Эффект серфинга, стр. 11

— Случилось?

— Случилось, — упрямо повторил Лобов. — Не с нами, а вообще, понимаете? Случилось что-то, требующее нашего срочного прибытия на Землю. Вот нас и пустили прямо на Байконур, минуя центральную лунную базу.

Переглянувшись со штурманом, Кронин возразил:

— Случись нечто чрезвычайное, нас бы предупредили.

— И правда, Иван, — поддержал его Клим. — Игры втёмную у нас не приняты. Если даже допустить…

Штурман на полуслове прикусил язык, потому что мысленно допустил. И допущение это получилось вполне однозначным, потому что оно на протяжении всего этого рейда было своего рода притчей во языцех экипажа «Торнадо». Ведь если что-то случилось с «Денеболой», а не дай Бог, и с Леной Зим, то Ивана конечно же постараются уберечь от всякого рода ещё неопределённых, но тревожных вестей. А «Торнадо» пустят прямой дорогой на Байконур! Только так и не иначе. Клим перехватил взгляд Кронина и понял, что и Алексея, несмотря на весь его скептицизм относительно суеверий, беспокоят точно такие же догадки. А про Ивана и говорить нечего! Достаточно взглянуть на его подчёркнуто спокойное, каменное лицо, чтобы догадаться, — сразу же, как только кораблю дали «почётную» трассу, Иван начал тревожиться за судьбу «Денеболы». Мысль Клима Ждана заметалась, точно бабочка при виде птицы: ему хотелось сразу же и ободрить Ивана, и собственные сомнения развеять, да и вообще как-то разобраться с этой свалившейся на их головы ноль-второй трассой.

— Послушайте, — рассудительно проговорил инженер, — ведь мы думаем об одном и том же, не так ли?

Лобов промолчал, а Клим ограничился нетерпеливым междометием:

— Ну?

— Плохая правда — лучше хорошей неизвестности. — Алексей помолчал и пояснил свою мысль: — Если что-то случилось, я хочу сказать, если действительно случилось нечто серьёзное, то об этом должно было быть передано циркулярное сообщение. Верно?

— Допустим.

— Мы этого сообщения не получили. Следовательно, либо этого сообщения не было вообще, либо оно передавалось, когда мы проходили этап гиперсветового торможения, а поэтому не имели внешней связи. Погоди, Клим, не перебивай, дай мне закончить мысль. Будь это сообщение чрезвычайной важности, его бы повторяли непрерывно — до всеобщего подтверждения. Но если это циркуляр средней, так сказать, важности, то повторять его могут, скажем, в начале каждого часа, а то и ещё реже. Но…

— Но запросить этот циркуляр можно в любое время! — перебил штурман и, поднявшись на ноги, перевёл взгляд на Ивана. Именно штурман следил за циркулярными сообщениями, а поэтому Клим чувствовал себя хозяином положения и ждал лишь формального согласия командира.

— Что ж, — решил Лобов после лёгкой паузы, — запросим циркуляр.

— Если только он был, — уточнил Кронин.

— Да, если он был, — покорно согласился Лобов.

Циркуляр был! И через несколько секунд экипаж «Торнадо», волнуясь каждый по-своему, прослушал его. Циркуляр уведомлял, что сегодня, ровно в тринадцать часов по мировому времени, боевые действия в Даль-Гее прекратились. Прекратилась гражданская война, продолжавшаяся около десяти лет! Объявлено перемирие. Согласительный далийский комитет обратился к Земле с просьбой об установлении нормальных дипломатических отношений. Далийские космические базы объявлялись открытыми и готовыми к приёму земных гиперсветовых кораблей.

Глава 3

Снегин пришёл на встречу изрядно проголодавшимся. Он отдал должное сандвичам, а потом принялся за виноград, заедая его фисташками и уверяя, что они удивительно гармонируют друг с другом. Лобов молча потягивал через соломинку полюбившийся ему тёмный, почти чёрный, словно кровь дракона, тоник, оттягивая начало разговора по существу. Медлил, как перед прыжком в ледяную воду, когда наперёд знаешь, что прыгать придётся, и все-таки медлишь! Да и Снегин медлил, догадываясь конечно же что командир «Торнадо» вовсе не случайно пригласил его на конфиденциальную встречу сразу же после возвращения на Землю. Догадывался он и о том, что последует некое рискованное предложение, отказать Ивану в котором будет трудно и согласиться на которое, скорее всего, будет ещё труднее. И тем не менее Снегин чувствовал себя, разумеется, гораздо свободнее: одно дело просить, другое дело выслушивать просьбы, одно дело предлагать и совсем другое решать, достойно ли внимания и претворения в жизнь это предложение. Именно поэтому Снегин в конце концов пожалел маявшегося в непривычной для него дипломатической миссии Ивана и подставился.

