Моя жизнь в лесу духов, стр. 16

В тот день я узнал, что Давай-Бери, владыка животных лесных существ и мертвых тварей в Странных чащобах – он может их оживлять, когда ему вздумается, – единственный сын Огнеглазой матери. И он, как сын, устроил ей баню, а воду она согревала глазами. Вымывши мать, он ушел домой – в чащобу около Красного города, который он разгромил когда-то для Пьянаря, убившего страшных Красных существ: Красную птицу и Красную рыбу.

Потом, после бани для Огнеглазой матери, Давай-Бери отправился восвояси, а Малые духи (и я вместе с ними) начали добывать по лесам зверей. Но теперь и духи, и Огнеглазая мать, и все ее склочные Нательные головы ругали меня за случившуюся войну, в которой погибло множество духов – даром что сын Огнеглазой матери, Давай-Бери, их всех оживил, – и я мог думать только о том, как бы мне снова добраться до дому, чтобы не слушать их злостной ругани. И мне все время вспоминалась матушка. А ругань духов меня не пугала, потому что я сам был почти как дух и вызнал все их секреты, или обычаи, кроме секретов Тайного общества, которое собирается раз в сто лет. И когда мы ходили на охоту в лес, я углублялся в Отдаленные чащи, до которых Малые духи не добирались.

Сверхдева

Однажды, когда я пробирался по лесу и зашел дальше, чем другие охотники, – может быть, мне попадется дорога, которая выведет меня домой, – я вдруг увидел антилопу, а не дорогу. Не успел я прицелиться, как она убежала, и я погнался за ней вдогонку, чтобы пристрелить ее с близкого расстояния, но она спряталась за толстое дерево, и я решил подойти поближе. И вот подкрался я к толстому дереву, а мне навстречу вдруг вышла дева – такой красоты, что увидишь, да не поверишь, – и я неподвижно застыл на месте, в страхе, что это Огнеглазая мать: мало ли в кого она могла превратиться. Я смотрел на деву с боязливым сомнением и думал, как бы мне поскорей удрать, но при этом дрожал с головы до ног, а дева сделала мне знак рукой – мол, брось винтовку, – и я ее бросил: у меня все равно не хватило б решимости застрелить такую прекрасную деву, как самую обычную антилопу из леса, хоть я ни единой секунды не сомневался, что сначала-то она была антилопой. А дева взяла антилопью шкуру, свернула ее и положила в дупло.

Вот, значит, бросил я винтовку на землю, а дева мне машет, чтоб я подошел, но я, конечно же, подходить отказался и вместо этого ответил ей так: «Нет, подойти я к тебе не могу, потому что боюсь удивительных антилоп, даже когда они становятся девами».

Тогда она сама подошла и спрашивает: «Возьмешь меня замуж?» И я ей ответил: сказал, что «Ни в коем случае не возьму». Едва я сказал, что «Ни в коем случае», она схватила меня насильно за руки, притянула к себе почти вплотную, так что мы оказались лицом к лицу – а лицо у ней было будто у ангела – и торжественно, с ласковой улыбкой спросила: «Почему ты не хочешь взять меня замуж?» И я объяснил ей, что я человек. Она услышала, что я человек, и в ответ на это проговорила так: «Мне хочется выйти замуж за человека, а других существ я в мужья не желаю». Ну, и потом она повела меня за собой, а я хоть и шел, но медленным шагом, потому что боялся ее как огня, да она и сама боялась, но не меня, а того, что я от нее убегу, – и вела меня за руки, будто я ей жених. (Она, между прочим, правильно боялась: если б я смог, то обязательно убежал бы.) Через несколько минут, когда я уверился, что она не Зловредная духева, а дева, хотя и была до этого антилопой, я зашагал немного быстрей в надежде, что, если ее попросить, она покажет мне дорогу домой. Мы прошли с ней по лесу мили полторы, и вот впереди показался город, но, когда я спросил, какой это город, она ответила, что она там живет. А потом добавила, что он Безымянный. Мы вступили в город и приблизились к ее дому, и она его отворила, и мы вошли. Она жила в этом доме одна.

