Инопланетянин, стр. 14

— И она плакала? — изумился Генри. — Настоящими слезами?

— Плакала. И я плакал. — Художник порывисто вздохнул. — Но дама эта совсем не похожа на нимфу. Нисколько!

— Обидно!

— Очень обидно. Выпьем?

Они выпили, но ни о нимфах, ни о женщинах больше не говорили. А может быть, и говорили. Мейседон очень смутно и приблизительно припоминал впоследствии последующие события.

ЕЩЁ СЮРПРИЗЫ

Утром Мейседон проснулся с тяжёлой головой и ещё более тяжёлым настроением. Он не сразу вспомнил вчерашнее, а когда вспомнил, испуганно взглянул на кровать жены и вздохнул с облегчением — она была пуста и не разобрана. На покрывале лежала телеграмма. Он смутно помнил, что телеграмму ему вручила удивлённая и, пожалуй, даже испуганная служанка, когда поздно вечером Роберт Флинн привёз его домой. Теперь, морщась от головной боли, Генри взял телеграфный бланк. Сильвия сообщала, что не смогла до него дозвониться, — это было правдой, дозвониться до него вчера было невозможно, — что болезнь сестры оказалась неожиданно серьёзной, а поэтому она задержится у неё примерно на неделю. Второй раз в это утро Мейседон вздохнул с облегчением. Он совершенно не представлял, как он теперь встретится со своей супругой (Боже мой, с супругой!), о чем и как будет с ней говорить. Устроить скандал, может быть, поколотить её? Глупо! Промолчать и сделать вид, что ничего не знает? Невозможно! Понемногу и с некоторым удивлением он осознал, что, кроме развода, не видит разумного выхода из сложившейся ситуации. Конечно, развестись с Сильвией — это в известной мере поставить крест на своих честолюбивых замыслах в деловой сфере, а может быть, и на служебной карьере. Но что делать? Эх, если бы можно было поговорить с Милтоном! Но старый бизнесмен за океаном. И, скорее всего, он прекрасно осведомлён о приключениях своей распутной дочери. Не случайно же он завёл с Генри тот многозначительный разговор об эмансипации. А развод — дело серьёзное!

За завтраком (крепкий колумбийский кофе и два яйца всмятку, больше Мейседон протолкнуть в себя ничего не мог) Генри вдруг кольнуло острое сомнение. Почему, собственно, он так безусловно и сразу поверил Робу Флинну? Конечно, художник добрый и очень симпатичный парень, но полковнику было прекрасно известно, что для провокаций и дезинформации чаще всего как раз и используют симпатичных людей, честность которых, на первый взгляд, не вызывает никаких сомнений. Короче говоря, нужны доказательства, факты: письма, фотографии, магнитофонные записи. Железные, проверенные, доказательные факты нужны и для развода, если Мейседон в конце концов решится на такой шаг. Без таких фактов Мейседона могут принять за параноика и, чего доброго, упрятать в сумасшедший дом! Добравшись до этого пункта размышлений Мейседон вспомнил о Рэе Харви.

Мейседон впервые встретил Харви в Вашингтоне года два назад. Это случилось в обеденном зале офицерского клуба, этого старомодного девятиэтажного здания из кирпича, которое расположено в четверти часа езды на автомобиле от Пентагона. Это было во время ленча. Мейседон сначала не понял, чем привлёк его внимание рослый, спортивного вида зрелый мужчина в прекрасно сшитом, дорогом костюме — сером в мелкую узенькую полоску. Что-то знакомое было в его сутуловатой фигуре, свободных, несколько медлительных движениях. Мужчина занял столик неподалёку, огляделся и, встретившись взглядом с Мейседоном, поклонился со сдержанной улыбкой. Машинально ответив кивком, Мейседон некоторое время, морща лоб, вглядывался в этого человека и вдруг, узнав в нем лихого разведчика, командира отделения «зелёных беретов» Рэя Харви, чуть не выронил стакан с томатным соком. Харви, поняв, что его узнали, улыбнулся шире и поклонился ещё раз. Мейседон в молчаливом удивлении театрально развёл руками, поспешно допил сок и, благо с завтраком было покончено, направился к Рэю.

— Вы ли это? Здесь, в округе Колумбия? И в таком импозантном виде?

— Я, сэр. Собственной персоной.

