Гардарика любовь моя, стр. 2

Падение единственного рубежа — если так можно назвать одного человека, стало своеобразным сигналом — из домиков высыпала толпа китайцев числом в полтора-два десятка. Все они бросились прочь, через кусты, не думая о солдатах. Фонтанчики пыли от автоматных очередей, взметнувшиеся по обеим сторонам от бегущей толпы, остановили их. Попадавших на землю бойцы поочередно поднимали, легко подпихивали стволами и направляли в тот же фургон. Наконец, зачистка поселка была завершена. Только техника еще ворочалась, сгребая сломанные теплицы в одну кучу.

Майор спецназа ФМС бросил взгляд в сторону журналистов и вспомнил о своем обещании. Он помахал им рукой, потом кивнул одному из бойцов. Тот оторвался от привычного соревнования — пробивания ногой стенки домика на спор, и подбежал к ним.

— Давай-ка на эту кучу плесни солярки, да разожги костерок побольше. — Когда дымное пламя нехотя лизнуло кучу полиэтилена, майор одернул форму и стал напротив объектива камеры. Запах горелого пластика и человеческих экскрементов стал нестерпимым, но все же командир сменил гримасу на улыбку.

— Дайте характеристику нелегальному поселку, который только что был ликвидирован Вашим подразделением. — Майор выпустил из легких немного воздуха, прочистил горло и только после этого заговорил.

— Сегодня успешно завершена операция по ликвидации среднего по своей величине поселка китайских овощеводов. В среднем такая плантация может поставлять на продуктовые рынки региона по несколько тонн продукции еженедельно.

— Наше правительство не раз обвиняли в излишней жестокости по отношению к нелегальным мигрантам. Что Вы, как непосредственный исполнитель, слуга закона, можете сказать об этом?

— Я в первую очередь, гражданин Гардарики и горжусь своей страной, которая, впервые за свою тысячелетнюю историю, может поступать без оглядки на малодушных соседей. Нашим же оппонентам я напомню простую истину — ни один из задержанных людей официально не пересекал границы. Это подтвердят вам не только наши службы, но и китайская сторона. Поэтому, если вам кажется, что мы обращаемся с людьми жестоко, знайте — эти люди вам тоже показались. В страну они не въезжали, а значит, ничего с ними не произошло.

— Но мы Вами все же видим перед собой не призраков, а преступников, отравивших нашу землю и пытавшихся отравить наших сограждан. Какова их дальнейшая судьба?

— Я спешу напомнить и вам, и вашим зрителям об опасности, которую несут столь поспешные выводы. «Преступником» человека может назвать суд. Но я выскажу свое мнение — проступок этих людей на самом деле не так уж страшен. Я уверен, что большинство из них искренне заблуждается, они не знали, какую опасность таят в себе удобрения, вывезенные их работодателями из Китая. Они приехали сюда от той нищеты, которая окружала их, в надежде заработать. Гардарика даст им работу, сходную той, что они уже выполняли. На самом деле, мы должны понять этих людей этих людей… но главное — благодаря им, гражданам нашей страны нет нужды спускаться в угольные шахты, работать на урановых рудниках или на свалках радиоактивных отходов. В нашей стране всегда найдется теплое и светлое место даже для того, кто проник в нее нелегально. Поэтому — добро пожаловать, соседи, а ФНС уж постарается пополнять ряды работников.

Глава 2

Алексей Соснов, гражданин Гардарики 29 лет от роду, тележурналист, сел за свой рабочий стол, прокручивая в голове впечатления от рейда. Оттянувший плечи бронежилет он бросил в угол комфортабельной, но захламленной комнаты. Служащий его уровня имел право на отдельный кабинет, оборудованный мощным компьютером, позволяющим монтировать и просматривать сюжеты, маленьким набором бытовой техники, вроде холодильника и микроволновой печи и личным сейфом для спецснаряжения. Сейчас репортер, впрочем, не нуждался ни в одном из механизмов, облегчавших ему жизнь. Прикрыв глаза, он создавал в мыслях будущую передачу на историческую тематику.

