Налегке, стр. 68

Джима Блейна постепенно одолевала дремота… он клюнул носом раз, другой, третий… наконец тихо уронил голову на грудь и уснул. Слезы так и лились по щекам слушателей; они задыхались от смеха с самого начала рассказа, только я этого не заметил. Я понял, что меня «купили». Тут мне рассказали, что Джим Блейн славился тем, что, достигнув определенной степени опьянения, уже не знал никакого удержу, он с жаром и внушительно принимался рассказывать удивительное приключение со старым бараном своего деда, причем в его рассказе баран после первой фразы так больше и не появлялся. Джим всякий раз пускался в бесконечные блуждания, перескакивая с одного предмета на другой, пока виски не пересиливало его и он не засыпал. А что случилось со старым бараном его деда — этого и по сей день никто не знает.

ГЛАВА XIII

Китайцы в Вирджиния-Сити. — Счета за стирку. — Привычка к подражанию. — Китайская иммиграция. — Прогулка в китайский квартал. — Господа А Синг, Хонг Уо, Си Юп и др.

Как и во всех городах и городках близ побережья Тихого океана, в Вирджинии значительный процент населения составляли китайцы. Народ безобидный, если только белые оставляют их в покое или обращаются сними не хуже, чем с собаками; впрочем, китайцы вообще безобидны и, как правило, молча сносят даже гнуснейшие оскорбления и жесточайшие преследования. Они смирны, миролюбивы, покладисты, трезвого поведения и работают с утра до вечера. Буйный китаец — редкость, ленивый китаец просто не существует в природе.

Пока китайцу служат его руки, он не нуждается ни в чьей поддержке; от белого часто слышишь жалобу на безработицу, китаец же никогда не пожалуется на нее: у него всегда найдется занятие. Китаец представляет собой большое удобство для всех, даже для самых подонков белого населения, ибо несет на себе большую часть их грехов, подвергаясь штрафу за их мелкие кражи, тюремному заключению за их грабежи и смертной казни за совершенные ими убийства. Любой белый может выступить в суде против китайца и, присягнув на библии, лишить его жизни; зато китаец не имеет права свидетельствовать против белого. Мы живем в «стране свободы» — никто этого не оспаривает, никто не подвергает сомнению. (Может быть, потому, что мы не даем слова другим народам?) Вот и сейчас, пока я писал эти строки, мне сообщили, что какие-то мальчишки в Сан-Франциско среди бела дня насмерть побили камнями совершенно смирного китайца; несмотря на то, что позорное это дело происходило на глазах у толпы, никто не подумал вмешаться.

На побережье Тихого океана проживает семьдесят (если не все сто) тысяч китайцев. В Вирджинии их было около тысячи. Там их загнали в «китайский квартал» — мера, против которой они особенно и не ропщут, так как сами склонны держаться кучкой. Ютятся они в деревянных домиках, большей частью одноэтажных, построенных рядком и тянущихся вдоль узеньких улиц, по которым едва может пройти фургон. Китайский квартал отстоит несколько в стороне от прочей части города. Основное занятие здешних китайцев — стирка. Они всегда присылают счет, приколотый к выстиранному белью. Но это лишь ритуал, так как клиент редко может что-нибудь разобрать в этом счете. За дюжину белья платили два с половиной доллара, — белая прачка умерла бы с голоду при такой оплате. На многих китайских домах красовались вывески, гласившие: «Си Юп, стирка и утюжка», «Конг Уо, стирка», «Сам Синг и А Хоп, стирка». Почти вся прислуга, повара и т.д. в Калифорнии и Неваде состояла из китайцев. Белой прислуги было мало, а китаянки в услужение не шли. Китайцы высоко ценятся как прислуга, так как они проворны, послушны, терпеливы, смышлены и неутомимые работники. Китайца обычно не приходится учить чему-либо дважды. Он очень переимчив. Если хозяину случилось бы при своем слуге китайце в порыве гнева разломать стол и бросить щепки в печку, то его слуга китаец в дальнейшем всегда стал бы топить печку мебелью.