— Ты не забыл, что в Даль-Гее по-прежнему не в моде лучевое оружие? — И видя, что Лобов не понимает его, провёл кончиками пальцев по своей щеке и шее.

— Вот ты о чем. — Иван машинально повторил движение товарища, задержав пальцы на свежем и, видимо, ещё болезненном рубце.

— Об этом. В Даль-Гее и теперь царствует пулевое оружие. И некоронованный король его — крупнокалиберный автоматический пистолет. — Снегин помолчал и счёл нужным пояснить: Лучевое оружие альтернативно, снижая мощность излучения, можно не только убить, но и отхлестать, а то и просто напугать.

— Можно, — усмехнулся Иван и ещё раз прикоснулся кончиками пальцев к рубцу на шее.

— А далийцы не признавали ни альтернатив, ни компромиссов. Убивать, так убивать! Пуля тут незаменима.

— Пуля — дура, а луч — молодец, — перефразируя Суворова, заметил Иван, и трудно было понять — шутит он или говорит серьёзно. — Но теперь в Даль-Гее уже не война, а перемирие, может быть, далийцы поумнели и сдают пулевое оружие в архив?

Снегин покачал головой:

— Не так-то просто меняются традиции. Хороший пулевой пистолет в Даль-Гее — такой же устойчивый показатель общественного престижа, как, скажем, хороший автомобиль или загородная вилла. Пистолеты лелеют и холят, пистолеты украшают редкой костью бинго, платиной и драгоценными камнями, пистолеты дарят детям в день совершеннолетия, друзьям и любовницам, пистолетами хвастают и пускают их в ход по надобности и даже без оной. Пройдут годы и годы, прежде чем столетиями создавшаяся престижность личного оружия вообще и пулевого пистолета в особенности будет в Даль-Гее поколеблена. Да и будет ли? Наступившее перемирие — вооружённое перемирие, то и дело нарушаемое локальными схватками и стычками. Правда, всерьёз воевать не хочет ни Яр-Хис, ни тем более Народный Фронт — слишком уж непопулярна в народе эта братоубийственная бойня, затянувшаяся на целое десятилетие. Но и до настоящего, так сказать, беспистолетного мира, в Даль-Гее так же далеко, как до Магеллановых облаков.

Иван слушал товарища молча. Онегина стоило послушать, сведения о Даль-Гее у него были самые свежие, что называется с пылу, с жару. Гражданская война в Даль-Гее началась с народной революции, вспыхнувшей вскоре после того, как экипаж «Торнадо», выполнив свою миссию, покинул этот город-государство. Остриём своим народная революция была направлена против тайной власти Яр-Хиса и института умроков, но попутно народ протестовал против имущественного и правового неравенства и всяческих злоупотреблений со стороны власть имущих. Поэтому революция обрушилась не только на официальный государственный аппарат. Парламент и правительство были распущены, президент Таиг благоразумно ушёл в отставку, а вся власть в Даль-Гее перешла к Революционному Совету. Революционный Совет был очень демократичной, всепредставительной, но весьма громоздкой и неповоротливой организацией. Хуже всего было то, что он не справился с экономическими трудностями и прежде всего с производством жизненно важных средств массового потребления. Заменить армию умроков, работавших главным образом в области земледелия, животноводства и на самых чёрных и грязных операциях общественного и промышленного обслуживания, робототехникой земного типа оказалось очень и очень непросто. Между тем, воспроизводство умроков было прекращено, а поскольку процесс этот был предельно централизован и всегда жёстко контролировался центральным государственным аппаратом, запрет этот соблюдался с абсолютной неукоснительностью. Средняя же продолжительность жизни умроков была очень небольшой — около пятнадцати лет, а на тяжёлых работах и того меньше. Армия умроков редела, земледельческие и животноводческие фермы приходили в упадок, добровольцев для работы в области сельского хозяйства не хватало. Обозначился, а потом и обострился недостаток продуктов питания. Трудовой Даль-Гей заволновался, в его промышленных районах и на транспорте, которые более всего страдали от нехватки продуктов питания, началась забастовочная борьба.