Через минуту, словно проснувшись, он шевельнул рукой компьютерную мышь, и машина отозвалась шорохом жесткого диска. Поисковой программе потребовалось время, чтобы извлечь архивную запись — старый формат видеозаписей Dvcam, бывший в ходу в начале XXI века, могли распознать лишь редакционные компьютера. Наконец, экран мигнул и ожил.

— Потребовалось не одно десятилетие для того, чтобы наш народ не только понял, но и принял давно известную истину, — вещал внутри электронного нутра человек в поношенной зеленой форме, — Военный синдром возникает только в случае, если солдаты участвовали в локальных конфликтах. Вспомните нашу историю — разве после второй мировой войны кто-то говорил о комплексах солдат, о кризисах, срывах, которые случались с ними в мирное время? Нет, нет и еще раз нет. И причин тому несколько. Главная — то, что война середины ХХ века была делом всего народа. А значит, солдат своих понимали, им старались помочь, окружали заботой раненых и почетом демобилизованных. И вторая причина — наши воины вернулись домой победителями. Эти все сказано. Дайте человеку победу, не умаляйте его заслуг — и его психика будет в порядке. Поэтому я говорю о простом рецепте — отныне любой локальный конфликт будет объявлен делом народным. Террор отныне не просто бросает вызов обществу — любой акт означает объявление войны и обращаться с разжигателями конфликтов мы будем по законам военного времени… — Алексей остановил воспроизведение, скрипнув креслом поднялся из-за стола.

В нескольких шагах от его кабинета, в стеклянном шкафчике — на обозрение всем проходящим, стоял манекен, облаченный в военную форму. Репортер осторожно приоткрыл дверцу и потрогал пальцем один из небольших мешочков, пришитых к бронежилету. Они пружинили, словно наполненная водой грелка. Особый гель активной брони — он спас много жизней солдат, врачей и журналистов в последней войне. Жидкий в тепле, он густел до состояния пластилина на холоде, но твердел только от резкого удара. Невидимый под складками и ремнями, титановый каркас помогал распределить энергию удара. Пистолетная пуля от такого бронежилета отскакивала, автоматная — пробивала, но вязла и останавливалась керамическими пластинами, имевшимися внизу.

Алексей провел ладонью дальше, до свисавших клочьев изодранного кевлара посередине груди, до расколотых пластин брони. Не каждую пулю останавливал новый бронежилет… Этот принадлежал когда-то его коллеге, привезшему много уникальных репортажей с театра боевых действий двадцать лет назад.

Старая, середины ХХ века песня была чуть переиначена более чем сто лет спустя. Но ее также напевали те, кто шел под огонь… Алексей стер невидимую пылинку с рукояти ножа — стальной, ощерившейся серрейтором «Осы» в пластиковых ножнах, пробежал рукой по пустому магазину автомата, висевшего на шее манекена.

— Что-то нашел интересное? — Шагов редактора отдела задумавшийся репортер не услышал.

— Думаю о прошлом и о войне…

— Да, это большая тема для исследований. Само по себе устройство нашего общества является источником для вдохновения. Смотри сам — редактор протянул руку и закрыл дверцу шкафа, — ранее никому в голову не приходило, что люди «мирных» профессий могут быть причислены к военизированным структурам. Милиция, пожарные, все эти СОБРы и ОМОНы прошлого — там все просто и ясно. Но почему-то никому не приходило в голову, что журналисты и учителя тоже могут стать хорошими воинами.

— А как же военные корреспонденты? — Слабое сопротивление Алексея осталось почти незамеченным.

— Это — из другой оперы. Там речь шла о военных, об офицерах, которые пишут. А мы — репортеры, которые стреляют, понимаешь разницу? Это раньше любили прихвастнуть, вон мол, армия писателей… Покажите знаки отличия, устав, назовите вооружение, если это армия! Это теперь мы — армия, каждый получает звание, становится под ружье по тревоге… Сам-то что думаешь, старлей?