Гардарика любовь моя, стр. 21

Глава 14

— Этот дом действительно — для нас одних? — Голос Тайры донесся откуда-то со второго этажа особняка. Соснов промолчал, разглядывая резные деревянные панели в громадной — около пятидесяти квадратных метров, гостиной. От них шел легкий запах — вставки из можжевельника служили натуральным дезодорантом в комнате. Казалось, что стены не касался резец художника — лишь легкие штрихи придавали ей неповторимый образ, подчеркивая природную красоту древесного рисунка.

— Да, такой, точнее, почти такой же дом есть у каждого офицера-храмовника. Для них не строят одинаковых коттеджей — в каждом строении должна присутствовать своя, личная черта. — Частый топот ног по лестнице приблизился — Тайра с довольной улыбкой обхватила Алексея и обрушила на него теплый дождь из поцелуев.

— Это же здорово, столько — и для нас двоих? — Она внезапно посерьезнела. — Милый, а какую цену придется уплатить за это? — Алексей тихо улыбнулся и погладил тугие плечи жены, скользнув руками на талию.

— Умница, ты быстро догадалась. С одной стороны — ничем, просто мы поменяем место работы. Но с другой — теперь на придется служить не только стране, но и Храму а еще — Партии Солнца. Это скучно и однообразно — как минимум.

— Ты только поэтому не хотел знакомить меня с родителями? — Алексей не удержался и поцеловал ее лукавую улыбку.

— Нет, не только… Понимаешь, каждый раз, как я попадаю в храм, чувствую себя, словно хомячок, которого заключили в странную, напичканную оборудованием клетку. И мне приходится бегать по длинным, извилистым коридорам, крутить колесики, не подозревая о том, что вся эта работа проходит впустую, и все происходящее — лишь видимость жизни.

— В твоей редакции жизни больше?

— Нет, просто там каждый день давали новое колесико.

— Давай подумаем об этом завтра — впервые за пропасть лет я хочу расслабиться и наслаждаться… — Тайра потащила мужа к одной из стен гостиной. По мановению руки та раскрылась, и на свет появился ряд разноцветных бутылок. — Моланью им в маковку, умеют же пить эти монахи! Да здесь — ты только посмотри, натуральный коньяк, он же стоит по два пайка за бутылку, и вот еще — ягодная настойка, виноградное вино… сливочный ликер… — Алексей принял из рук жены рюмку с густой белой жидкостью.

— За что пьем? За Солнце и Гардарику?

— Давай лучше поверим на миг, что у нас есть будущее и выпьем за него… — Прозвучало это необычайно тоскливо, так, что Алексей с удивлением посмотрел на жену.

Они еще не распаковали свои вещи — хотя, по большому счету, распаковывать было нечего — пара оружейных чехлов, чемодан Алексея и рюкзак Тайры, да еще две небольшие сумки. Как и пообещал жрец солнца — в миру Вадим Соснов, храмовая машина — легкобронированный красавец со стремительными обводами, ждала их утром у подъезда жилого комплекса. Водитель передал супругам конверты — официальное уведомление о том, что Алексей Соснов принят на работу в качестве пресс-атташе, а супруга его приглашается на должность воспитателя-наставника ЮнГраГаров в Солнечной школе. Тайра долго смеялась над этой идеей, но в прилагаемом письме достаточно подробно разъяснялось, что требуется человек с «большим опытом боевых действий в отрыве от основных сил». Поворчав по поводу воспитания малолетних диверсантов, девушка все же решила принять это приглашение — тем более, что новая работа располагалась через пару кварталов от их дома.

Теперь, потягивая крепкий ликер, они все еще не могли успокоиться, разглядывая убранство их коттеджа, который охранник при въезде в поселок назвал «скромным». Из окна открывался вид на соседние строения и Алексей был вынужден признать, что тот безусый капрал был прав — их дом выглядел гораздо меньше, чем величественные дворцы поодаль. Здесь жили не только жрецы храма Солнца, но и руководители одноименной партии, вот уже тридцать лет возглавляемой действующим президентом.

