Море волнуется — раз, стр. 46

— И все?

Учитывая, что девицу они похитили в разгар рабочего дня, содержимое рюкзака было скудноватым. Где, спрашивается, пухлый блокнот, куда следует записывать указания шефа? Ключи от сейфа и офиса? Ноутбук? Ладно, допустим, до ноутбука она еще не доросла, но хоть косметичку-то секретарша должна была носить с собой. Без нее ж ни одна женщина обойтись не может!

Купальник и полотенце тоже настораживали.

— Ничего не понимаю, — пробурчал Сенька, — как же так?

— Дай сюда!

Оставались еще карманы рюкзака.

Но там обнаружилась только пыль, несколько монет и старый-престарый, мятый-перемятый троллейбусный билет.

Степан разгладил его и стал внимательно изучать.

— Лупу дать? — осведомился братишка.

— Иди к черту! Слушай, я у нас таких билетов сроду не видел!

— А я что говорю! — Семен схватился за голову. — Мы украли какую-то неизвестную школьницу! Нам крышка!

— Не вопи! Почему сразу — школьницу? Может, Глафира просто не все рассказала Эдику. Может, она только собирается сюда переезжать, потому и работу бросать не хотела, может, только-только устроилась.

Хорошее объяснение. Только неправдоподобное.

— Нету документов? — печально уточнил Семен.

Степа сосредоточенно ощупал рюкзак. Ну вот, конечно! Да никак эта девица — агент разведывательных служб! У рюкзака-то — двойное дно! Снизу едва заметный шнурочек потянешь, и открывается еще один карман.

— Вот! — торжественно изрек Степа и потряс в воздухе бордовой книжечкой в целлофане.

— Открывай! Смотри давай!

Сенька не выдержал и выхватил у брата паспорт Глафиры.

Нет, все-таки не Глафиры.

Паспорт с вклеенной фотографией вчерашней жертвы принадлежал Олимпиаде Антоновне Савченко, 1980 года рождения.

Сенька взвыл и непослушными пальцами принялся листать дальше. И взвыл еще громче. Девица была прописана в городе Кузнецке. Улица Советская, дом 15, квартира 91.

Приплыли.

Степан жарко дышал ему в ухо и пытался сказать что-то, но не мог и только шевелил губами.

— Да отодвинься ты! — заорал Сенька. — Что ты ко мне прилип, как к родному!

— Ты и есть родной, хотя не знаю, за что меня Бог так наказал! — проворчал Степа, откинувшись к кресле. — Почему я не единственный сын у родителей?!

— Что?! — страшным голосом заорал брат. — Ты же меня еще и обвиняешь?

— А кто на всю улицу вопил, держи ее, это, мол, Глафира!

Семен от ярости едва не порвал чужой паспорт, сунул его от греха подальше обратно в рюкзак и стал смотреть в окно.

Смотрел он недолго.

— Во-первых, ничего подобного я не вопил, — сказал он братцу, — а просто стал жертвой обстоятельств, как и ты.

— Да с чего ты вообще взял, что она — Глафира?! — психанул Степан. — У тебя что, глюки, да?

— Я не буду разговаривать в подобном тоне!

— Ну, тогда вызови своего адвоката, болван! Мы влипли, понимаешь?!

Семен понимал. Что ж? Они совершили ошибку, теперь осталось только ее исправить.

— Совсем больной, — высказался Степан, когда брат поделился с ним этой оригинальной мыслью. — И ты думаешь, что после всего я снова стану тебе помогать?

— Но ведь надо что-то делать! — нетерпеливо заерзал Сенька.

— Повеситься. Или бежать из города. Других вариантов нет.

Страшно представить, что с ними сделает Артем, когда они встретятся!.. А уж об Эдике и говорить нечего. Вряд ли получив вместо невесты неизвестную девицу из города Кузнецка он кинется обнимать друзей в порыве благодарности.

— Слушай, а по времени-то что у нас выходит? — спросил Семен.

— В каком смысле?

— Ну, Артем-то уже должен приплыть?

— Если все нормально, то уже приплыл. Наверняка сидят с Эдиком и думают, каким способом нас прибить.

Степан нахмурился и вдруг прозрел.

— Ты прав! — Он хлопнул брата по плечу. — Времени-то было навалом! Темыч наверняка уже выяснил, что она не Глафира!

