Как сделать Россию нормальной страной, стр. 33
Глава шестая. Логика идеологического развития
Когда человек говорит: «Я сам не могу развиваться, лучше я стану мешать другим», он прежде всего лимитирует себя. Эта самолимитация доводится до своего логического завершения, когда человек становится частью коллектива. Теперь мы понимаем: идеология перестает существовать, когда человек, с помощью внутреннего диалога, гонит от себя разрушительные мысли о том, что он не может созидательно трудиться, что он слаб, ему кто-то должен, его обидели, с ним поступают несправедливо. Граждане России уже тысячу лет живут по Евангелию, где сказано, что Сын Человеческий может сделать все: тремя рыбами накормить бедных, пройти по морю яко по суху, воскреснуть. То есть человеку не нужно лимитировать себя.
Мы уже давали определение тоталитарного общества. Теперь дадим определение тоталитарного человека. Прежде всего это человек, уверившийся, что не способен достичь необходимого ему независимо от других. Как следствие — это человек, который не хочет быть собой. Он говорит другим: заполните пустоту в моей душе каким-нибудь заявлением-кирпичом, я буду следовать ему неукоснительно, сделаю его частью себя, вернее, подчиню себя ему. Окружающий мир наделяет такого человека джентльменским набором примитивных и неизменных идей, и эти идеи полностью подавляют его духовный мир. А это, в свою очередь, делает внутренний диалог неинтересным и ненужным. Исчезают все вопросы, и остается лишь уверенность в правоте тех идей, которые были вложены в данного человека. Теперь основой его характера становится длинный список того, что ему «должны» другие. Человеческий организм продолжает жить в духовной коме.
Мы говорили, что тоталитарный человек — это тот, кто лимитирует себя, эдакая дрожащая мышка. Если же человек не желает бояться и дрожать, есть более приятный способ самолимитации — надо просто сказать: «Я все знаю!» Дело в том, что люди еще не научились автоматически распознавать под этой личиной ложь, невежество и остановку времени — симптомы страха перед жизнью и, как следствие, выбора горизонтальной ориентации.
Человек ведет внутренний диалог, то есть отвечает на вопрос: как наиболее честно и бережно относиться к себе, максимально развить свои способности и творческий потенциал. Мы вправе ожидать, что такой человек сможет так же хорошо и справедливо относиться и к другим. Его любовь будет не всепрощающей, но позволит открыть лучшее в людях, не закрывая при этом глаза на их недостатки. Таким образом, человека, который ведет интенсивный внутренний диалог, мы можем назвать справедливым при условии, что он находит в себе силы вести себя в соответствии с тем, что он считает правильным.
Иногда мы с удивлением замечаем, что человек, не ведущий такого диалога, во всех известных нам случаях поступал справедливо, в соответствии с тем, что нам подсказал бы наш внутренний диалог, если бы мы оказались в его ситуации. Но дело в том, что мы не можем назвать такого человека нравственным или справедливым, потому что у него нет персональных критериев оценки собственного поступка, и его следующий поступок может быть аморален и несправедлив. В то же время человек, который сам пытается разобраться в том, что хорошо, а что плохо, может иногда поступить аморально. Живому человеку свойственны страсти, способные нарушить его внутренний мир и помешать принять правильное решение. Человек, действующий согласно единственному алгоритму, пусть и тысячу раз нравственному и справедливому, может быть мгновенно переведен на действия согласно другому алгоритму: примерный семьянин, всю жизнь проработавший в булочной, органично становился членом эсэсовской зондеркоманды; Адольф Эйхман, в прошлом честный бухгалтер, организовал убийство шести миллионов евреев. Чтобы стать убийцей, нужно, чтобы в душе бушевали страсти, заглушающие внутренний диалог, или чтобы этого диалога не было изначально. Поэтому раскаявшийся вор лучше примерного коммуниста. Вот почему христианская религия придает раскаянию такое значение.
Если рабовладелец отдает приказание рабу, отношения между ними авторитарные. Но если рабовладелец ничего рабу не говорит, однако раб знает, что если не выполнит невысказанные желания рабовладельца, он будет уничтожен, и поэтому одновременно и придумывает, и удовлетворяет желания рабовладельца — отношения между ними тоталитарные. Угадывать невысказанные желания! Вот почему тоталитарные отношения так похожи на любовь.
Идеологическое государство проходит путь от диктатуры, которая всегда начинается с создания коллектива, к демократии, когда люди сами знают, что им делать. Значительная часть населения России до сих пор поддерживает коммунистов, для этих людей коммунизм в России давно перестал быть чем-то навязанным он «выбран» ими свободно, то есть демократически (кавычки в слове «выбран» необходимы, чтобы показать, что реального выбора не было: пингвин выбирает не летать, хотя у него и есть «крылья»). Надо всегда помнить, что воздух свободы может быть удушающим, а возможность счастья — кошмаром, и совсем не очевидно, что таких людей не большинство.
При тоталитарном режиме недостаточно пассивно выполнять указания лидера: необходимо все время придумывать то, что может ему понравиться. Подчинение становится не пассивным, а активным, лидеру остается лишь изредка давать туманные директивы. Например, Сталину совершенно не требовалось говорить, что кто-то должен быть расстрелян: достаточно было сказать, что это не очень хороший человек.
Рабство переводит всю жизненную энергию в оставшееся свободным русло. Рабам свойственна страсть, и из рабов можно создавать очень успешные научные учреждения. Но академию художеств из рабов не создать: какой бы ни был сюжет, душа раба всегда будет рисовать клетку.
В тоталитарном обществе закабаление — это только начало процесса самозакабаления. Влияние тоталитарного общества может ощущаться и через много лет после того, как само это общество перестало существовать.
Мы говорили, что Социальная машина ощущается как бог, а нарушение морали, которую Социальная машина пропагандирует, воспринимается гражданами как грех. Самые убежденные коммунисты, самые отпетые воры чувствуют, что они наткнутся на свою душу, если будут копать слишком глубоко, потому что горизонтальный подход, являющийся их «моралью», противоречит человеческой природе. Можно найти убежденно верующего человека, но убежденного коммуниста найти нельзя. Коммунист может быть только немыслящий, цинично-конъюнктурный либо агрессивно-сверхубежденный, то есть тот, кто постоянно испытывает присутствие своего собственного, тщательно скрываемого от самого себя и других, неверия в идеологию.
Зададим себе вопрос: «Будет ли женщина, одетая по последнему слову моды 1973 года, казаться модно одетой в году 2000-м?» Конечно, нет: она покажется смешной. Но ведь она одета по моде: вот расклешенные джинсы с вышитыми цветочками, воротник «собачьи уши», прическа «улей». В чем же причина?
Мода является одной из прочно установившихся идеологий. Действительно, ей свойственны все те идеологические манифестации, о которых мы говорили выше. Каким-то образом обществу становится известно, как именно нужно одеваться. Люди быстро меняют фасоны одежды. Естественно, что такие изменения возможны, когда одежда производится индустриально, тысячами и миллионами совершенно неотличимых друг от друга экземпляров. Идеологический язык, позволяющий связать всех жителей земли в одно информационное поле, помогает моде мгновенно распространиться по всему миру. Люди сами готовы к этому изменению. Они хотят подчеркнуть свою похожесть на других и готовность подчиниться решению, принятому кем-то другим. Как в любой идеологии, реальный характер человека спрятан, его нет, он не имеет значения: все определяется тряпками, которые человек нацепил на себя.