Император Николай II. Жизнь, Любовь, Бессмертие, стр. 10

Из окон можно было ясно различить линии укреплений, и в то время, когда я излагал императору различные интересные вопросы, мы отчетливо слышали канонаду, которая, казалось, возрастала с минуты на минуту.

Он внимательно слушал и, как обычно, задавал вопросы, интересуясь мельчайшими деталями моего доклада.

Я не заметил на его лице ни малейшего признака волнения, хотя он знал, что в этот момент решалась судьба его короны всего в нескольких километрах от места, где мы находились. Если бы крепость осталась в руках восставших, не только положение столицы становилось бы весьма опасным, но судьба его самого и его семьи была бы не менее опасна, так как пушки Кронштадта могли бы помешать всякой попытке бегства по морю.

Когда мой доклад был закончен, император некоторое время спокойно смотрел в открытое окно на линию горизонта.

Со своей стороны я был глубоко взволнован и не мог удержаться, даже с риском нарушить правила этикета, от выражения моего изумления перед его невозмутимостью.

Император, видимо, не разгневался на мое замечание, так как, подняв на меня глаза, полные той чрезвычайной мягкости, которая столь часто описывалась, произнес слова, глубоко врезавшиеся в мою память:

«Если вы видите меня столь спокойным, то это потому, что я имею твердую и полную уверенность, что судьба России, точно так же как судьба моя и моей семьи, находится в руках Бога, который поставил меня на мое место. Что бы ни случилось, я склонюсь перед его волей, полагая, что никогда я не имел другой мысли, как только служить стране, управление которой он мне вверил».

В ту же ночь восстание было окончательно подавлено, и я знаю, что он получил известие с тем же самым хладнокровием, с каким он слушал гром пушек за несколько часов перед этим.

Часто потом я имел возможность проверить впечатления, полученные мною в тот день, и никогда не имел основания изменить их. Я глубоко убежден, что источником, из которого император Николай черпал душевную ясность и веру в провиденциальный характер своего назначения, являлось религиозное чувство редкой напряженности».

Император Николай II закладывает первый кирпич в основание Феодоровского собора (Царское Село, 1909 г.)

Трудно представить себе сегодня, чтобы руководитель страны осуществил многодневное путешествие к месту подвигов святого и вместе со всем народом принял участие в перенесении гроба чудотворца. Именно такое странствие предприняла царская чета в июле 1903 года, когда Русская православная церковь совершала прославление святого Серафима Саровского. Монастырь, где происходил торжественный обряд, находился в захолустье Тамбовской губернии, и, чтобы добраться туда – особенно в те времена – надо было затратить много сил и времени.

Среди огромной толпы народа – в Саров собралось до 300 тысяч человек – царская чета отстояла все многочисленные службы, моля новопрославленного небесного заступника Русской земли о покровительстве. Причастившись из одной чаши с простолюдинами, тридцатипятилетний царь и его супруга приложились к мощам святого Серафима, как бы завещав таким образом будущим поколениям державный смысл его культа.

Как не усмотреть в судьбе этих мощей, поднятых императором из гроба, некий прообраз возрождения России… После большевистского переворота останки святого были извлечены из раки и отправлены… в музей атеизма, который новая власть устроила в Казанском соборе невской столицы. Со временем они затерялись и долго считались утраченными. Но в 1990 году были вновь обнаружены среди музейной рухляди. Патриарх Алексий сопровождал мощи от места их повторного обретения до Москвы и прошел с крестным ходом от вокзала к Богоявленскому собору, где они хранились до перенесения в Саров летом 1991 года. Посмертная судьба молитвенника за Русскую землю обретает черты национального мифа, утверждающего неистребимость духовного тела России, неизбежность ее государственно-политического возрождения. Мощи, к которым прикасались уста святых венценосцев, становятся источником державной мощи страны и народа, им поклоняющихся…

Религиозность императора наглядно проявлялась в том, что дела церкви, веры были для него столь же существенны и важны, как вопросы управления государством. Он принимал участие в обсуждении запросов православных иерархов, при его непосредственном попечении происходило прославление новых святых, издавна почитаемых народом как Божьих сродников. Феодосий Черниговский, Иоасаф Белгородский, Иоанн Тобольский – все они вошли в православные святцы при Николае II. Симеон Верхотурский, почитаемый доныне как главный святой Урала и Сибири, также таинственным образом связан с царственными мучениками. Протоиерей Иоанн Сторожев, принимавший в 1914 году участие в перенесении мощей св. Симеона, оказался тем священником, который совершил 14 июля 1918 года последнее богослужение в доме Ипатьева и преподал его узникам последнее в их жизни пастырское благословение.

Перенесение мощей Серафима Саровского (олеография)

В середине 1970-х годов мне привелось посетить Верхотурье, где находится Николаевский монастырь. В одном из храмов обители, как мне приходилось читать, находились мощи святого Симеона. Я конечно, не ожидал найти их в целости и сохранности. Но то, что я увидел превзошло самые мрачные ожидания. Стены монастыря стали оградой «зоны», а башни по углам превратились в вышки охраны, с которых «вертухаи» наблюдали за порядком в лагере. Так что арестованными оказались не только мощи, но и все 5 церквей монастыря.

Спустившись на лодке по реке Туре до села Меркушино, затерявшегося вдалеке от больших дорог, я был преисполнен надежд хоть здесь увидеть что-то в относительной сохранности: именно в этой глуши были обретены мощи святого и выстроен величественный храм в его память. Но богатейшее некогда селение, привлекавшее паломников за тысячи верст, поразило запустением. Огромные кряжистые дома из лиственницы стояли с выбитыми окнами, по замусоренным комнатам слонялись бродячие псы и овцы. Когда-то бивший из-под основания храма источник был заглушен бетонной пробкой. Страшная картина разорения и обветшания символизировала для меня состояние национальной души России, допустившей гибель Помазанника Божия.

Я бродил по руинам храма, по останкам когда-то застекленной галереи, где прежде росли экзотические растения, а ныне – чахлый бурьян, – и ощущение окончательности свершившегося разгрома все сильнее овладевало мной. В сухой растрескавшейся земле подле церковной стены копалась нахохленная курица – единственное живое существо среди развалин. Но вот ей наскучила пыльная работа, и она отправилась к зарослям, рядом с которыми змеилась струйка воды. Попила и заковыляла в сторону села. Я проследил за поблескивающей на солнце полоской воды и увидел, что она заканчивается возле бетонного круга в земле. Источник святой воды заклепали, и люди перестали приходить за ней из дальних мест. Но даже бетон оказался не в силах удержать напор, и эта влага все же стала достоянием живого – хотя бы и такого неказистого, как увиденная мной встрепанная курица. И невольно подумалось тогда: что такое дело злых рук перед силой воды, которая служила древним символом вечности бытия?..

Особо почитаемый «царский» святой и последний самодержец, странным образом обручившиеся в неистовом смерче – что предвещает этот союз? Церковь уже возрождается на наших глазах… Но не станем спешить с пророчествами.

Православие, самодержавие, народность

Религиозное мировоззрение императора Николая наложило отпечаток и на политическую жизнь страны, и на противостояние идей. Воспринимая внешний мир, как несовершенное отражение того мира, где властвует высшая правда, царь пытался в меру своего разумения приблизить земное мироустройство к евангельскому идеалу. Конечно, в ту пору были еще неведомы методы формирования массового сознания, «промывания мозгов», с успехом опробованные тоталитарными режимами, а затем развитые и закрепленные в механизме манипулирования, сложившемся в развитых странах «свободного мира».