Ладонь Харви, как и прежде, была твёрдой, словно выточенной из дуба. Прежними были серые грустноватые глаза, в которых иногда, вроде бы и совсем некстати, мелькали насмешливые искорки. Но полное достоинства выражение лица! Этот дорогой костюм, хорошо подобранный галстук, золотая заколка с жемчужиной!

— Великий Боже! Вы прекрасно выглядите. Наверное, уже дослужились до капитана? Вы разрешите?

— О, прошу вас, сэр.

Мейседон поудобнее поставил себе стул и сел.

— Не дослужился, сэр. — Харви расправлялся со спагетти с непринуждённостью итальянца. Держался он скромно, но без малейшей тени заискивания или смущения. — Я надел шляпу примерно через год после того, как мне присвоили звание лейтенанта. Кстати, искренне благодарю вас, сэр. Позже мне довелось узнать, что вы приложили немало усилий, чтобы ускорить этот процесс.

— Пустое, Рэй, — поморщился Мейседон. — Ведь и вы со своими ребятами приложили немало усилий, чтобы спасти мне жизнь.

— Ну, до этого было далеко, — философски заметил Харви. — Египет — это не Вьетнам. Поскольку фреггинг не удался, гиппо сделали бы все, чтобы захватить вас живым, а потом содрать с наших друзей-израильтян выкуп побольше. Вы уж меня простите, сэр, но к тому времени Анвар уже ухитрился превратить свою армию в газхаус.

— Мне помнится, вы получили не только офицерское звание, но и какой-то орден. Не так ли?

— Совершенно верно, сэр. Мейседон поморщился.

— Ну что вы заладили? Помнится, там, в пекле, вы называли меня иначе.

— Так это было в пекле. — Харви на секунду задумался о прошлом и, судя по всему, воспоминания не были для него неприятными. Сдержанно улыбнувшись, он добавил: — Это было давно. Тогда вы ещё не были полковником и не служили в Биг-Хаус, в разведуправлении министерства обороны.

— Да вы прекрасно осведомлены! Харви серьёзно кивнул.

— Положение обязывает.

Он достал из кармана и протянул Мейседону визитную карточку. Она была изготовлена из превосходной плотной бумаги, скорее всего, японского производства. Текст был отпечатан золотыми буквами. Мейседон пробежал его глазами раз, потом уже внимательно прочитал другой.

— Вы — владелец частной сыскной конторы? — спросил он, не скрывая изумления.

— Совершенно верно, сэр. Могу вам теперь признаться, что звание лейтенанта мне было нужно главным образом для того, чтобы удобнее было начать это дело. Я ведь практикую главным образом среди военных и служащих, которые работают в Пентагоне. Положение офицера запаса упрощает многие проблемы.

Мейседон все ещё не мог прийти в себя от изумления. Он разглядывал то визитную карточку, то невозмутимого Харви, который заканчивал ленч чашкой крепкого кофе с крохотной рюмочкой бренди.

— И как ваше дело? Процветает?

— Не жалуюсь. Пентагон ведь целый город с тридцатитысячным населением. И, как в любом американском городе, в нем немало больших и малых нерешённых проблем.

— Каких же?

Мейседон конечно же играл в неосведомлённость, но ему было любопытно, что ему скажет по этому поводу Харви и как скажет.

— Самых разных. Но я занимаюсь главным образом бытом, а то нечего будет делать ребятам из Эм-Пи и Фоли-Сквер.

— А все-таки? — настаивал Мейседон полушутливо.

— Сточные воды, сэр. Супружеские измены и разводы, драки и поножовщина, самоубийства и убийства, контрабанда наркотиков и виски, мошенничество. Жизнь в столице дорога, жалованья не всем хватает. Некоторые сержанты и старшины подрабатывают в свободное время, например, на ночных такси или в охране, а это всегда окна для злоупотреблений. — Хмуря брови, Харви переплёл пальцы своих дубовых дланей. — Недавно одного старшего писаря, главстаршину, уличили в подделке пропусков на автомобильную стоянку — они ведь стоят немало. Пожилого капитана нашли мёртвым в багажнике собственной машины. Молоденький самолюбивый луут всадил пять пуль в своего шефа в звании полковника, вы уж извините меня, сэр, за то, что тот забрался в постель к его обожаемой супруге. Будни, невесёлые будни жизни, сэр. Все это вам хорошо известно.