В Безымянном городе

Мы вошли к ней в дом, и она его убрала – подмела полы и украсила комнаты, так что получилось праздничное убранство, а потом налила мне в ванну воды и, пока я мылся, сменила мою одежду: звериные шкуры куда-то спрятала (как узналось потом – в неведомое место), а мне дала все новое и прекрасное, изменившее меня до полного изумления, потому что когда я глянул на себя в зеркало, то не сразу понял, что я – это я, и с той поры у меня нет сомнений, что одежда и вправду украшает людей: я не сразу понял, кто глядит на меня из зеркала – не узнал сам себя, хотя был там один, – но сразу же догадался, что глядит человек. Насмотревшись в зеркало, я спросил у девы, где она берет земную одежду, и она сказала, что берет ее у колдуний, которые собираются один раз в неделю на колдунные совещания в город ее отца. Убравши комнаты в праздничное убранство, дева занялась на кухне стряпней и вмиг приготовила земную еду, какой я ни разу не пробовал в Лесу Духов. Она ее приготовила и расставила на столе, а я тем временем успел причесаться, и мы с ней вместе сели за стол, и это была нам трапеза для двоих. Еда оказалась на диво вкусная, а главное, сделанная по людским рецептам, и я наелся до полного удовольствия, потому что не ел людскую еду с тех пор, как попал в страшный Лес Духов. Съевши трапезу, мы встали из-за стола и пошли в ту комнату, где пьют напитки, и, когда мы отвыпили разных напитков, она рассказала мне про себя так:

– Мать у меня – Хромая духева, которая не ходит, а медленно ковыляет, и она родилась в Седьмом городе духов, немного подальше Шестого города, где родился и вырос и живет мой отец, – миль за двести от Безымянного города. Он самый могучий и уважаемый маг среди колдунов из людей и духов. А мать – самая главная чародейка среди колдунных духев и женщин. Вот почему колдунные существа – женщины, мужчины, духевы и духи – выбрали мать и отца в предводители, чтоб они давали им всем приказы на их собраниях в доме отца, где был особый Зал для собраний. Колдунные существа собирались по субботам, а мать и отец, как их предводители, готовили им всякие напитки и яства, чтоб они в удовольствие подкрепились перед собранием.

После еды колдунные существа принимались петь колдунные песни, потом предавались колдунным молитвам, а потом уж у них начиналось собрание, но они собирались, только чтоб обсудить, как бы кого-нибудь ограбить или угробить, или подавали жалобы на обидчиков, а мои родители решали между собой, надо ли присудить их к смерти через убийство. Без приказа родителей маги и чародейки не могли совершать отомстительных убийств, но если они получали приказ, или указание, отомстить обидчику, то немедленно отправлялись в свои города и там убивали, кого указано.

И вот однажды сижу я с отцом, потому что у нас кой о чем беседа, как вдруг является колдунная женщина и сразу же заявляет жалобу, говоря: «Моя соседка сказала мне „ведьма", а это для меня тягостная обида, и вот я хочу убить ее сына, от которого она зависит, как от кормильца, потому что других кормильцев и родственников у нее нет, и это будет ей отомщение, и она проживет всю жизнь до смерти в скорби и голоде – за тягостную обиду». Колдунная женщина закончила жалобу и спросила родителей про их решение, а они подумали каждый отдельно, потом подумали сообща, или вместе, и минут через пять приказали жалобщице убить единственного сына обидчицы. Едва получивши этот приказ, жалобщица отправилась его выполнять, а я, как только услышала про убийство, страшно удивилась и сказала отцу, что «Это грех», а потом объяснила, что «Ты обрек на смерть от убийства единственного кормильца несчастной матери». А он мне ответил: «Я давно уже знаю, еще до того, как ты мне сказала, что это грех или даже хуже, но я кормлюсь от греховных дел, а значит, и ты от них тоже кормишься, потому что я – твой отец и кормилец». Так он сказал, да еще и добавил: «Я не страшусь Господнего наказания, потому что давно уже ему доказал свою любовь к греховным делам, и мне уготован вечный огонь – самый горячий из всех огней. А в Последней Воле, или Завещании, я передам тебе перед смертью зло, за которое полагается вечный огонь, как своей единственной и законной наследнице». Но едва он сказал про Последнюю Волю, в которой мне завещается всё его зло, я наотрез отказалась от Завещания.