Бывший будущий муж, стр. 4
Но здесь, у нее в кухне, делать вид, будто его волнует ее состояние… Какое гнусное лицемерие!
— Я бы хотела отправиться немедленно, если не возражаешь, — заявила она. — Полагаю, ты уже организовал наш перелет в Лос-Анджелес.
— Безусловно, — подтвердил Найджел. — Но до вылета еще почти полтора часа. Мой самолет нуждается в заправке и проверке. Кроме того, раньше нет окна в регулярных рейсах.
Джессика была ошеломлена.
— Ты что, прилетел сегодня специально, чтобы сообщить мне эти новости?
Найджел пожал плечами с деланным безразличием, но она знала так же хорошо, как и он, что оно напускное. Его сестра погибла, врачи борются за жизнь зятя, мать, вторая сестра и два младших брата нуждаются в поддержке. А он стоит здесь, посреди ее кухни, и готовит сандвичи и кофе…
— Ты мог бы оставить сообщение на автоответчике.
— Разве тебе было бы проще услышать печальные вести таким образом? — спросил он, быстро взглянув на нее.
Джессика поняла: Найджел прилетел, потому что знал ее. Знал, как она прореагирует. Знал, что она полностью расклеится. Как оно и получилось на самом деле.
Найджел поставил кофейник на стол рядом с тарелкой и чашками. Потом мельком посмотрел на часы.
— Садись и ешь.
Джессика напряглась. Больше всего ей хотелось сказать ему, куда отправляться со всем этим показным вниманием. Она не нуждается в проявлении поверхностно-родственных отношений.
Для этого они слишком хорошо и близко знают друг друга. Оба страстные, упрямые, вспыльчивые, темпераментные. Джессика ощутила прилив гнева, глядя, как он расхаживает по ее кухне. Но здравый смысл требовал промолчать и подчиниться, если она не собирается вступить с ним в открытую войну в таких горестных обстоятельствах, Ей ли не помнить, что Найджел всегда добивается того, что задумал! Ведь она убедилась в этом на собственном печальном опыте.
Джессика снова с трудом подавила горечь и подивилась, как это ей вообще пришло в голову, что она справилась с чувством к нему. Произошла ужасная трагедия, пострадали близкие ей люди, а она в состоянии думать только о Найджеле.
Но, возможно, это защитная реакция мозга, отвлекающего ее от кошмара случившейся и нависшей утрат.
— Как твои справляются с этим? — спросила Джессика, присаживаясь к столу и придвигая тарелку.
— Не справляются, — коротко бросил Найджел. Ответ перевернул ее нутро. Потом он смягчился и добавил:
— Они все в больнице, сидят с Тэдом и младенцами. Так… так лучше…
— Да. — Джессика кивнула.
Он выдвинул второй стул и сел рядом с ней, случайно коснувшись ногой ее бедра. Она похолодела, потом вспыхнула. В воспаленном мозгу промелькнули видения: они оба в спальне, обнаженные, влажные от пота, задыхающиеся…
Пытаясь не показать, что творится в ее голове, Джессика взяла сандвич, хотя отлично знала, что не сможет проглотить ни куска. Откусила и с трудом начала жевать, не ощущая вкуса.
Ей просто необходимо было, чтобы он отодвинулся, потому что как же иначе прийти в себя? Надо помнить, почему он здесь! Господи, да что же она за женщина такая? Почему не может держать себя в руках, изгнать постыдные мысли?
На глаза навернулись горячие слезы. Джессика презирала себя за слабость, презирала Найджела за то, что приехал и продемонстрировал ей, что же она представляет собой на самом деле, если в состоянии думать о нем в минуты, когда…
— Сахару?
Молодая женщина тупо уставилась на протянутую ей сахарницу, на дымящиеся чашки и вспомнила, как мало было надо, чтобы они набросились друг на друга. Взгляд, слово, случайное прикосновение, вот как сейчас, — и оба уже не могли устоять перед соблазном плоти.
Их близость была страстной, несдержанной, смелой. Он научил ее испытывать такое наслаждение, о существовании которого она даже не подозревала.
