№44, Таинственный незнакомец, стр. 44

Что– то завертелось, громко зажужжало у меня в голове, я встал, покачнулся и рухнул бы, потеряв сознание, на пол, но Сорок четвертый подхватил меня. Его прикосновение вернуло меня к жизни.

– Я вижу, спектакль тебе не по силам, – заявил он, – ты его не вынесешь и сойдешь с ума. Посему я освобождаю тебя от участия в этом великом событии. Ты будешь просто смотреть и наслаждаться зрелищем, оставаясь в стороне, и при обратном течении времени, и при возвратном, пока оно снова не вернется к одиннадцати и не возобновит свой нормальный ход. Приходи и уходи, когда вздумается, развлекайся, как душе угодно!

Благословенные слова! Я был бесконечно благодарен Сорок четвертому.

Последовала довольно долгая пауза – мой невоспроизведенный разговор с Сорок четвертым по поводу обратного течения времени и солнца. Затем еще одна – мой спор с кошкой о том, жив маг или нет.

Я отнюдь не скучал в этих беззвучных промежутках времени – напротив, мой взор был прикован к американским часам на стене, я наблюдал, как стрелки часов ползут в обратную сторону по циферблату, – сверхъестественное зрелище!

Потом я заснул, а когда открыл глаза, время прошло вспять семь часов и был полдень. Я воспользовался своей привилегией приходить и уходить, когда мне вздумается, сделался невидимым и отправился смотреть замечательный спектакль преображения, воспроизводимый с конца до начала.

Он был столь же впечатляющим и великолепным. Во тьме одни лежали распростертые на полу, другие стояли, коленопреклоненные, третьи бродили, пошатываясь, прижав руки к глазам. Катрина нетвердой походкой пятилась к лестнице все дальше и дальше, потом упала на колени и склонила голову; в этот миг лазоревый свет разлился во тьме и появился Сорок четвертый, объятый немеркнущим пламенем, лучезарный, как солнце. Он наклонился и поцеловал старую Катрину в голову – и так далее и тому подобное, сцена повторилась во всех подробностях от конца до самого начала, когда маг, я и кошка, пятясь, поднялись по лестнице и во тьме начинающегося затмения солнца вернулись в комнату.

По мере того как время двигалось назад, я, в зависимости от настроения, кое-что выпускал, кое-что смотрел заново. Так я еще раз увидел, как из пустоты возник мой двойник в виде совершенной оболочки тела, зыбкой, как мыльный пузырь, переливающейся всеми цветами радуги; потом составился и укрепился скелет, облекся в плоть, одежды. Я выкинул беседы с кошкой и разговор с мастером; когда же стрелка проделала путь в двадцать три часа и я должен был появиться пьяный в спальне Маргет, я дал зарок впредь воздерживаться от спиртного и избавил себя от этого зрелища.

Потом, желая позабавиться и понаблюдать эффект обратного хода времени, мы с Сорок четвертым отправились в Китай; там стоял полдень. Солнце уже готовилось повернуть по новому пути на северо-восток, и миллионы потрясенных людей глазели на него с глупым видом, а миллионы других лежали на земле, измученные царящей вокруг неразберихой и страхом, погруженные в блаженное забытье. Мы слонялись вслед за солнцем по всему миру, останавливались во всех больших городах, попадавшихся нам на пути, наблюдали и восхищались последствиями обратного хода времени. Повсюду оторопелые люди повторяли задом наперед старые разговоры, не понимали друг друга, и какой у них при этом был усталый и несчастный вид! Собирались толпы людей, с ужасом глядели на башенные часы; в каждом городе происходили заново похороны ранее погребенных; похоронные катафалки и процессии с мрачным видом шли обратно. Там, где происходили войны, повторялись вчерашние битвы с конца до начала; ранее убитых убивали вновь, раненые получали те же самые ранения и роптали. Кровь холодела в жилах при виде смертельных схваток рыцарей в стальных латах на поле боя при обратном ходе времени; в океанах корабли с наполненными ветром парусами заново относило на места, пройденные накануне; одни матросы в страхе обращались к богу, другие в безмолвной муке смотрели на обезумевшее солнце, третьи ругались и богохульствовали на чем свет стоит. В Руане мы наблюдали, как Генрих I собирал воедино на прежнем поле боя свой разбитый череп и другие части тела.

