Кома, стр. 30

– Здорово!

Николай искренне восхитился героической собакой. Велыытерьеров, насколько он знал, в городе было немного, и как охранники они не подходили по весу и росту: но этот действительно был здоров и силён.

– Эльф, давай лану. Спасибо тебе, мо-о-орда!

Умная зверюга, ухмыляясь, подала ему правую лапу, которую Николай честно пожал. Разгибаясь, он придержал рукой снова неприятно ноющий и чуть ли даже не подмокающий бок. Как бы ещё швы не разошлись.

– Слушай, Дима, может мы дальше пойдём? Мало ли, мы не так далеко отошли. Заявится милиция, будет искать, кто их так здорово побил…

Парень вместо ответа обвёл рукой вокруг себя – по скверу носились не менее двадцати разнокалиберных собак, их хозяева переговаривались грунпками. Кто-то покуривал, кто-то грел в руке пивную бутылку. Людей было много.

– Ну, как знаешь…

Николай, сжав зубы, поразмышлял, стоит ли давать парню свои координаты: в сложившихся непонятных обстоятельствах цеплять за своё имя лишнего человека всё же, наверное, не стоило. Впрочем, какого чёрта. Парень, в свои 16 или чуть больше лет не струсил, и спас ему, такому из себя спортивному и умелому, жизнь.

– Значит так, запоминай, – сказал он. – Моя фамилия Ляхин, я работаю терапевтом в клинике Первого Меда. Если придешь на нашу терапию -спроси у кого-нибудь из врачей или сестёр помоложе, и меня позовут, или покажут тебе, куда идти. Я вам здорово обязан, серьёзно. Знай, что я этого не забуду.

Они обменялись с парнем крепким рукопожатием, и Николай пошёл к выходу из тёмного сквера, напоследок снова погладив крутящегося под ногами Эльфа. Надо было, наверное постоять ещё, похвалить парня ещё десять раз, до дыр загладить его Велыыа, но ему действительно надо было уходить: в сквере становилось всё более неуютно.

«Очень всё это было трогательно» – подумал он про себя, уже шагая. «Вот только какого чёрта меня пытаются зарезать второй день подряд?». Если учитывать ещё и безобидную, по его быстро поменявшимся стандартам, драку на отделении, то это была, наверное, самая бурная неделя из пережитых Николаем в Питере, дома, в знакомой и в целом мирной обстановке. Если так пойдёт дальше, то скоро в него начнут стрелять. А потом, если не получится и это, задействуют по крайней мере фронтовую, если не сразу стратегическую авиацию. Хотя раньше его, конечно, госпитализируют. Куда-нибудь, где всё спокойно, в окружение поющих птичек и ласковых санитаров.

Он всё же вышел на Каменноостровский, оглядываясь по сторонам и стараясь двигаться ровнее. К дому Алексея Степановича он выбирался позднее, чем ожидал, а домой ещё, между прочим, не звонил. Более того, Николай до сих пор не был уверен, где будет сегодня ночевать.

Подойдя к телефону, он вынул из кармана и содрал пластик с новой телефонной карточки, засунув её в щель очередного таксофона.

– Мама, привет, – произнёс он в трубку, когда там, наконец, ответили.

– Алло?

Чертыхнувшись, он нажал на кнопку с не то снежинкой, не то звёздочкой, которую приходилось в этих автоматах нажимать, чтобы соединили. Почему они не могли работать сразу, он не знал.

– Коля?

– Да, мама, это я. Не соединили сразу чего-то. Как ваши дела там?

– Нормально всё, чего уж. Как ты? Придешь сегодня?

– Да я не знаю пока, – честно ответил он по крайней мере маме. – Думаю.

– Девушка-то хоть хорошая?

Мама засмеялась, и что-то сказала вбок трубки, видимо отцу, – он уже должен был быть дома.

– Да ладно тебе…

Прямо соврать Николай не сумел, ожидая что следующим вопросом будет «А как её зовут?».

– Покормит она тебя хоть?

– Покормит, покормит. Вчера покормили.

Они обменялись ещё несколькими не самыми важными фразами, когда мама сказала что-то такое, что его насторожило:

– Я прихожу сегодня, а на площадке пятого этажа мужик сидит, курит. Отец в семь пришёл, а он всё ещё сидит. Он вышел потом, спросил что тому надо. Говорит – из военкомата, ждёт одного парня с этажа под нами. Или милиционер, может?

