. – Ты уж как-нибудь держись там, браток! Я постараюсь быстро обернуться… Ты жди.
Пройдя несколько километров, Олег попал в «гибняк» – мертвый лес, загубленный каким-то вредителем.
Зрелище было удручающее… Серо-черные, безжизненные, источенные червями стволы тянули к низкому хмурому небу свои узловатые сучья, страшные, словно ампутированные руки.
Все здесь напоминало какое-то неправдоподобно громадное кладбище – жутко и пустынно. Ни звериных, ни птичьих следов, только ветер гуляет в мертвых стволах, завывая по-особому протяжно и тоскливо.
«Вот уж гиблое место, так гиблое! – думал Олег, оглядываясь по сторонам. – Без всяких декораций можно сказку о царстве Кощея снимать… Потрясающая натура!..»
Он шел и размышлял, что, как видно, ни храбрись, все-таки одному в тайге страшновато. Один и есть один. Случись с тобой что, помощи ждать неоткуда – на десятки километров вокруг никакого жилья… Есть любители порассуждать: мол, бывалому человеку тайга дом родной! И накормит, мол, и напоит, и ночлег даст…
Оно, может, и так, если рюкзак полон припасов, а рядом товарищи, с которыми и лихо не беда. Еще веселее, когда лаечки впереди бегут, о разных лесных жителях предупреждают. Тогда и трудные километры в удовольствие…
А в его, Волкова, положении? Ногу вывихни – конец. В болотину провались – тоже конец! Сколько километров еще шагать, что впереди ждет – кто знает!..
Нет, одному в тайге и несподручно и страшновато!
«Во-во! Ходи, ходи! Доходишься!.. – неожиданно поддакнул внутри Волкова какой-то человечек. – Вишь во-он тот ельничек, что впереди чернеет? Торопишься ты, парень, туда, бежишь со всех ног, а, может, смертушка-то твоя тебя там как раз и поджида-ат! Поди, притаился там Рыбаков, ждет, когда подойдешь на верный выстрел. Пошевелит пальцем – и конец тебе придет! Так-то…» – бубнил человечек.
Он был страшно осторожен и многоопытен, этот человечек. Точно такой же, наверное, сидит в каждом из нас, но узнаем мы о его существовании только тогда, когда немножко трусим.
«Хватит ныть, без тебя тошно! – осадил его Олег. – А на фронте, что, легче было? Там не один ствол – тысячи, и все в тебя целят! Разве бате моему и товарищам его легче было? Да в тысячу раз тяжелее, а выстояли! Ты пойми, дядя, что же получится, если все только и будут делать, что за чужие спины прятаться? А?