Все китайцы умеют бегло читать, писать и считать — чего никак нельзя сказать обо всех наших избирателях, с которыми у нас так носятся. Китайцы, проживающие в Калифорнии, арендуют маленькие клочки земли, на которой усердно занимаются огородничеством. Урожай овощей, который они умудряются собрать с кучки песка, поразителен. У них ничего не пропадает зря. Что для христианина сор, то китаец бережно сохраняет и так или иначе использует. Он собирает старые банки из-под устриц и сардин, выброшенные белыми, расплавляет их и приготовляет годные к продаже олово и жесть. Он подбирает старые кости и превращает их в удобрение. В Калифорнии он находит средства к существованию на старых рудниках, совсем бросовых, по мнению белых, — и тогда раз в месяц на него обрушиваются чиновники, и он становится жертвой чудовищного мошенничества, которому закон дал обобщающее и всепокрывающее название «иностранного» налога на прииски; причем единственные иностранцы, которых облагают подобным налогом, — это китайцы. Мошенничество это практикуется иногда и дважды в течение одного месяца над одним и тем же объектом, — и надо полагать, что кто-кто, а казна от этого вторичного сбора не богатеет.

Китайцы питают большое уважение к своим покойникам, чуть ли не молятся на своих усопших предков. Поэтому у себя на родине китаец устраивает фамильный склеп тут же, под окнами своего дома или на заднем дворе, — словом где-нибудь на участке, поближе к дому, чтобы иметь возможность навещать свои могилки, когда ему вздумается. Таким образом, колоссальная эта империя представляет собой одно огромное кладбище — она вся, от середины до крайних своих пределов, бугрится могилами; а так как при этом в Китае приходится использовать каждую пядь земли, чтобы многочисленное его население не погибло от голода, то и самые могилы там возделываются и приносят урожай, — народный обычай не видит в этом святотатства. Вместе с тем китаец так благоговеет перед своими покойниками, что всякое осквернение могил возмущает его до глубины души. Как утверждает мистер Берлингейм, Китай именно потому так упорно сопротивляется строительству железных дорог: во всей империи нельзя проложить железной дороги без того, чтобы не потревожить могилы предка или друга какого-нибудь китайца.

Китаец полагает, что дух его вкусит вечное блаженство лишь в том случае, если его тело после смерти будет покоиться в горячо любимой им китайской земле. К тому же ему хочется, чтобы после смерти его окружили таким же почетом, каким он при жизни окружал своих покойников. Поэтому, отправляясь на чужбину, он заранее договаривается, чтобы в случае смерти кости его были отвезены на родину; если он едет в чужую страну по контрактации, он непременно включает в договор пункт, по которому в случае смерти его останки должны быть отправлены на родину; если китайское правительство продает иностранцу партию кули на обычный пятилетний срок, то оно также ставит условием, чтобы в случае смерти их тела были возвращены в Китай. Все китайцы, проживающие на Тихоокеанском побережье, принадлежат к той или иной из нескольких крупных компаний или организаций; компании эти ведут счет своим членам, заносят их в списки и отправляют их останки на родину. Компания «Си Юп» считается самой крупной из всех. За ней идет компания «Синг Ен», которая объединяет восемнадцать тысяч членов на побережье. Штаб этой компании находится в Сан-Франциско, где у него имеется богатый храм, несколько высокопоставленных чиновников (один из которых пребывает в царственном уединении и недоступен для простых смертных) и многочисленное духовенство. Мне показывали список лиц, состоящих на учете компании: в нем были проставлены даты смертей и соответственной отправки останков умерших на родину. Каждое судно, отбывающее из Сан-Франциско, увозит целую партию китайских трупов — так по крайней мере было до нового закона, который с утонченной, чисто христианской жестокостью запрещает судам брать такой груз, — ловкий и подлый способ приостановить китайскую иммиграцию. Прошел ли этот закон, или нет, я не знаю, во всяком случае, в проекте он был. У меня такое впечатление, что прошел. Проектировался и другой закон — он-то, во всяком случае, был принят, — согласно которому всякий прибывающий в Калифорнию китаец подвергался обязательной прививке тут же на пристани; прививку делал специально назначенный шарлатан (ибо порядочные врачи, конечно, гнушались участвовать в этом узаконенном грабеже), которому китаец должен был платить за это десять долларов. А так как те, кто занимался перевозкой китайцев, вряд ли захотели бы пойти на такой расход, законодатели рассчитывали этой мерой нанести еще один тяжелый удар по китайской иммиграции.