Если однажды жизнь отнимет тебя у меня..., стр. 33

Ночью ему приснился сон. Такой же яркий, как предыдущий.

Александр входит в комнату с маленькой дочуркой на руках. Он укладывает ее в постельку, целует. Сам он гораздо моложе и куда стройнее. Элоди года четыре или пять, она лежит в кроватке и смотрит на отца.

Он собрался уходить, но девочка его окликает:

— А пектаклъ, папа?

— Уже поздно, радость моя!

— Ну пожалуйста!

Александр улыбается.

— А сколько раз ты меня поцелуешь?

— Вот сколько! — Элоди показывает две ручки, растопырив пальчики.

— Тогда согласен!

Александр направляется к комоду, вынимает два носочка, розовый и голубой, надевает их на пальцы и садится за изножьем кровати.

Девочка приподнимается в возбуждении.

— Голубой — ты, розовый — я, — объявляет она. Шевеля пальцами, Александр начинает кукольное представление, в котором розовый носок объясняется в любви голубому.

— Здравствуйте, месье. Я принцесса Элоди. Я ищу своего папу.

— А какой он, твой папа? — интересуется голубой носочек.

— Высокий, красивый, милый-премилый!

— Понимаю! Он у тебя прекрасный принц!

— Он красивее прекрасного принца.

— Да неужели? И куда же подевался этот папа?

— Уехал по делам. Он часто уезжает.

— По делам?

— Да.

— И очень скучает без тебя!

— Он сказал тебе?

— Да. Он просто жить без тебя не может.

— Я хочу с ним повидаться.

— Сейчас я его позову.

Рука исчезает, потом снова появляется.

— Моя принцесса!

— Папочка!

Александр изображает горячие объятия, поцелуи, а потом носочки отплясывают фантастический танец. Девочка хохочет. Дверь приоткрывается, в детскую заглядывает Дженна.

— А, у вас пектаклъ! — улыбается она.

Александр встает и раскланивается перед публикой. Малышка хлопает в ладоши. Он наклоняется к ней.

— А теперь поцелуй меня!

Элоди обнимает его своими маленькими ручонками, покрывает поцелуями. Дженна весело улыбается.

День пятый

22

Утреннее солнце добралось до постели Габриэля. Свет и тепло разбудили его, но ему показалось, что тени Дженны и Элоди еще не покинули комнаты.

Внезапно Габриэль понял, что видел не просто сон. Не его мозг создал фантазию о семейной жизни Александра — он приобщился к его воспоминаниям. Наверное, они были откликом на вчерашнюю сцену. Конечно, так оно и было. У него возник доступ к памяти своего убийцы.

Но послание было случайным или целенаправленным? Александр сознательно поделился с ним своими воспоминаниями? Он чего-то хотел от него? Ждал? Но это же невозможно!

Невозможно? Габриэль улыбнулся с горькой иронией. Возможным, как он убедился, было все. Он сейчас проживал совершенно сверхъестественную историю.

Оставалось только понять, что он должен извлечь из этого сна? Подумав немного, он решил, что ничего. Он оказался здесь вовсе не для того, чтобы исполнять пожелания своего убийцы. Ему дали возможность спасти Клару.

Габриэль встал, принял душ и отправился на кухню.

Дженна встретила его приветливой улыбкой. Во сне она была куда моложе.

— Ты хорошо спал?

— Неплохо.

Она поставила перед ним чашку кофе, намазала маслом два тоста.

— Давно мы с тобой не завтракали вместе, — сказала она.

— Да? — удивился он.

— Да. Мы привыкли избегать друг друга.

Габриэль не нашелся что ответить.

— Какие планы у тебя на сегодня? — спросила она.

Габриэль ума не мог приложить, как заставить судьбу изменить свой ход.

— Еще не знаю. Подумаю. А у тебя? — отозвался он.

— Меня пригласили в комиссариат. Инспектор Панигони хочет выяснить у меня, что послужило причиной твоего ночного отъезда.

Габриэль поставил чашку на стол.

— Я был пьян, когда уехал из дома?

— С точки зрения закона, безусловно. С моей, ты был полностью в себе.

— Что я пил?

— Несколько порций виски, как обычно по вечерам. Тебе нужно гораздо больше, чтобы потерять голову.

