Ящик Пандоры, стр. 44
Он повел меня в ресторан «Каджун». Я бывала там раньше и знала, какая там острая еда. А в этот раз я вообще не смогла ничего проглотить, так нервничала.
— Вы сюда часто ходите? — спросил меня Трой.
— Это одно из моих самых любимых мест. Дядя Джин приводил меня сюда, когда я была маленькой.
— Могу себе представить, какой вы тогда были, — засмеялся он.
Меня заинтересовало, что Трой имел в виду, но больше он ничего не сказал. Мы помолчали. Потом я тоже спросила, часто ли он сюда ходит.
— Да, — ответил он, — я живу недалеко.
— Вот как, — я не знала, что добавить.
Мы оба изо всех сил старались завести разговор на какую-нибудь тему, но ничего не получалось. Мы только обменивались короткими незначительными фразами.
Но потом я задала вопрос о трюке, и все пошло как по маслу.
— Я с удовольствием слушала этот инструктаж по безопасности, но не поняла ни слова.
Его лицо озарилось.
— Чего вы там не поняли?
— Не помню, как это полностью называлось, но было что-то про отбивную.
— Косточка! — засмеялся он. — Это когда одна машина таранит другую в бок под прямым углом.
— А еще говорили о чем-то вроде суси.
Я запомнила, что это называлось «рыбий хвост», но мне хотелось опять рассмешить его.
И он засмеялся.
— Рыбий хвост! Это когда я ехал между опорами рывками, взад и вперед.
Я сказала, что даже не поняла, что это делалось специально. Все выглядело так, будто Трой полностью потерял управление. И тут он мне стал рассказывать, как разрабатывается и планируется каждый трюк, кадр за кадром.
Потом он объяснил мне другие термины, и я узнала, что «играть в цыпленка» — это мчаться навстречу друг другу, лоб в лоб, и увернуться в самый последний момент. И каково это — ехать на скорости 180 миль в час.
От нашей напряженности не осталось и следа. Разговор становился легким и приятным.
А когда мы закончили с едой, Трой посмотрел на меня и сказал:
— А теперь куда?
Я ничего не ответила. Пусть уж берет на себя всю ответственность.
— Я живу неподалеку, — наконец прервал молчание он.
— Да, — я не поднимала глаз от стола. — Вы это уже говорили.
И я пошла к нему, в старый многоквартирный дом на Фэйрфакс. Когда-то, видимо, он выглядел мило, но теперь штукатурка облезла, а газон выгорел.
Мы поднялись на второй этаж. Когда мы подошли к дверям его квартиры, он тронул меня за руку.
— Дайте мне минуту, я немного приберусь.
Я ждала на площадке, опять стараясь ни о чем не думать. Наконец он отпер дверь, и я вошла.
В комнате почти ничего не было, я никогда не видела, чтобы люди жили в таких пустых квартирах. Я вспомнила свой сон, где мы вдвоем сидели на коробках и на окнах развевались белые занавески.
Я огляделась в поисках чего-то, о чем можно было бы поговорить, но тщетно. Ни одной знакомой книги, на видеокассетах одни боевики, а на компакт-дисках — неизвестные мне группы. Говорить не о чем. Боже мой, ведь я совершенно его не знаю.
Но тут он подошел ко мне и, взяв за руки, потянул на диван. И все мои сомнения и страхи потеряли значение.
Я провела с ним остаток дня. Мы не могли оторваться друг от друга, даже когда пили кофе или принимали душ. Его густые волосы пружинили под моими руками, мускулистое тело было как заводное. Кожа имела привкус горького миндаля.
Мы стали одним целым и не знали усталости.
Мы не разговаривали. Это было совершенно не нужно. Наши тела стали такими близкими друзьями, близнецами, что никакие слова не могли с этим сравниться.
В какой-то момент он назвал меня красавицей. Я сразу представила себя персонажем сказки, вроде «Красавицы и Чудовища». Мне это понравилось.
За окном темнело, но мы не включали свет и любили друг друга в полутьме. Где-то в семь Трой сказал, что умирает от голода. Мы заказали на дом еду из китайского ресторана и съели ее в кровати, в темноте. И снова оказались под одеялом.
