Дочь времени, стр. 21

10

– В 1483 году, летом, Стиллингтон заявил Совету, что прежде чем Эдуард женился на Елизавете Вудвилл, он, Роберт Стиллингтон, обвенчал его с леди Элеонорой Батлер, дочерью первого графа Шрюсбери.

– Но почему Стиллингтон молчал раньше? – едва оправившись от неожиданности, спросил Грант.

– Таково было желание Эдуарда. Что в этом странного?

– Кажется, Эдуард был большим любителем тайных браков, – брюзгливо пробурчал Грант.

– Вероятно, чем неприступнее была красавица, тем труднее ему было отказаться от нее. Ему просто больше ничего не оставалось. К тому же он привык добиваться своего. Примите во внимание его опыт и корону, так что отступать ему не пристало.

– Да уж… Вот и его женитьба на Елизавете Вудвилл. Добропорядочная красавица с золотыми волосами – и тайный брак. Эдуард просто прибегнул к старому приему, если Стиллингтон сказал правду. А вот сказал ли он правду?

– Во времена Эдуарда, если мне не изменяет память, он был сначала хранителем печати, потом лордом-канцлером и, наконец, послом в Бретани. Эдуард был ему чем-то обязан или за что-то очень его любил. Так что у Стиллингтона не было причин жаловаться на Эдуарда, даже если считать его большим интриганом.

– Да, причин не было.

– Тем не менее парламент поставили в известность, и личность Стиллингтона вряд ли имеет в этом случае большое значение.

– Парламент?!

– Представьте себе! Все делалось в открытую. Никаких тайн. Девятого июня на собрании вестминстерских лордов Стиллингтон представил доказательства и свидетелей, на основании чего было подготовлено письмо в парламент, который собрался двадцать пятого. А десятого Ричард запросил из Йорка войска.

– Вот оно что! – Да. Одиннадцатого он отправил аналогичный запрос своему кузену, лорду Невиллу. Опасность становилась реальной.

– Конечно реальной. Человек, не совершивший ни одного промаха в поганой ситуации в Нортгемптоне, не теряет головы из-за пустяка.

– Двадцатого он с небольшой свитой явился в Тауэр. Вы знаете, что Тауэр был не тюрьмой, а королевской резиденцией?

– Знаю. Для нас Тауэр – тюрьма, потому что есть выражение: «Отправить в Тауэр». Ну, и еще, конечно, потому что в качестве единственного королевского замка в Лондоне, единственного неприступного замка, ему пришлось стать местом заточения врагов короля, пока не были построены королевские тюрьмы. Зачем Ричард отправился в Тауэр?

– Чтобы прервать заседание заговорщиков и арестовать лорда Гастингса, лорда Стэнли и некоего Джона Мортона, епископа Илийского.

– Так я и думал, что рано или поздно их пути сойдутся.

– Был составлен указ, в котором подробно излагались все детали заговора против Ричарда, но он не сохранился. Интересно, что обезглавлен был всего один заговорщик. По странному стечению обстоятельств им стал лорд Гастингс, друг Эдуарда и Ричарда.

– Помню, помню. Наш святой Мор писал, что его выволокли во двор и казнили на первой попавшейся колоде.

– Никого никуда не тащили, – брезгливо поморщился Каррадин. – Он был обезглавлен через неделю. В одном из тогдашних писем есть точная дата. Кроме того, о какой мести может идти речь, если Ричард передал все имущество Гастингса его вдове и оставил их детей в обычных правах наследования, которых они лишились?

– Казни Гастингса нельзя было избежать, – сказал Грант, листая «Историю Ричарда» Томаса Мора. – Даже Мор пишет: «Лорд-протектор, несомненно, очень любил его, и его смерть была для него невосполнимой потерей». А что сталось с лордом Стэнли и Джоном Мортоном?

– Стэнли простили… Что это вы застонали?

– Бедный Ричард. Тут он подписал себе смертный приговор.

– Смертный приговор? Почему?

– Потому что именно переходу Стэнли на сторону противника Ричард обязан поражением в Босуортской битве.

– Вы мне не говорили.

– Смешно, но если он мог бы предвидеть последствия заговора Стэнли и своего любимого Гастингса, то, не исключено, выиграл бы битву и у нас не было бы ни Тюдоров, ни выдуманного Тюдорами горбатого чудовища. Судя по тому, что мы о нем знаем, его правление наверняка стало бы лучшим в английской истории. А что сделали с Мортоном?