Алексей не помнил его избрания — только перевыборы на второй срок, когда граждане, в едином порыве вышли на улицы с требованием изменить Конституцию страны, увеличив срок полномочий первого лица с семи до десяти лет и не ограничивать количества переназначений на должность. Президент, хотя и не раз запрещал вносить эти изменения, на этот раз уступил своему народу, впереди которого выступали его министры и помощники — члены Солнечной партии. Он подписал Указ, ставший историческим документов, который парламент принял без обычной процедуры рассмотрения. И президент остался с народом, улыбаясь своей загадочной улыбкой с экранов телевизоров и уличных плакатов.

Но все граждане — и, тем более, мигранты знали, что этот невысокий человек в нужный момент способен проявить редкую даже для воспитанных войной людей волю, добиваясь принятия того решения, которое он считает верным. Да, жители других государств могли считать его жестоким, но родные граждане цитировали старое изречение «Отцу жалко наказывать своих детей, но он вынужден делать это, если наказание пойдет им во благо». И они вновь поставили галочку возле имени президента десять лет спустя. Президент как никто другой до него не смог дать своим согражданам четки и ясный образ врага. И страна сплотилась вокруг него, его партии, его религии.

Поэтому и ЮнГраГары носили старые значки с портретами лидера государства, доставшиеся им от отцов. Поэтому в Гардарике развивались только прикладные виды спорта те, что считал самыми полезными президент — сам великолепный стрелок и рукопашник. «Страна должна походить на сжатый кулак — при должном навыке он годится и для дружеского приветствия, — писал лидер страны в первом томе свои статей, — но найдется мало желающих исподтишка ударить того, кто приветствует кулаком».

Но воинственные речи казались сейчас чем-то очень далеким — больше, чем просто история. Они напоминали слова из полузабытого сна, лениво лежали где-то в глубине сознания и неохотно оживали, становясь мысленным образами. Густой и сладкий ликер гладил горло, покалывая язык и Алексей, чуть жмурясь от удовольствия, вспоминал парады в честь дня рождения президента. Вот он стоит рядом с оператором, бормоча слова в микрофон, а этот человек стоит высоко над толпой, на броне тяжелого танка Т-200, и отбрасывая руку в сторону, приветствует граждан, колоннами марширующих мимо боевой машины. На президенте не парадный костюм — негоже первому из равных подражать западным дипломатам. Кевларовый комбинезон — словно княжеские доспехи прошлого. При каждом движении президента по нему пробегают искры — на броне нет ни грамма золота, зато все стальные части покрыты нитридом титана — желтой пленкой, о которую ломаются алмазные резцы. На груди президента — герб Гардарики — знак Солнца с искривленными лучами, бросающий на толпу редкий солнечных зайчиков. А вот голова лидера не покрыта — наедине со своими гражданами он всегда снимает даже символическую защиту.

Даже стоящие рядом с президентов члены Совета партии Солнца не слышат глухого удара, когда его правый кулак, начиная приветствие, впечатывается в левую сторону груди. Пластина активной брони мягко встречает черную перчатку и отбрасывает ее в сторону. Взмах президента отзывается громом — это вбивают асфальт подкованные ботинки бойцов внутренних войск. Взмах — звук становится глуше — это печатают шаги мягкие подошвы медиков. Взмах — и с каменным скрежетом выбивают искры шипованые сапоги десантников. Взмах — и с ним в полной тишине рождается гимн Гардарики. В нем нет ни музыки, ни слов — только попирающая твердь поступь граждан страны, в едином порыве вышагивающих по площади…

Алексей допил свою ликер и поставил рюмку в благодарно чмокнувшую нишу моечного агрегата. Обычным гражданам такая роскошь как многоразовая посуда, и, тем более, энергоемкие машины для ухода за ней, была недоступна. Здесь же, в Солнечном поселке заботились не только о качестве и пользе продуктов, но и об эстетической стороне. Посмотрев на мигающую светодиодами панель аппарата, Алексей отправился наверх, переодеваться перед началом рабочего дня.