В десять я сказала, что мне пора домой. Попросилась в душ, на этот раз одна. Вода, включенная на полную мощь, хлестала так, что было больно. И тут я вспомнила о встрече с Джоном Брэдшоу.
Я выскочила из душа. Быстро одеться не получилось. Я настолько обессилела, что еле двигалась. Трой лежал в постели и хохотал, глядя на меня.
— Мне нужно идти, — сказала я. — Я совсем забыла, что у меня встреча.
Он помог мне собраться. Потом довел до машины. И все целовал и целовал меня, пока я наконец не уехала.
Я добралась до дома и помчалась вверх по лестнице. Войдя в квартиру, я увидела, что на автоответчике мигает красная лампочка. Меня ждали три сообщения. Все три от Джона. Первый раз он позвонил, чтобы напомнить мне о нашем свидании и сказать, как он ждет его. Второй звонок был с мобильного телефона. Он позвонил без двадцати восемь с лестничной площадки. Я не открыла дверь, и он решил, что я в душе. Он сообщал, что подождет несколько минут.
В третий раз он позвонил без четверти девять. Уже из дома. Просил перезвонить ему, когда я вернусь. В любое время. Он будет ждать.
Он снял трубку мгновенно.
— Пандора, — с облегчением сказал он.
Никаких вопросов. Он не допытывался, почему я не пришла. Единственное, что ему было нужно, это знать, что со мной ничего не случилось.
Я не дала ему продолжать. Я сказала, какой он замечательный человек. Как я за все ему благодарна. Но больше я встречаться с ним не могу.
— Простите меня. Это была моя ошибка. Пожалуйста, простите меня, — повторила я, обращаясь к полной тишине, и повесила трубку.
А потом я снова пошла в душ, чтобы шум воды нарушил эту невыносимую тишину.
Лицо Джона упорно стояло у меня перед глазами. Я вспомнила, каким счастливым он выглядел, когда я впервые поцеловала его. Сейчас мне было мучительно об этом думать. Гари прав — я нисколько не люблю Джона. Мне просто почудилось.
Но играть с ним я тоже не хотела, ни единой минуты. Я сама себе морочила голову. И больше так продолжаться не могло.
Я вылезла из душа и взглянула на себя в зеркало. Мне показалось, что мое тело изменилось. Я стала совершенно другой женщиной. Даже воздух, которым я дышала, словно стал острее.
Лежа в постели, я вспоминала Троя каждой клеточкой своего тела. На руке у меня остались синяки — так сильно он сжимал ее. Я вдруг припомнила, что у Лори на руке были такие же в Валентинов день, и мне стало тревожно.
Я закрыла глаза и попыталась представить будущее, но в голове ничего не возникло. Меня вдруг охватил страх. Я знала, что все это чистое безумие. Мы виделись только три раза. Мы даже не разговаривали. У нас нет ничего общего. И все это не имеет никакого значения. Таких чувств я не испытывала никогда в жизни.
И пусть это безумие — я не отступлюсь. И если все рухнет, я как-нибудь справлюсь. Но ничего не рухнет. Когда чувствуешь такое, это невозможно.
Лори
Она говорила мне что-то и замерла на полуслове — это он, посмотрев по сторонам, увидел ее. Они идут навстречу друг другу.
— Привет. Меня зовут Трой.
— Привет, Трой. Я Пандора Браун.
Меня он в упор не видит.
— Какое красивое имя. Из греческих мифов.
— У вас тоже.
Он касается ее руки.
Я не могу вылезти из кровати. Не могу пойти на работу. Звоню в агентство и говорю, что больна. Ящик не верит. Мне надо быть там, но я не могу. Она догадается. Узнает.
Я боюсь пошевелиться. Сижу, сжавшись в комок. Трой не звонит. Раньше такого не случалось.
Напоследок он сказал ей, что зайдет и занесет свои фотографии. Этого допустить нельзя. Я должна узнать, когда он придет, должна быть там, чтобы не оставлять их наедине.
Но я не могу сползти с этой гребаной кровати.
Трой говорил, что я как паровой каток, перееду кого угодно, чтобы добиться своего. Но сейчас переехали меня.
Я добредаю до стула. Выглядываю в окно. Потом нахожу водку, оставшуюся с Нового года. Зальем горе.