– Ничего.

– Еще одна ошибка.

– По крайней мере, ничего страшного. Взяв с него слово джентльмена, его отпустили под присмотр Букингема. Люди, арестованные в Тауэре, возглавляли заговор, с которым Ричард столкнулся в Нортгемптоне. Райверс и компания. А на Джейн Шор была наложена епитимья.

– Джейн Шор? А ей-то что было нужно? Это она – любовница Эдуарда?

– Она. А потом, кажется, стала любовницей Гастингса. Или Дорсета? На ней была связь между Гастингсом и Вудвиллами. В одном из сохранившихся писем Ричарда есть кое-что и о ней.

– Что же?

– Когда Ричард уже стал королем, его главный юрист выразил желание жениться на ней.

– И Ричард дал согласие?

– Дал. Очаровательное письмо. Скорее грустное, чем злое, и не без юмора.

– «Как безумен род людской!» [18]

– Ага.

– Он совсем не мстил?

– Совсем. Даже наоборот. Мы договорились, что выводы, заключения – не мое дело, я занимаюсь только фактами, но и слепому видно, как Ричарду хотелось покончить с враждой Йорков – Ланкастеров.

– Откуда же это видно?

– Хотя бы из коронационных списков. Между прочим, это была самая многолюдная коронация из всех известных. Представьте себе, что никто не был забыт ни из Йорков, ни из Ланкастеров.

– А наш флюгер Стэнли?

– Не помню точно, но, кажется, и он тоже был там. Я еще не так хорошо их всех знаю, боюсь ошибиться.

– Наверно, вы правы насчет желания Ричарда положить конец распре между Йорками и Ланкастерами. Отсюда и его снисходительность по отношению к Стэнли.

– Он был Ланкастером?

– Нет, но он был женат на самой неугомонной из них, на Маргарите Бофорт из побочной ветви Ланкастеров, то есть из незаконнорожденных. Может быть, ее это мучило, а может, сын подогревал ее амбиции.

– Ее сын?

– Да, Генрих VII.

Каррадин даже присвистнул от удивления.

– Неужели матерью Генриха VII была леди Стэнли?

– Именно так. Она родила его от Эдмунда Тюдора.

– Но… но леди Стэнли на коронации был оказан особый почет. Она несла шлейф королевы. Я это запомнил и подумал, что такое отличие – большая честь.

– Очень большая честь. Бедный Ричард. Бедный Ричард. Ничто ему не помогло.

– Что не помогло?

– Великодушие не помогло, – сказал Грант и замолчал, глядя, как Каррадин роется в своих бумажках. – Итак, парламент принял доказательства Стиллингтона?

– Более того. Они были включены в акт, давший Ричарду право на корону.

– На Божьего человека Стиллингтон не очень тянет. Думаю, если бы он заговорил раньше, ему бы не поздоровилось.

– Вам он не очень нравится, правда? А зачем ему было говорить? Ведь никому никакого вреда от его молчания не было.

– Что сталось с леди Элеонорой Батлер? – спросил Грант.

– Она умерла в монастыре в Норидже и там же похоронена, если это вас интересует. Пока Эдуард был жив, Стиллингтон мог молчать, но когда стал решаться вопрос о наследнике, он должен был заговорить. И неважно, хороший он или плохой.

– Да-да, вы правы. Итак, парламент объявил детей Эдуарда незаконнорожденными, и Ричард стал королем в присутствии всей английской знати. А где была вдовствующая королева? Все еще пряталась?

– Пряталась. Но она разрешила своему младшему сыну переехать к брату.

– Когда?

Каррадин опять полистал записи.

– Шестнадцатого июня. Я тут записал: «По настоянию архиепископа Кентерберийского. Оба мальчика живут в Тауэре».

– Значит, после того, как тайна была раскрыта? Тайна их рождения.

– Правильно, – сказал Каррадин и, аккуратно сложив свои бумажки, спрятал их в непомерно большой карман. – Кажется, все. Нет, еще одно, напоследок, – проговорил он, подбирая полы своего пальто с изяществом, которому могли бы позавидовать и Марта, и сам Ричард III. – Насчет акта, давшего Ричарду право претендовать на трон.