Друзья и враги Анатолия Русакова, стр. 66

— Ладно уж! — с горечью сказал Анатолий и ушел в свою комнату, проклиная себя из-за своей выходки. Неужели они навсегда поссорились? «Что же делать, что же делать? Неужели же я не увижу ее никогда? Это невозможно…»

Глава XVI

В ДАЛЕКОМ ПЕРЕУЛКЕ

1

Анатолий позвонил Нине и сказал, что он окончательно решил поступить на работу в артель. Она переговорила еще раз с директором, и тот назначил день.

В далеком переулке с булыжной мостовой, среди одноэтажных и двухэтажных деревянных и кирпичных домов, Анатолий Русаков не сразу нашел небольшую вывеску «Промкомбината». Контора комбината помещалась в глубине двора, в длинном одноэтажном кирпичном здании.

Анатолий увидел Нину в первой же комнате, разделенной застекленными перегородками на ряд клетушек, украшенных надписями: «Бухгалтерия», «Отдел сбыта», «Отдел снабжения», «Производственный отдел». Он кивнул ей и сказал:

— Я к директору.

Нина взглядом дала понять Анатолию, что здесь они не знакомы, вошла в кабинет и через минуту, приоткрыв дверь, пригласила его.

Стены большого кабинета были покрыты линкрустом. В трех застекленных шкафах виднелись образцы дешевой посуды, игрушек, разноцветные ленты, образцы клеенки, грубые застежки «молния», какие-то резинки — в общем, то, что в быту именуется ширпотребом.

Басистый хрипловатый голос произнес:

— Смелее, орел, сыпь сюда!

За большим письменным столом, покрытым толстым стеклом, сидел пожилой мужчина.

— Я парень простецкий, передо мной тянуться не надо, садись, орел, потолкуем, — предложил директор, показывая на кресло, стоящее рядом. — Сначала человек, потом бумажки, — продолжал он, небрежно отодвигая лежавшие перед ним бумаги на край стола.

Он крепко пожал руку Анатолию и еще раз показал на необъятное кресло. Анатолий опустился на него. Демократический стиль начальника ему понравился.

Директор был одет в полувоенный костюм из зеленоватого габардина. Щегольские хромовые сапоги выглядывали из-под стола. Короткий нос на мясистом, обрюзглом лице со следами оспы торчал чуть ли не прямо вперед. Улыбка обнажала крупные желтоватые зубы.

— Поговорим, как мужчина с мужчиной, — начал директор. — Нинок, — он кивнул на девушку, стоявшую у стола, — пользуется моим полнейшим доверием. Шофер бывает в курсе всех служебных и личных дел, для меня он как член семьи. А брать в семью человека, значит, доверять ему свою судьбу. Так? — Он выжидательно уставился на молодого человека.

— Так, — только и оставалось подтвердить Анатолию.

— При такой ситуации дело не только в том, — продолжал директор, — чтобы я подобрал шофера по своему вкусу, а вкусы у меня простецкие, но чтобы и шоферу понравился хозяин, как старший друг. Верно? — Он замолчал и ждал ответа.

— Верно, — согласился Анатолий.

— Объясняться друг другу в любви мы с тобой не будем, — продолжал директор, — а познакомиться следует. Я о себе скажу так: парень я простецкий…

«Да не очень, — подумал Анатолий, — если ты опять это повторяешь».

— Вкусы… у меня самые демократические, как рифмуют поэты, — водка-селедка. Ты сильно закладываешь под эту рифму? Буянишь?

— Не пью, а выпью — не хмелею.

— Пьян да умен — семь угодий в нем! Вот так. Я другим жить не мешаю, но и меня не тронь. Не христианин, поэтому, если ударят в правую щеку, левую не подставляю. Вот так. Таким образом… Всё! Ясно?

— Ясно, — как эхо, отозвался Анатолий и подумал: «Такому палец в рот не клади».

— Нинок просит меня: «Возьмите на работу моего друга Толю Русакова, головой, говорит, сердцем и честью ручаюсь за него, не подведет никогда». Так, Нинок?

— Да. Я знаю Толю давно.

— Ну что ж, думаю, парень университет жизни прошел такой, что сумеет оценить хорошее отношение… Ты как?

— Верно, — отозвался Анатолий, с трудом выдерживая сверлящий взгляд директорских глазок и боясь отвести свои, как бы тот не счел это малодушием и слабохарактерностью.

