Судебные ошибки, стр. 94

— Джиллиан, я ведь прежде всего спросил тебя об этом. Ты сказала мне, что была трезвой во время суда над Ромми.

— Я ответила на твой вопрос. Сказала, что не пила до положения риз. Я была свидетелем, Артур, грамотным свидетелем. И дала ответ.

— А потом? Ты ни разу не думала в последние месяцы... Неужели не понимаешь, какая это проблема в юридическом смысле?

— В юридическом?

— Для Ромми. Его судила судья-наркоманка.

— Он не первый подсудимый, у которого судья был ущербным. Дело пересматривалось, Артур. Дважды. Велись бесконечные разбирательства. И ни один суд не обнаружил ничего похожего на существенные ошибки.

— А как же конституция?

Она не уловила связи.

— Конституция?

— Джиллиан, конституция обещает каждому подсудимому справедливый суд. Думаешь, это означает процесс, который ведет судья, изо дня в день нарушающий закон? Судья, у которого не только нарушен ход мыслей, но еще есть основательный мотив не противодействовать обвинителям и полицейским?

Вот оно что. Джиллиан откинулась на спинку кресла. Об этой стороне она ни разу не задумывалась. Она наскоро обдумала все дело в тот первый день, когда встретилась с Артуром в кафе, кратко обговорила его с Даффи и предала забвению. Занимал ее только собственный суд над собой. Но вспомнив о дисциплине, пришла к тем же выводам, что и Артур. Он справедливо находил ее виновной.

— Мюриэл уже звонила, спрашивала, что я собираюсь делать, — сказал Артур.

— И что?

— И я ответил, что внесу поправку в ходатайство о пересмотре дела, заявлю, что твоя наркомания нарушила право Ромми на справедливый суд.

— Вызовешь меня на свидетельское место?

— Если будет необходимо.

Джиллиан хотела высказать предположение, что он ведет себя наигранно или импульсивно. Как ему допрашивать женщину, с которой спит? Но ответ был прост. «Я соображаю не так быстро, как прежде», — с горечью подумала она. Видимо, она уже не была той женщиной, с которой он делит постель.

— Господи, Джиллиан. Мне просто невыносима эта мысль. Ты покупаешь в подворотнях наркотик, а потом идешь судить других? Не могу себе этого представить. А ты? Господи, что ты собой представляешь?

Ну, вот оно. Она знала, что рано или поздно у Артура возникнет этот вопрос.

— Артур, ты надеешься выиграть дело с этой новой тактикой?

Джиллиан испугалась, что это может показаться просьбой о прощении. Потом поняла, что так оно и есть.

— Джиллиан, ты думаешь, я бы сделал это, чтобы воздать тебе по заслугам? Нет. Нет. Памела уже начала исследования. Новый суд намечен. Но моя точка зрения заключается в том, что новое слушание дела недопустимо по закону, запрещающему дважды подвергать суду за одно и то же преступление. Обвинение не исполнило своей основной обязанности обеспечить правомочный суд. Мюриэл, кажется, хочет выслушать это толкование.

На миг Джиллиан представила себе, как Мюриэл это воспримет. Даже в поражении она будет смеяться последней. Редкий успех в судебном споре — иметь возможность разбить сердце своему оппоненту.

— Вот оно что, — сказала Джиллиан. — Значит, я козел отпущения. Убийца троих людей избегает ответственности, потому что я пристрастилась к героину. Такое объяснение будет дано прессе?

Артур не ответил, поскольку отрицать это не имело смысла. В глазах жителей города она была отщепенкой, позорным явлением. Но теперь возрастет до чудовища. Артур, поняла Джиллиан, уже видит ее такой. Его покрасневшие глаза смотрели ужасающе беспристрастно.

— Это моя вина, Джиллиан. Ты меня предупреждала. Рассказывала, как поступала с мужчинами в твоей жизни. Даже представила всю историю дела. И я все равно бросился в омут.

Несмотря на сплошную путаницу в голове, она ощутила новый источник боли. Стало ясно, что между ними все кончено. Артур еще никогда не разговаривал с ней жестоко.

