Россия солдатская, стр. 56

Пот струйками стекал по лицу. Григорий сел на ящик после двух неудачных попыток взвалить его на плечо. И конина не помогла. Вот слабость проклятая! Если бы каждый день есть, как сегодня!

Снова где-то, совсем далеко, загудел самолет. Звук этот угнетал Григория, несмотря на то, что на противоположном берегу снова началась погрузка и снова оттуда доносилась ругань. Бросить ящик здесь? Пошлют Кима, а какой он помощник! Григорий собрал все силы, взял ящик в охапку и, не поднимая на плечо, с трудом передвигая ноги, пошел к оврагу. Только у начала оврага его встретили подносчики других расчетов и помогли взвалить ящик на плечо.

Григорий стоял на одном колене и следил за прицелом. Петька с невероятной скоростью опускал мины в длинный зеленый ствол миномета. Григорий искоса поглядывал на худые, цепкие руки Петьки, боясь, что тот опустит очередную мину до того, как выстрелит предыдущая и произойдет несчастие. Ким сидел в ходе сообщения и вставлял в хвосты мин бело-желтые пакетики с дополнительными зарядами. Командир расчета лежал у самого гребня оврага и делал вид, что командует. На самом деле он только передавал команду комвзвода. Количество мин быстро таяло. По уставу можно выпустить до двадцати пяти мин в минуту, — печально думал Григорий, смотря на цифры прицела.

— В каждом ящике девять мин. За пять минут можно расстрелять все двенадцать имеющихся у нас ящиков, а попробуй натаскать их в наших условиях!

— Сколько мин осталось? — командир расчета повернул красное, изрытое оспой лицо.

— Всего два ящика, — радостно сообщил Ким. Ему явно хотелось уйти в свой окоп.

— Осталось два ящика, — крикнул командир расчета в сторону невидимого командира взвода.

— Прекратить стрельбу! — донесся издали едва слышный голос.

На сегодня отвоевали, — с облегчением подумал Григорий, садясь в угол окопа.

— Вычистите миномет и можете идти в убежище, — сказал командир расчета, скрываясь за насыпью, поднимающейся вокруг гнезда.

Петька с сожалением вернул лежавшую около него запасную мину назад Киму, сел на корточки и свернул папироску.

Григорий вспомнил, как, будучи в концлагере, он попал один раз десятником в лес на разбивку делянок. В его распоряжении было две группы рабочих: одна состояла из пожилых рабочих, другая из молодежи. Тех и других было по пять человек. Среди пожилых было два бывших лейб-казака. царский фельдфебель и два полтавских крестьянина, причастных к повстанческому движению. Пятерка молодых ребят была вся из одной деревни и все попали по одному делу: за кражу колхозного зерна во время голода. Григорий прожил с рабочими месяц в одном бараке и тогда его поразило, что пожилые рабочие, каждый из которых представлял яркую индивидуальность, работали много хуже молодежи, так похожей друг на друга, что Григорий иногда их путал. Теперь, глядя на Петьку, Григорий удивлялся, насколько Петька похож на одного из пареньков, сидевших за колхозное зерно. Как легко и бездумно дается ему война и какой он поэтому хороший солдат! Петьку увлекает процесс опускания мин в ствол миномета. О смерти он не думает, к Сталину относится равнодушно, немцев не ненавидит, но считает соперниками в интересной игре, называемой войной. К голоду и хамству Петька привык с рождения и просто их не замечает. Жалко, что нет возможности поработать над такими пареньками: любого из них в два счета можно сделать противником советской власти, но зато каждому из них нужно сразу же давать конкретное задание. Одной теории для них недостаточно - они ее просто не воспримут. На оккупированной немцами территории создать из таких ребят армию совсем легко.

Глава четырнадцатая.

ГЕРОИ

Вечером пошел дождь. Пришлось опять делать над окопом крышу. Досок на этот раз не было и Григорий положил наверх плащ-палатку. Плащ-палатка скоро начала течь и земля в окопе намокла. Григорий поджал ноги и съежившись сел в наиболее сухой угол. Ким спал рядом, свернувшись в комочек, вздрагивая во сне, как прозябший щенок. Темнота постепенно охватила сознание Григория.