Сенька расправил было плечи, но тут же с сомнением почесал макушку.

— А что же он не звонит, Темыч-то?

— А зачем ему звонить? — отреагировал брат. — Небось, он сейчас злой, как сто чертей! Перед девицей неудобно, и куда ее девать, непонятно. Давай, сам ему позвони.

— Опять я? — задохнулся от возмущения Семен.

— У тебя хорошо получается, — польстил братец и достал сотовый. — Хочешь — с моего позвони, деньги не трать.

Для начала Сенька мстительно набрал номер Татьяны и минут пять с ней говорил. И только потом, посетовав, что ничего крепче кофе сегодня не пил, стал дозваниваться товарищу майору. Очень надеясь, что не дозвонится.

На палубе «Афродиты»

Она сидела прямо на палубе, обняв руками колени, и плакала. Непонятно, как жить дальше. Неизвестно, кто ты.

Непонятно и неизвестно.

В густой бледной мути сползшего с гор тумана она потеряла саму себя.

Ей двадцать четыре года, она в чужом городе, где нет ни друзей, ни знакомых, лишь горничная в номере люкс, которая так старательно заправляла вчерашним утром ее постель.

Впрочем, даже город остался где-то позади.

Да и зачем он ей? Что там было хорошего? Два одинаковых парня с ухмыляющимися физиономиями, и «сопротивление бесполезно», и собственный крик, застрявший в горле, и задранный сарафан, и единственная надежда на утро, которое, как известно, вечера мудреней.

Только не в ее случае.

Утро, в которое она вошла вместе с мужчиной по имени Артем, теперь казалось нереальным. Таким оно наверное и было.

Надо смириться и жить дальше. Но что значит — жить? Она была уверена, что живет, еще минуту назад, разглаживая морщины вокруг его глаз и глупо хихикая. Вот тогда она жила, это точно. А сейчас?

…Что он имел в виду? Она должна была понять, но не понимала. И это привело его в ярость.

Итак, все снова и по порядку. Она случайно зашла в офис, где позже появился один из похитителей. Что он наплел ей тогда? Какой-то бред о любви с первого взгляда. Потом на улице он твердил то же самое, пока не сбился и резко свернул тему, сообщив о каком-то письме. Кажется, любовном.

От Артема, что ли? Может быть, он, влюбившись в нее без памяти, подговорил своих дружков похитить ее и затащить на яхту?!

Глупость какая! Ладно, делать выводы будешь потом.

Следуем дальше. Похитители явно не профессионалы. Одного увела разъяренная девица, второй при этом шипел и припадочным голосом обвинял сообщника в дезертирстве. Все это смахивало на розыгрыш, придуманный второпях и осуществленный не слишком гладко.

Погоди, решила же: выводы — потом.

Да. Потом. Потом настало утро. Верзила, что был на обвале, а потом у больницы, появился пред ней, будто выскочил прямиком из ее головы. Накануне она так много думала о нем, что он, наверное, не мог поступить иначе, и вылез в реальность расставить все точки над «i».

Расставили, называется… Вместо точек возникло великое множество вопросов, которые совершенно некому задать. Она не может пойти к нему и в сотый раз добиваться ответа, куда он везет ее. Она не может узнать у него, почему все так плохо и непонятно. Она даже не может спросить, зачем он целовал ее…

Или все-таки пойти и спросить? Заодно убедиться, что она бредила, что он не тряс кулаками над ее головой и не выл в необъяснимой злобе.

А вдруг, правда, бредила? Перегрелась на солнышке.

Как понять, что было на самом деле, а что она тут напридумывала? Например, их долгую и счастливую жизнь. Вместе.

Вот идиотка! На этой оптимистической ноте она едва не свалилась на бок, потому как яхта внезапно подпрыгнула и полетела вперед, мощно рассекая отражение хрустальных облаков.

— Что еще? — пробормотала Ладка себе под нос, потом, держась за борт, поднялась на ноги и оглянулась.

В рубке возвышался гориллообразный силуэт, остервенело вцепившийся в штурвал. Она прищурилась, смотреть против солнца было ужасно неприятно, и глаза снова наполнились влагой. С чего он впал в безумие? Почему наорал? Куда везет ее?