— Вот тогда и задал я Нинок вопрос: ну устрою я парня к себе шофером, место завидное, многие добиваются. А он вдруг обидится, разозлится, ведь на работе всякое бывает, и, не посоветовавшись, сгоряча рубанет. Использует какую-либо оплошность в работе артели во вред тебе или твоим друзьям, заведет склоку. Такого —

е потерплю! Склочник — это первый вредитель в нашем деле. Согласен?

— Конечно, — опять согласился Анатолий, все более более удивляясь такой странной и длинной речи начальника.

— Свой своему поможет. Свой на своего не донесет. На то он и свой. Поссорятся свои, сами разберемся, не путая в это дело чужих. Вот так. Ясно?

— Ясно, — повторил Анатолий.

— А на чужих мой закон не распространяется, — продолжал директор. — Если ты начнешь воровать даже на стороне, ноги твоей здесь и минуте не будет. Меня это не устраивает. Работники артели должны быть вне подозрений…

— Да что вы! — возмущенно воскликнул Анатолий. — Я ведь…

— Не надо! Понимаю. Бывает… Ты как, сам признался или нашелся гад?

По этим словам Анатолий понял, что директор не знает существа его дела или не слишком верит рассказу Нины, и он хотел объяснить.

— Дело было так, — начал Анатолий, но директор поднял руку.

— У меня нет времени слушать твои излияния. Молчание — золото. Вот так. Машину водить умеешь?

— Какую?

— Правильный вопрос. «Победу».

— У меня права шофера третьего класса. Больше ездил на грузовых, думаю, в обиде не будете.

— Испытаем. Итак, согласен ли ты взять меня своим хозяином?

Анатолий рассмеялся. Постановка вопроса была весьма неожиданной.

— Значит, заметано! Итак, с сегодняшнего дня ты работаешь у меня шофером. Распоряжаюсь машиной только я и Лена, моя жена. А насчет бензина, запчастей и прочего адресуйся к моему заместителю Ахметову.

Директор вынул из ящика стола запечатанную пачку денег с красной цифрой на обороте — «1000» и бросил на стол перед Анатолием.

— Держи кусок — кажется, так? — Директор хитро прищурился. — Это тебе подъемные, — пояснил он. — Каждый месяц будешь получать две тысячи. Почему я плачу так много? Разъясняю. Мы работаем с очень сильным перевыполнением плана. Есть директорский премиальный фонд… Меня могут обвинить в том, что я несколько занизил план и допускаю самоволие в премировании. Если кого и будут бить за это, то только меня. Такой порядок — наше внутреннее дело. Вот почему я не люблю склочников, выносящих сор из избы. Ты слесарь пятого разряда?

— Да. Слесарь-механик пятого разряда, — уточнил Анатолий.

— А можешь починить станок?

— Я могу разобрать станок, устранить все дефекты, но я не токарь, чтобы выточить детали.

Директор сцепил пальцы, хрустнул ими и выжидательно смотрел то на пачку денег, лежащую на столе, то на Анатолия.

— А как будет со временем? — волнуясь, спросил Анатолий. — Я согласен жать на всю железку, но только не в вечерние часы. А тут и слесарем-механиком и шофером, так и суток не хватит. Нина говорила о дневной работе и свободном вечере.

— Заметано! Действуй! — весело крикнул директор и указательным пальцем подтолкнул деньги к Анатолию.

— А где расписаться? — спросил Анатолий.

— А нигде. Дают — бери, бьют — беги. Устраивает? — Директор внимательно наблюдал за молодым человеком.

Анатолий рассмеялся, приняв это за шутку, но директор не улыбался, и Анатолий спросил:

— Как же так?

— А вот так. В таком разрезе. Только не надо хвастаться, какой у тебя добрый и доверчивый директор.

Заметив, что на лице молодого человека исчезло выражение удивления, а появилась настороженность, директор спросил:

— Если ты так привык к бюрократическим порядкам, может, и работа без бюрократизма будет тебе в тягость, ты сразу говори.

— Работы я не боюсь, — поспешно ответил Анатолий.

— Ладно, пиши расписку. — Директор протянул лист бумаги и, взглянув на Нину, гримасой дал понять, что он не в восторге от кандидата в шоферы.