И причинил ей боль за тот год всего дважды: когда они занимались любовью в первый раз и в последний. В первый раз Найджел не понимал, с кем имеет дело, но она не потрудилась сказать, что он первый мужчина в ее жизни, поэтому в той боли винила себя. Когда она немного всплакнула потом, он ласково прижал ее к себе и показал другую любовь — нежную, полную заботы и внимания.
— Нет, — выдавила она в ответ на его вопрос, вспоминая проклятый второй раз.
Найджел был ослеплен гневом, пугающей неистовой ревностью. Обзывал ее всеми мыслимыми и немыслимыми словами, от дряни до шлюхи, а она так испугалась, что даже не пыталась защититься, наоборот, встретила его атаки с едким сарказмом. Он швырнул ее на пол и взял с неистовой яростью. Но не секс был причиной боли, нет, А нестерпимое, невозможное презрение, с которым потом Найджел отшвырнул ее в сторону.
И с тех пор больше ни слова, ни единой встречи, ничего. Он даже не сообщил, получил ли посланное ею обратно кольцо.
Джессика в очередной раз сказала себе, что преодолела злосчастное чувство к Найджелу.
Одних этих мрачных воспоминаний достаточно, чтобы убить самую светлую и чистую любовь. Теперь, даже если он узнает правду, упадет на колени и будет умолять о прощении, она не простит. Никогда. Ни за что.
— Я иду собирать вещи.
С этими словами она неожиданно поднялась и покинула кухню, не удостоив его взглядом.
Глава 2
Оставшись в одиночестве, Найджел уставился в чашку с кофе и подумал, видит ли Джессика вообще что-нибудь своими затуманенными болью глазами.
А почему меня это волнует? — спросил он себя, негодующе отвергая то, что творится в его душе. Разве я еще недостаточно хорошо ее знаю, раз снова думаю возобновить отношения?
Нет уж, довольно и одного раза!
Найджел навалился на стол и поднял чашку, проклиная тот миг, когда решил приехать сюда.
Если бы в жизни было хоть немного элементарной справедливости, то Джессике полагалось бы выглядеть теперь, как портрет Дориана Грея.
А она была ошеломительно, умопомрачительно хороша, в тысячи раз лучше, чем прежде.
Ложь, все одна сплошная ложь. Эти чудесные черные глаза превратили намеренное искажение истины в настоящее искусство. Глаза и рот с полными чувственными губами. И манера вызывающе вскидывать голову.
Да, вызов и презрение — он ясно видел и то, и другое в ее глазах, пока не сообщил горестные новости. Какого черта она позволяет себе?
Почему считает вправе вести себя таким образом, будто это не она принимала другого мужчину в его доме, в его постели?
— О Господи!
В приступе гнева Найджел вскочил, расплескав остывший кофе, и зашагал по кухне, борясь с неожиданным сожалением.
Она была его женщиной. А он — ее мужчиной, единственным и обожаемым. Навеки. Это было написано в ее глазах, улыбке, в том, как она отдавалась ему… Так почему решилась все это выбросить на ветер, как ненужный клочок бумаги?
С тяжелым вздохом Найджел подошел к окну, прижался пылающим лбом к стеклу и невидящим взглядом уставился на залитую огнями улицу внизу.
И зачем я только приехал? — еще раз с раздражением подумал он.
Если бы только знать… Знать, что двигало им, заставив примчаться лично, а не просто послать за ней самолет. Неужели верил в то, что сострадание и понимание, необходимые всем участникам этой трагедии, помогут преодолеть боль и похоронить прошлое? Или надеялся облегчить свою боль, увидев ее страдание? Или хотел заметить в ней хоть крошечную искру раскаяния и сожаления?
Но сколько бы он ни разыгрывал сострадание и понимание, стоило лишь взглянуть на нее, увидеть, как она попятилась к стене, и в памяти снова всплыли обстоятельства последней их встречи. Что ж, поделом ему, он полностью заслужил презрительный взгляд!
А как же с сожалением? Было ли оно?
— Черт! — Найджел заскрипел зубами.
Напрасно он прилетел сам. Только настоящий безумец может ожидать спустя три года встретить раскаяние в женщине, которая не проявила его, будучи пойманной на месте преступления. Ему надо было оставаться дома, с семьей. А ей оставить сообщение на автоответчике: «Произошла катастрофа, моя сестра погибла, твой брат умирает».