— В этот вечер хватило…

— Да. Ты устал, нервничал. Наша ссора довела тебя до крайней нервозности. Все совпало.

Дженна встала и быстренько убрала посуду со стола.

— Элоди выпила кофе и заперлась у себя в комнате, — сказала она. — Может, тебе стоит с ней поговорить?

Дженна вышла, взяла сумочку и снова заглянула в кухню.

— Что мне сказать следователю?

— Правду.

Она покорно кивнула.

Габриэлю нужно было повидать Клару, поговорить с ней. Другого выхода он не видел. У него было слишком мало времени. Да и чем он рисковал? Самым трагическим был ход судьбы.

Запомнила ли Клара лицо Александра? Он надеялся, что нет. Во время аварии она не могла его видеть. И вряд ли следователь, который, без всякого сомнения, уже приходил к ней, стал показывать ей фотографию, увидев, в каком она состоянии. Во всяком случае, Габриэль на это надеялся.

Он оделся и направился к выходу. Из комнаты Элоди до него донеслась тяжелая, мрачная музыка. Ему захотелось войти к девочке. И он тут же себя одернул: ему некогда. Он не имеет права отвлекаться. Миновал дверь и остановился, чувствуя угрызения совести. Вернулся и тихонько постучал в дверь. Никакого ответа. Он повернул ручку и заглянул в комнату. Элоди лежала на кровати и смотрела в потолок. Она не могла не почувствовать его присутствия, но не шевельнулась.

— Могу я поговорить с тобой?

Элоди сделала вид, что не слышит.

Габриэль подошел к музыкальному центру, уменьшил звук и сел рядом с девочкой.

— Мне очень стыдно из-за вчерашнего.

Она по-прежнему не смотрела на него.

— Не знаю, что со мной стряслось. Да нет, знаю. Не выдержал правды, которую ты высказала мне в лицо.

Мрачная улыбка тронула губы девочки.

— Я не уверен, что могу объяснить, почему спустил в унитаз все, что у меня было. Для этого нужно вспомнить конкретные факты, а память меня подводит. Белая страница, пустота. И все же что-то осталось, иначе я не пришел бы поговорить с тобой. Остались чувства. Уверенность в чем-то. Например, что тебя я любил больше всех на свете. И продолжаю так любить. Чувства живут во мне, их истребить невозможно. Они же не память, они душа. Ты главная часть меня, Элоди, и когда ты меня ненавидишь, я начинаю ненавидеть себя еще больше, и мне совсем уж некуда деваться.

Элоди уже не улыбалась, она побледнела как полотно и старалась справиться с нахлынувшим волнением.

Вскочила, схватила сигареты. Села напротив отца. Искала взглядом, на что опереться. Хотела казаться сильной. По-прежнему противостоять. Но уже готова была уступить, сдаться.

— Думаешь, что ты хозяин жизни, и вдруг понимаешь, что она тащит тебя как придется, — продолжал он. — Не заметил, как из актера стал статистом. Незаметно, мало-помалу произошла подмена. Там уступил, там поддался, и вот уже ты совсем не такой, каким был. И тебе уже легче идти вперед, не оглядываясь, не смотреть назад, отмечая свои предательства. Авария меня остановила. Я очнулся среди разора, которому стал причиной, но я его увидел. Понимаешь, какой случился парадокс: меня лишили памяти, которую я замусорил, но зато я ясно стал видеть свою вину и готов нести за нее ответственность. Я увидел, до чего докатился. Увидел факт, хотя не знаю, когда и почему так произошло. Но я убежден, что с самого начала не был таким подлецом, каким ты меня вчера описала. Я был нормальным, хорошим парнем. Любил маму, любил тебя. У меня был свой идеал, свои мечты, мне хотелось, чтобы мы вместе прожили счастливую, необыкновенную историю, и у меня были на это силы. Теперь, похоже, огонь погас. Но я знаю, что способен вновь его раздуть. Конечно, мне никуда не деть своих ошибок, но их можно исправить, можно постараться их учесть. Только если я буду один, у меня ничего не получится. Мне нужна твоя помощь. Вот что я хотел сказать тебе: память я потерял, но не могу жить без твоего прощения.