Не было бы счастья, стр. 59
Он зашел к шефу и признался, что завтрашний процесс можно считать проигранным, и выслушал все, что заслужил, и положил на стол заявление об уходе. Оно было скомкано и отправлено в мусорку. Шеф беспрестанно курил. Катерина принесла кофе. Жизнь продолжалась, как будто без его участия.
Илья вскочил и ринулся к выходу. Начальственный окрик не остановил его, но у лифта догнала секретарша и вручила листок с каким-то телефоном.
— Константин Григорич сказал, что это его товарищ, следователь из прокуратуры. Он с ним договорится обо всем, но вы сами еще вечерком позвоните.
Ну и зачем?!
Вместе двинуться по следам королевы Марго? А смысл?
Удостовериться в своей правоте или очередном промахе ему было совершенно неинтересно.
Как есть, так и есть.
Он позвонил домой, долго выспрашивал мать, а та увиливала, говорила сквозь зубы, ссылалась на замоченное в ванной белье, которое нужно прямо сейчас, немедленно постирать, иначе быть беде. Илья злился невероятно, но отступать и не думал. Он набирал домашний номер несколько раз, пока не добился внятного ответа. Наконец, Ольга Викторовна обреченным голосом сообщила, что она — старая дура. Трубку выхватила Маринка и велела ему не доставать маму, и рассказала, как Рита всему семейству втюхала историю с предстоящей свадьбой, как все радовались, а потом огорчались, поняв, что с Женькой у него происходит что-то совсем странное.
Он перестал слушать почти сразу же, выяснив, что Рита на самом деле была в доме.
«А ты сомневался?! Давай, признайся, что нет. Тебе просто хотелось потянуть время, тебе просто было страшно показаться на глаза той, которой ты не поверил».
Хотел верить, и не мог.
«Ладно, хватит! Мог, еще как мог, только кроме своей обиды ничего вокруг не видел. Она уехала, а потом еще выяснилось, что пропали документы, и все это доконало тебя, и ты позволил гневу взять вверх, а сам спрятался за его спиной, наблюдая, как он будет расправляться с ней.
И после этого — чего ты еще ждешь?»
Она должна понять, сказал кто-то в его голове.
Он все объяснит, внятно и откровенно, он будет очень убедителен и красноречив, и ей придется поверить и простить его.
А если нет?
Если бы да кабы, во рту росли грибы.
Если бы у бабушки была борода, она была бы дедушкой.
Нет, не борода, как-то по-другому. Илья достал из бардачка минералку, вышел из машины и стал лить воду себе на голову. Потом встряхнулся, фыркнул, выпил остатки и решительно сел за руль.
Вроде бы сознание прояснилось. Не будет он больше думать о глупостях, не станет предполагать, строить догадки. Он просто найдет ее и свалится кулем к ногам, обхватит загорелые коленки и никуда, никогда ее не отпустит.
Эта мысль принесла такую громадную радость, что он с трудом сообразил, как выехать из двора.
Предстоял долгий путь. Возможно, она действительно, рванула в Америку. Он бы на ее месте обязательно рванул. Но перед этим устроил бы хорошенькую трепку тому, кто осмелился кидать ей в лицо обвинения и смотреть презрительно, и кривить губы, и с брезгливостью осматривать скудную обстановку, где все дышало ее одиночеством.
Кажется, снова надо поливать себя водичкой. Иначе бог знает, куда заведут эти пытки пробудившейся совести. Бессмысленно задаваться вопросом, как он мог, и скрежетать зубами от отчаяния, и заходиться в судорогах ненависти к самому себе.
Потом. После.
А сейчас — до Америки и обратно.
Он снова набрал домашний номер.
— Как фамилия Женьки, знаешь? — отрывисто поинтересовался он у сестры.
— Зачем тебе?
— Ты знаешь или нет?
Наверняка, знала. Черт, как же он низко пал, что собственная сестра отказывается говорить с ним по-человечески.
Не думать об этом! Не сейчас!
— Ну?
— Мы не знаем.
Ладно. Хорошо. План «а» он пока отложит. А вечером устроит семье настоящий допрос. Кажется, он только и делает сегодня, что допрашивает. Наплевать! Он будет допрашивать и дальше, будет заискивать, угрожать, давать взятки, плясать кадриль или показывать стриптиз — как угодно! Пока остается хоть сотая, хоть тысячная доля шанса отыскать ее.