Глава XXXIII

Сорок четвертый, вне всякого сомнения, был самым ветреным существом на свете. Ничто не занимало его долгое время. Он придумывал и тщательнейшим образом разрабатывал планы, вкладывал в них всю душу, а потом вдруг бросал их на полпути к завершению и брался за что-нибудь новое. То же самое произошло и с балом привидений. Он созвал несчастных покойников со всего света, из всех времен, а когда представление было готово, Сорок четвертый вдруг пожелал перенестись во времена пророка Моисея и поглядеть, как египтяне барахтаются в водах Чермного моря; он и меня взял с собой [44]. Сорок четвертый уже наблюдал это событие дважды и считал его одним из самых значительных и волнующих. Я едва уговорил его повременить с этим путешествием

Процессия показалась мне очень интересным, впечатляющим зрелищем. Сначала землю окутала зловещая тьма. Все видимое постепенно растворялось в ней, утрачивая очертания, а потом и вовсе исчезло. Воцарилась кромешная непроглядная тьма, а с ней – тишина, такая безмолвная, что казалось, весь мир затаил дыхание. Минуты тянулись, тянулись, глубокое безмолвие стало угрожающим; я замер и едва переводил дух. И вдруг нас накрыла холодная воздушная волна – сырая, пронизывающая, пахнущая могилой, вызывающая дрожь. Через некоторое время я уловил легкий щелкающий звук, долетавший издалека. Он слышался все явственней, все громче и громче, он рос, множился, и вот уже повсюду раздавались сухие, резкие, щелкающие звуки; они сыпались на нас и катились дальше. В призрачном свете блеклых предутренних сумерек мы различили смутные паукообразные контуры тысяч скелетов, идущих колонной! У меня волосы встали дыбом. Вы не представляете, какое это было жуткое, устрашающее зрелище.

Вскоре просветлело, как перед рассветом, и мы отчетливо увидели процессию. Для большего эффекта Сорок четвертый раздвинул стены зала. Теперь это был коридор, величественный и необозримый, протянувшийся на много миль. Процессия текла мимо нас, скорбно гремя костями, мало-помалу расплывалась, таяла вдалеке и наконец пропадала из виду.

Сорок четвертый не рассказывал мне, как закончили свое земное существование бедные скелеты, проходившие колонной, но заметил, что многие были в свое время известными людьми и вошли в историю. Я припомнил некоторые имена, но большинство из них было мне незнакомо. И это естественно: они принадлежали к народам, исчезнувшим с лица земли десять, двадцать, пятьдесят, сто, триста и даже шестьсот тысяч лет тому назад; я, разумеется, никогда о них не слышал.

По колдовской воле Сорок четвертого на каждом скелете была табличка с указанием имени, даты рождения и смерти и другие краткие сведения. Прекрасная идея, избавлявшая нас от необходимости задавать вопросы. Перед нами прошли Фараон, Давид, Голиаф и еще несколько библейских персонажей, Адам и Ева, несколько цезарей, Клеопатра, Карл Великий, рыцарь Дагобер и короли, короли, короли – без счета; большинство из них правило в незапамятные тысячелетия до Адама Некоторые прихватили с собой короны, а куски полуистлевшего бархата болтались у них меж костей – жалкое зрелище!

Попадались среди скелетов и мои знакомые – я присутствовал на их похоронах всего три-четыре года тому назад, – мужчины и женщины, юноши и девушки; они уныло протягивали мне для рукопожатия свои убогие костяшки. Были и такие, что волокли за собой на веревке истлевшие остатки гробов, выказывая прискорбную озабоченность, как бы чего не случилось с их ничтожной собственностью.

Я и не представлял ранее, что печаль может быть нескончаемо долгой и все же трогать сердце, будто несчастье случилось вчера и рана еще свежа. Я увидел стройный скелет молодой женщины; она шла, опустив голову, приложив костлявые руки к глазам, – очевидно, плакала. Это была молодая мать, у которой пропал ребенок, да так и не нашелся; счастье ее было разбито, она изошла слезами и умерла. У меня защемило сердце и повлажнели глаза от неутешного горя бедняжки Я глянул на табличку – несчастье произошло пятьсот тысяч лет тому назад! Мне показалось странным, что оно вызывает у меня сострадание, но, вероятно, такое горе не проходит со временем и боль утраты неизбывна.