Венец безбрачия (СИ), стр. 68
— Надеюсь, что ты сейчас пошутила, — раздражённо фыркнул Гер почти мне в ухо, при этом вновь крепко прижимая к себе.
— Почему?
— Потому что… Не могло же тебе на полном серьёзе прийти в голову, что я, сменив ради вас мир, жизнь и даже собственную сущность, соберусь по доброй воле от вас отказаться?
— Пошутила, — поспешила согласиться я. Соврала, конечно, но сейчас ложь была явно во спасение; не признаваться же, что до сих пор не могу поверить в собственное счастье. — Но Славка…
— Твоя дочь уже всему классу растрепала, что лично знакома с добрым волшебником Дедом Морозом, и он реально существует, потому что она попросила у него вполне конкретного папу, и тот выполнил заказ в точности.
— Хм. Теперь будем знать, что она Дику сказала, — усмехнулся Гер.
— А почему она назвала его Дедом Морозом? — растерянно уточнила я.
— Наверное, потому, что твой демон явился через три дня после Нового года, а с логикой у этого ребёнка всё хорошо, — весело фыркнула Сонька, осведомлённая о моих приключениях во всех подробностях.
— Пожалуй, — вынужденно согласилась я. — А что тут у вас вообще интересного происходило, пока меня не было? Ну, не считая Гера.
— Спецагент твой всё?таки объявился, — хихикнула сестра. — Интересный парень, кстати, спасибо. Грозится в отпуск приехать, будем знакомиться, — задумчиво добавила она.
И я, устроив голову на плече любимого мужчины, с наслаждением впитывая подзабытое уже ощущение спокойного уюта, искренне, от всей души пожелала, чтобы у них всё сладилось; если, конечно, судьба. А проклятье…
Глупости. Нет никакого проклятья. Если бы что?то такое было, Гер наверняка заметил бы, и непременно снял. Просто слабые мужчины боятся сильных женщин, как было с нашим дедушкой. Или любовь оказывается ненастоящей, как было у меня с Витькой. Или недостаточно сильной, чтобы победить смерть, как было с нашим отцом; сейчас мне казалось, что мама не очень?то о нём горевала.
Этот мужчина ради меня преодолел границу миров и волю судьбы. Теперь только от меня зависит, окажется ли этот поступок напрасным. И сделать так, чтобы короткая человеческая жизнь оказалась интересней и осмысленней вечности, и была прожита не зря, по силам только нам, вместе. Наших вершин за нас никто не достигнет, никто не вырастит наших детей и никто не дотянется до далёких звёзд.
Проклятье же — просто отговорка и оправдание собственной слабости. Такое же неубедительное, как случайно постиранная тетрадь с контрольной работой.
Эпилог
Эта комната выглядела точно так же, как выглядела многими веками раньше. Полукруглые стены с разнокалиберными экранами, пульты и удобное кресло для единственного оператора. И оператор этот за последние тысячелетия не изменился; те же очки, та же линялая футболка, уже не помнившая, какой рисунок раньше был у неё на груди.
Странностей было две. Во — первых, оператор сейчас сидел, бесцеремонно закинув ноги пульт, и с интересом разглядывал картинку, демонстрируемую одним из экранов, потягивая из высокого пластикового стакана минеральную воду. А, во — вторых, происходящее на экране сейчас кардинально отличалось от привычных схем и графиков. И отсутствие звукового сопровождения оператора явно не беспокоило.
Больше всего это напоминало финальную сцену из какого?то героического фильма. Центральным персонажем сцены был молодой темноволосый мужчина, одетый в военную форму. Невысокий, худощавый, крепкий. Нельзя сказать, что красивый, но и не так чтобы отталкивающий. Обыкновенный, таких во всех мирах миллионы. Внимания в нём заслуживала разве что улыбка — сияющая, счастливая, солнечная, на которую так и подмывало улыбнуться в ответ.
Улыбались вообще все. Улыбалась, — правда, сквозь слёзы, — обнимавшая его сбоку красивая женщина с припорошенными сединой тёмными волосами, собранными в длинную косу. Улыбалась, обнимая главного героя сцены с другой стороны, молодая ослепительно красивая светловолосая женщина с яркими голубыми глазами и необычными чуть заострёнными на кончиках ушами. Улыбался, обнимая всех троих, интеллигентный лысеющий мужчина в строгом чёрном костюме. И люди вокруг улыбались. Даже те, кто держал снимающие происходящее камеры, и те, кто торопливо говорил что?то в микрофоны.
Даже молодой человек в линялой футболке, наблюдавший за происходящим, улыбался. Правда, лишь уголками губ, чуть иронично, но — по — доброму.
— Привет, Цай. В честь чего ты такой неприлично довольный? — нарушил тишину помещения бархатистый женский голос. Гостья, — статная светловолосая красавица в строгом трикотажном платье, — подошла ближе к оператору и облокотилась обеими руками о спинку кресла.
— Привет, Тель. Как твой воспитуемый? — полюбопытствовал парень в линялой футболке, не отводя взгляда от экрана.
— Потихоньку воспитывается, — хмыкнула она. — Ещё пара — тройка тысячелетий, и есть шанс получить что?то стоящее. Что это за пастораль?
— Но — но, без сарказма, — с той же улыбкой на губах, но явно совершенно серьёзно возразил Цай. — Это, между прочим, исторический момент; первый человек на Марсе, Андрей Игоревич Верещагин, вернулся домой.
— А ты?то чему радуешься? — весело фыркнула женщина. — Твой план же провалился.
— Эх ты! Учишь тебя, учишь… Мой план, как это всегда бывает, сработал безукоризненно.
— Вот сейчас не поняла, — она озадаченно вскинула светлые брови. — Ты же хотел сделать из этого недодемона настоящего демиурга, а он, как я погляжу, смертный?
— Вот именно, Тель, вот именно. Смертный. Человеческая жизнь хоть и короткая, а отпечаток на душу накладывает серьёзный. Вот представь, если бы он вдруг согласился, когда я это предлагал. Представила? Ну, не встретил бы он эту свою девочку, единственную на всю вселенную, и согласился. Несчастный, уставший от жизни циничный и безразличный демон, которого тошнит и от этой жизни, и от этой ответственности, и заодно от всех богов сразу. Каким бы он стал творцом? Правильно, х… не слишком?то хорошим. А теперь посмотри на этого человека. Сотни жизней, спасённые им, гениальным хирургом, — раз. Настоящая любовь и женщина, которая сумела эту любовь сохранить, — два. Достойные уважения и даже восхищения дети, — три. Да он уже сейчас без двух минут демиург, хотя сам искренне уверен, что моё предложение он отклонил! Ты на его душу посмотри; ты действительно полагаешь, что такое сияние можно потерять или не заметить? Ещё одно — два правильных перерождения, буквально — пара веков, и я получу себе такого сменщика, о котором можно только мечтать. И наконец?то возьму отпуск!
И демиург в линялой футболке, закинув руки за голову, мечтательно возвёл глаза к потолку, довольно улыбаясь. Проспать пару — тройку тысячелетий; что ещё нужно для счастья?