Реквием для хора с оркестром, стр. 31
— А теперь… — прохрипел Билл, поднимая над головой клизму, как торжествующий убийца — нож для последнего удара, — приступим…
Ухнув, сыщик с размаху всадил клизму точно в цель и тут же обеими руками сдавил резиновую грушу. Раствор, клокоча, ушел в недра тела Гмыря.
— Три сглота, — проговорил, ухмыляясь, Билл Контрр, — всего три сглота… Раз!
Гмырь икнул. Билл Контрр ждал, склонив голову.
— Два! — слыша все возрастающее бурчание в животе своей жертвы, прошептал сыщик.
Гмырь икнул много громче прежнего.
— Три! — почти выкрикнул Билл.
И тут началось.
Правда, началось не совсем так, как ожидал Билл Контрр. Очевидно, из-за перенасыщения мертвого организма Гмыря «бухлом» раствор стал действовать не по запланированной программе. Некоторое время Билл ждал, пока Гмырь заговорит, но так и не дождался. Гмырь молчал. Губы его были плотно сдвинуты. Полная тишина стояла в комнате, а потом до помятых массивным седалищем ифрита ушей сыщика донесся странный гул. Билл прислушался и довольно быстро определил источник шума — торчащая кверху задница Гмыря, в которой все еще торчала клизма, гудела теперь так сильно, что заставляла вибрировать все большое гмыревское тело.
— Что за дела? — нахмурился Билл и, потянув, вытащил клизму.
Тотчас струя серо-бурой жидкости сбила его с ног. Билл шлепнулся на пол, но тут же вскочил. Струя быстро иссякла, и вместо нее из заднепроходного отверстия несчастного бесчувственного Гмыря заструились целые водопады слов, предложений, словосочетаний и междометий.
Забыв о том, что он с ног до головы окачен вонючей какой-то гадостью, Билл жадно слушал заднепроходные звуки, одновременно записывая их на портативный шпионский диктофон.
Монолог гмыревской задницы длился довольно долго. За это время Билл успел узнать мельчайшие подробности детства, отрочества и юности своей жертвы, а также яркие, эмоционально окрашенные характеристики всех следователей, оперуполномоченных и надзирателей, встреченных Гмырем на долгом и трудном его жизненном пути. Когда речь зашла о периоде загробного существования Гмыря, Билл уже порядком устал от бесконечных деталей — к тому же в его портативном диктофоне закончилась пленка. Все это настолько утомило сыщика, что он находился уже в полуобморочном состоянии, когда до пего донеслись слова:
— Придурок… Там… по коридору есть решетка… в конце коридора. Маленькое окно закрывает. Решетка на соплях, ее выдернуть можно… И лаз там. Не знаю, куда ведет. Но это единственный выход. Через пару минут тут с полсотни ифритов будет. Воробей и остальные охраняют все выходы, чтобы ты не убег. Ту решетку никто не охраняет. Беги, может, успеешь…
— Лаз в конце коридора! — прошептал воодушевленный Билл Контрр. — Бестолковые ифриты, должно быть, туда не пролезли и поэтому упустили Вознесенского. А он, надо думать, успел… Ну что же… Билл пролезет везде, где никто не пролезет. Спасибо, арестованный.
Но арестованный на этом не умолк. Билл услышал еще столько ругательств, адресованных скорее всего ифритам, когда они вязали Гмыря, сколько не слышал никогда в жизни, даже в страшные минуты драки с пьяными механизаторами. Потом, когда ругательства иссякли, Гмырь заднепроходным отверстием пропел свою любимую песню:
— Ласточки летают низко, мне в суде корячится вышак! Секретарша-гимназистка исписала два карандаша! Шевелил судья усами, причитал — «навеки посажу!» Р-р-разбирайтесь, суки, сами, я вам слова больше не скажу!
Не пропуская ни единого куплета, аккомпанируя себе характерными звуками, вырывавшимися из того же заднепроходного отверстия, Гмырь добросовестно допел песню до конца, и только после этого в комнате наступила полная тишина.
Билл некоторое время стоял, покачиваясь от избытка впечатлений. Потом сунул клизму в карман, натянул на Гмыря штаны и, крадучись, прошел к двери.