Джиллиан неуверенно вышла из кабинета и пошла светлыми коридорами к лифтам. Оказавшись на улице, остановилась на тротуаре. «Героин». Она без конца слышала от него это слово. «Героин». Как только она могла совершить над собой такое? Ей требовалось вспомнить, и тут впервые за много лет она отчетливо ощутила приносимое наркотиком полное забытье.

41

27 августа 2001 года

Мидуэй

Мюриэл с Ларри шли под длинными зелеными ветвями дубов и вязов в поисках скамьи. Каждый держал под мышкой сабмарин [25], завернутый в вощеную бумагу, и в руке ярко-красный стаканчик с кока-колой. Узкий, тянущийся на несколько миль парк был насажен вскоре после Гражданской войны посередине дороги для конных экипажей. Теперь дорога превратилась в четырехрядное шоссе, по нему с шумом проносились машины. Ларри с Мюриэл не пытались разговаривать, пока не оказались перед скамейкой.

— Здесь? — спросила Мюриэл.

— Где угодно.

Эта прогулка привела Старчека в раздражение.

— Ларри, сейчас я думала о нас и сообразила, что мы проводили все время в ограниченных пространствах. Понимаешь? Ты говорил о садах, но мы всегда находились в помещениях. В судебных залах. Кабинетах. Номерах отелей.

Проезжавший мимо громадный автобус взревел, увеличив скорость, и до них донесся удушливый запах его выхлопных газов.

— Здесь прямо как на природе, — сказал Ларри. — Мюриэл, отчего по пути у меня было ощущение, что я иду на казнь?

Мюриэл неудачно попыталась улыбнуться. Развернула свой обед, но отложила его. Следующая фраза почему-то требовала свободных рук.

— Я решила прекратить наше дело против Ромми Гэндолфа, — сказала она. Взвесить «за» и «против» ей было нетрудно. На шести вещах, выкопанных Ларри в сарае Эрно, были отпечатки пальцев Эрдаи и Коллинза и ни единой улики против Ромми. Говоря об этом, она содрогалась от страха.

Ларри откусил большой кусок сандвича и продолжал жевать, но двигаюсь только его челюсть. Ветер поднял его распущенный галстук и долгое время удерживал параллельно земле.

— Ты первый, кому я сказала. После Неда, разумеется.

Проглотив, Ларри сказал:

— Я здесь для того, чтобы никто не услышал моих криков. Так?

Мюриэл об этом не думала. Но интуиция, как всегда, направила ее на верный путь.

— Ты, наверное, шутишь, Мюриэл. Положение у тебя превосходное. Ты сказала, Артур на сделку не согласится, но теперь у него нет выбора, если он не хочет смешивать с грязью свою подружку.

Мюриэл до сих пор так и не поняла до конца различий между их мирами. Ларри был одним из умнейших людей в ее окружении. Он читал книги. Умел мыслить абстрактно. Но закон представлял для него просто-напросто тактические уловки. Старчек не давал себе труда задумываться, как юристы, о границах допустимого. Он видел только большую картину, где обвинители и адвокаты выдумывали логические основания для того, чтобы делать то, что им нужно.

— Сомневаюсь, что он на это пойдет, — ответила Мюриэл. — Ему придется предать клиента, чтобы выручить Джиллиан.

— Есть смысл сделать попытку.

— Ларри, это неэтично для нас обоих. Я не могу предлагать такое Артуру.

— Мюриэл, кому ты это говоришь?

— Ларри, я совершаю ошибки, как и все люди, но стараюсь их исправлять. Я согласна с тем, что нельзя навязывать людям правила, если сам не живешь по ним. Кроме того, — сказала она и ощутила трепет сердца, — я уже не верю, что Шланг виновен.

Мюриэл предвидела, как он это воспримет, но видеть, как Ларри уходит в себя, было все-таки мучительно. Спина и лицо его отвердели, как бетон. Он был единственным человеком на свете, который любил ее так, как ей хотелось, и теперь превращался в ее врага.

— Шланг сознался, — спокойно сказал Ларри.

Это и являлось главной загвоздкой. В конце концов она могла бы сказать, что он обманул ее. Но Ларри, прослужившему детективом больше двадцати лет, тогда пришлось бы признать, что он сам обманулся. Это могло объясняться недостатком честности или компетентности. Или в некоторой степени того и другого. Однако сейчас ему было бы еще тяжелее приписать свою ошибку стремлению угодить ей.