Вряд ли ей удалось купить билет на сегодня. Значит, он выбьет из семейства ее фамилию и возьмет за глотку диспетчеров. А пока наобум, в тупой сосредоточенности обойдет вокзалы и аэропорты.
Если понадобится, он проведет там всю оставшуюся жизнь, выискивая в толпе тонкий силуэт с воинственным темным хохолком.
Глава 21
Надвигались сумерки, когда Илья приехал домой. Он не стал загонять джип во двор, намереваясь побеседовать с семейством и снова отправиться в город.
Почти бегом он вбежал в калитку, на ходу стягивая галстук и решительно запихивая его в карман. Фонарь на углу дома качнулся и осветил двор.
Посреди сосен стоял Шушик.
Илья прошел еще несколько метров, совершенно бездумно.
Затем повернулся и радостно вздрогнул.
Этого не может быть.
Дверь едва не слетела с петель, когда он ворвался в дом. Из гостиной доносилось веселое разноголосье. Еще миг, и по глазам ударил яркий свет, сердце кувыркнулось, вздыбилось у горла и замерло.
И тогда освобожденным, алчущим взглядом он вонзился прямо в малахитовые глаза.
— Что-то ты сегодня рановато, — сказал кто-то за столом.
Он не понял, кто. Он даже не знал толком, не почудилось ли это. Это все — машина во дворе, собственное сердце, костью застрявшее в глотке, волшебный звук ее смеха, долгожданная встреча взглядов и ломящееся в душу счастье.
Женька смотрела на него. И он вдруг понял, что ничего не надо спрашивать и объяснять ничего не надо. Почему он понял это только сейчас?!
Илья привалился к дверному косяку и сказал:
— Я искал тебя.
В талом снегу плясало распоясавшееся, неожиданное солнце, непривычные щемящие запахи прокрались во двор, распахнулось, высоко-высоко взмыло голубизной небо, и стало совершенно очевидным, что пришла весна.
Бабушка вынесла на террасу самовар, дед натянул гамак между сосен. Илья несколько дней подряд с угрюмой обреченностью убирал прошлогодние листья, то и дело обнаруживая забытые с осени Данькины игрушки.
— Вот выкину все, будешь знать, как разбрасывать, — не выдержав, пригрозил он сыну, вместе с остальными наблюдавшему за ним с веранды.
— Ты что, пап?! Они еще Ваньке пригодятся!
— Ваньке мы новые купим, — возразила бабушка, — а то еще передеретесь.
— Буду я с братом драться! — возмутился Данила.
— Это ты сейчас так говоришь, — хмыкнула Марина, рассеянно наливая чай мимо кружки, — а вот подрастет, станете мутузить друг дружку.
— По углам их, и все дела! — подал голос дед. Илья усмехнулся. Какое там по углам! Избаловали напрочь. Он отбросил грабли и подошел убедиться, что балуют по-прежнему. Жена увлеченно делала козу Ивану Ильичу Кочеткову, а другой рукой листала какую-то книжку.
— Ну вот, нашла, — известила она, покосившись в страницу, придвинула к себе Данилу и начала тихонько читать.
— Ты его уронишь! — встрепенулся Илья и, оттеснив мать, которая пыталась всучить Женьке соску, взял на руки завернутого в одеяло Ивана.
Женька посмотрела насмешливо.
— Вроде не первый раз, а дергаешься больше меня!
— Какая разница, сколько раз! — сердито буркнул он и причмокнул, и зацокал языком, расплываясь в идиотской улыбке.
Из одеяла послышалось довольное гуканье.
— Илька, у тебя же руки грязные! — опомнилась Ольга Викторовна.
— Зато помыслы чистые, — прыснула Марина. Илья не обращал на них ни малейшего внимания, занятый разглядыванием крошечного личика.
Четкими на нем были только глаза. Остальное будто только проклевывалось — две крохотные дырочки на месте носа, беззубый рот, три бледных волосинки там, где положено быть бровям.
— Красавчик, — горделиво присвистнул Илья, — Жень, он ведь красавчик?
— А то!