«Лаз в конце коридора, — стучало в голове у Билла, — ифриты, естественно, эту деталь упустили, а я не упущу. Попытались безуспешно пролезть и все… Ума у них хватает только на то, чтобы подследственных тиранить, пытаясь выяснить, куда мог уйти через лаз Вознесенский. Может быть, они это и выяснят, но только я выясню это первым — потому что пойду по следу лично…»
Дверь, конечно, была заперта. Но, как известно, для великих сыщиков и шпионов непроходимых преград не существует.
Билл извлек из своих карманов связку отмычек, которым позавидовал бы даже видавший виды Гмырь — если бы очнулся к тому моменту. Но Гмырь спал неспокойным пьяным сном, когда Билл, минуту поковырявшись в замочной скважине, тихо отворил дверь и растворился в полумраке тюремного коридора.
Глава 8
— Сожрать целого человека для нее — не проблема, — услышал Никита сразу после того, как сознание вернулось к нему. — Голову она в первую очередь заглатывает, — продолжал тот же голос, — потом руки и ноги откусывает — это чтобы они не болтались и не мешали есть дальше. Туловище идет как основная часть блюда, а вот яйца она оставляет напоследок — как деликатес…
«Что за бредятина?» — подумал Никита. Он хотел было подняться и спросить, что это все значит, но, услыхав рядом грозное рычание какого-то явно голодного зверя, предпочел лежать смирно, не открывая даже глаз.
— Впрочем, последнее время она с яиц и начинает, — услышал он. — Не знаю, почему так. Изменила своим привычкам, что ли?
Рычание раздалось снова — и уже так близко, что Никита не выдержал. Он открыл глаза и тут же в ужасе закрыл их — над его лицом нависала громадная полосатая оскаленная морда — жесткие усы топорщились в разные стороны, а из зубастой пасти торчали два чудовищных желтоватых клыка. Никита вспомнил, что подобную морду видел как-то много лет назад — на картинке в школьном учебнике зоологии. А под картинкой была подпись — «саблезубый тигр…»
— Саблезубый тигр, пробормотал Никита. — Мамочки…
Он снова открыл глаза, в глубине души надеясь, что полосатая клыкастая морда, которую он только что видел, была всего лишь неприятным воспоминанием из школьных лет его жизни, но, открыв глаза, полностью убедился в ошибочности своей гипотезы. Тигриная морда нависала над ним, с такой убедительностью скаля клыки, что Никита опасался не только пошевелиться, но даже и моргнуть.
Саблезубый тигр неслышно перешагнул с лапы на лапу и зарычал.
— Готовится цапнуть, — послышался бесстрастный голос откуда-то со стороны, — интересно, он ему голову откусит, как раньше, — или за яйца примется?
Никита окостенел от ужаса. Ни первый, ни второй вариант его в одинаковой степени не устраивали. Поэтому он сделал над собой усилие и слабым голосом попросил:
— Уберите зверя…
— Ой! — удивился голос. — Заговорил!
Тигр зарычал так громко, что па голове Никиты зашевелились волосы.
— Уберите его… — простонал Никита.
— Это не он, — поправили его, — это она. Самка.
— Какая разница…
— Вообще-то разница глобальная, — усмехнулся голос. — Ну ладно… Посмотрим, что из этого выйдет. Барся, фу!
Тигриная морда сморщилась и исчезла. Некоторое время Никита лежал, соображая, что ему делать, потом решил, что неплохо было бы подняться, и — не без труда — поднялся.
Тигра — то есть тигрицу — вроде бы нигде не было видно. Оглядевшись, Никита определил, что находится в какой-то круглой пещере, которая освещается слабым лучом света, падавшим из дыры в потолке. Судя по всему, из этой дыры вместе с лучом вывалился и Никита. С потолка капало. На полу чавкали под ногами лужи и какая-то странная грязь — темно-синего цвета. Стены пещеры по большей части пропадали в темноте. И из этой-то темноты раздалось осторожное покашливание.
— Кто тут? — вздрогнул Никита, оборачиваясь на звук.
Из потемок выступили одновременно массивная человеческая фигура и громадный полосатый саблезубый тигр, высота которого в холке почти достигала плеча стоящей рядом с ним фигуры.
Увидев тигра, Никита напрягся.
— Вот именно, — проговорила фигура, и Никита узнал тот самый голос, который слышал, как только пришел в себя, — вот именно… Стой и не шевелись. Я-то не хозяин Барси. Она меня слушается немного, но только если на тебя кинется вдруг, я ничего сделать не смогу.