— Григорь Палыч, а, Григорь Палыч!

Среди мрака засветился красный кружок. Где я, что со мной? — Григорий не сразу сообразил, что огонек это конец цыгарки во рту человека, склонившегося над окопом, а голос — это голос подносчика соседнего расчета, 48-летнего Алексеича, несмотря на свой возраст попавшего не в обоз, а на передовую.

Проснувшись, Григорий пошевелил затекшими плечами и почувствовал острый озноб. Край палатки был поднят и в отверстие глядело бесформенное небо. Дождь кончился.

— Разбудил я тебя? — спросил тихо и как-то уж очень грустно Алексеич.

— Ничего.

Григорий вылез из окопа, свернул козью ножку и сел на корточки против Алексеича. Справа черным провалом темнел овраг.

— Не спится? — спросил Григорий.

Алексеич молчал, попыхивая в темноте.

— Сон я дурной видел, — наконец, сказал он тихо.

Григорий сразу уловил, что Алексеич нервничает.

— Что за сон? — спросил он равнодушно.

— Видел будто бы плот С переправы сорвало и понесло прямо к немцам. А на плоту будто бы ты, а потом залп артиллерийский или минометный… не знаю. Только плот переломало и все в кипящей воде скрылось.

Алексеич замолчал. Огонек от цыгарки продолжал светиться. Григорий не верил в сны и обычно находил им объяснение в искаженном отражении дневных мыслей и впечатлений. Но после рассказа Алексеича ему стало не по себе: уж очень мрачно выглядел овраг справа и слишком промозглая была ночь.

— А вода от дождя опять поднялась, — сказал Алексеич, — трос на переправе сорвало и супа не привезут.

Кухня батальона была где-то на другой стороне реки и суп в ведрах возили через переправу. Вечером, наевшись конины, Григорий вылил полкотелка вонючей жидкости под откос. Теперь ему было жаль, что он это сделал. Хотелось есть. В темноте раздался шум шагов, бряцание железа и приглушенные голоса.

— Сапожников, скорее снимай миномет!

Прямо над Григорием выросла фигура командира расчета. Опять на новую позицию, подумал Григорий, но на этот раз к досаде примешивалось какое-то другое чувство. Хотелось уйти куда угодно из страшного оврага. Через десять минут батальон спустился вниз и двинулся по направлению к реке. Вышли на берег и повернули вниз по течению, в противоположную от разбитых танков и костей рыжей лошади сторону. Проходя мимо перевоза, Григорий заметил, что столб, на котором был укреплен цинковый трос переправы, вырван и лежит у самой воды, а штабель ящиков с минами вырос вдвое против вчерашнего. Наверное, утром готовят наступление, — сообразил Григорий. Ощущение надвигающейся опасности возбуждало и Григорий стал забывать о голоде и усталости. — Хорошо, что хоть ушли из оврага! — подумал он снова и вспомнил о сне Алексеича. Почему мне кажется, что, уйдя на берег, я не приблизился, а удалился от опасности? Казалось бы, если верить сну, то должно быть наоборот.

Справа быстро бежала вода. Новая позиция оказалась на низком берегу. Недалеко от воды земля была рыхлая и Григорий с Петькой и Кимом быстро вырыли хорошее минометное гнездо и укрытия для себя. За это время командир расчета оборудовал себе хороший блиндаж. Потом начали таскать мины. Народу работало много, расстояние до переправы было короче, аэропланов не было и Григорий удивлялся, почему ему так легко работается.

Около 4 часов разошлись по окопам на отдых. Григорий опять спал, прислонившись к стенке окопа. Снились ему большие банки американских мясных консервов. Он снова видел, как несколько дней назад ходил за ужином с Алексеичем и наелся на кухне досыта, так, что раздувшийся живот уже не мог больше вмещать супа с ржаными галушками, а усатое лицо Алексеича, сидевшего напротив, покрылось мелкими каплями пота. Алексеич ел по-крестьянски истово, методически, время от времени вытирал усы рукой. — Сволочи! — прошептал во сне Григорий, — не могут кухню на этом берегу устроить. Надо не проспать и поехать за завтраком. Могут убить, зато наемся. Убить…