– Может и милиционер, – согласился Николай. На пятом действительно жил парень лет восемнадцати, и окончил ли он уже школу, Николай даже не представлял. Сейчас, вроде, не призыв, но бегающих от призыва ловят чуть ли не круглый год. И хотя общее отношение к армии в который год подряд воюющей стране действительно потихоньку изменяется к лучшему, но одного этого недостаточно, чтобы каждый 18-летний оболтус приветствовал такую перемену в своей судьбе.

Именно эту сбалансированную теорию Николай и попытался донести до мамы, но у той на армию был свой, полностью воспитанной перестройкой и «Новой Газетой» взгляд, и никакие аргументы её не пронимали.

– Лучше ты действительно не приходи сегодня, ночуй где там тебя оставят, – сказала она. – А то, – мало ли?..

Мысль была не новая, – и, как обычно в таких случаях, внутренне стыдясь того, что в армии он так и не служил, Николай поддакнул вслух и ругнулся про себя. Хотя именно сейчас кое в чём мама, возможно, права. Часами сидящий под их дверью неизвестный мужик со стороны, как данность, выглядит действительно нехорошо, неправильно. Было бы это так же, если бы он был в форме и погонах? Наверное, всё же да. Тогда что ему так не нравится? Николай с силой саданул себя кулаком в открытую ладонь: опять в калейдоскоп накладывающихся друг на друга всё гуще непонятностей лез какой-то новый фактор. Что, всё это – ради него?

Руки без перчаток мёрзли, и он засунул их в карманы, оцарапавшись о не слишком удобно расположенную «молнию» застёжки. Старая куртка, хоть и потёртая, была всё-таки привычней. Вечная ей память…

С неба снова закапало, сначала по чуть-чуть, потом гуще. Дойдя до угла Малой Посадской, Николай прислонился спиной к витрине уже почему-то закрытого кафе, популярного своей кухней среди небедных хиппи и толкиенистов, и постоял под дождём минут пять, приглядываясь и прислушиваясь к окружающему. Только увидев парный милицейский патруль, он отлепился от стеклянной стены и пошёл дальше: не торопясь, чтобы не привлечь к себе внимания.

Ходьба и дождь всегда помогали ему думать. Ещё лучше в этом отношении был бег, но его, судя по всему, придётся на какое-то время отложить. Бега сейчас хватало и без того. «Если бы эти ребята меня действительно хотели именно убить, то сунули бы ножом в спину когда я примерял куртку» – подумал Николай, зайдя в мёртво-тёмную парадную и дожидаясь у самого входа, чтобы глаза привыкли к тому свету, который проникал из пыльных окон на лестничной площадке между первым и вторым этажами. «И никто бы их не догнал и не поймал». Он медленно и осторожно поднялся по лестнице. Странно, по крайней мере внизу ещё вчера свет был. Через несколько шагов ему показалось, что выше этажом кто-то смотрит на него из темноты, и он достал из левого рукава сбереженный там нож. «Значит просто намекали. Хотя и серьёзно. На что намекнули Даше?».

На третьем этаже было тихо и совершенно, непроницаемо темно, и он повёл рукой по стенке как слепой, нащупывая дверь и звонок.

«А что, если это всё же за мной?» – подумал Николай уже надавив на кнопку, и услышав звон и приближающиеся шаги внутри.

что, если это Турпал?».

ПЯТЬ

Сегодня ты ночуешь здесь, – твёрдо заявил Николаю дед Лёша, когда

он, оставшись с тем наедине, рассказал, почему от него так сильно пахнет псиной.

– И не вздумай дёргаться. В наше время тебя бы пару дней на берегу подержали, при кухне, а ты снова в драку! Лопух!

Николай сам знал, что он лопух: имея первый разряд не справиться с двумя старшеклассниками, – это было позорно. Хотя то, как они умело и слажено двигались намекало, что ребята не простые, но никому этого не объяснишь. Надо будет посмотреть какие-нибудь криминальные новости, возможно там упомянут о разбойном нападении отморозка в чёрной куртке на двух несовершеннолетних учащихся какого-нибудь художественного лицея, с нанесением им тяжких телесных… Если поймают – года три дадут, и не докажешь ничего. Интересно, где их таким художествам учат, надо бы тоже записаться…