Райское место, стр. 20

Во дворе у Маккини, как и во всех остальных, было пусто. Я предоставил действовать Делберту, хватит с меня вчерашних приключений в чужих дворах. И черт его знает, принято здесь сразу идти к дому или из-за забора звать хозяев. Может, если войдешь, на тебя псина выскочит, которой рахитичный щенок, бегавший по болотам за сэром Баскервилем, в подметки не годится. Мне здорово повезло, что Энсоны во дворе волкодава не держат, а то остались бы от меня вчера одни ошметки.

Но Делберт не спешил входить или окликать хозяев. Остановился перед калиткой и тупо смотрел на дверь – Тезей-недоросток перед входом в лабиринт, который вдруг обнаружил, что потерял подаренный подружкой клубок мохера.

– Долго ты намерен тут стоять? – спросил я.

В ответ мальчишка дернул плечом, вздохнул и взялся наконец за калитку. По дорожке к крыльцу он буквально тянул ноги. Убедившись, что держать волкодавов здесь не в моде, я пошел следом. Перед дверью Делберт снова застыл. Пару секунд простоял в полном ступоре, потом вдруг закрыл лицо ладонями и стал тереть щеки и виски. Господи, здесь что, вся деревня – филиал сумасшедшего дома?

– Мистер Хиллбери, – негромко сказал Делберт, — может, вы постучите? Если старуха выйдет и меня увидит, она снова крик поднимет. Постучите, пожалуйста, а я вас на улице подожду.

– Твой отец не знает, что она на тебя кидается?

– Знает.

С чувствами этого мальчишки в деревне, похоже, вообще никто не считался. Значит, я буду первым. Достижение слабее литературной премии, но все-таки быть первым – звучит неплохо.

– Ладно. Иди прячься.

Он выскочил со двора и, наверное, присел за забором. Я не уловил этот момент; видел, как он проскочил мимо меня, а когда оглянулся, парня уже не было. Точно, как вчера: пустая улица, ни людей, ни хотя бы голосов издали. Темная дубовая дверь требовала, чтобы я стучал наконец. Надо позвать Дольфа и… Как же его отца зовут, забыл… А, да – и Чарли.

Я стукнул по дверной филенке костяшками пальцев. Никто не отозвался, но когда я положил на дверь ладонь, она, такая тяжелая с виду, чуть ощутимо качнулась. Легкое нажатие – и подалась.

– Мистер Маккини! Миссис Маккини! Миссис Гарделл!

Никакого ответа. Из полутемной прихожей тянуло запахом сухих цветов. Я разглядел небольшой столик на трех гнутых ножках, на нем – керамическую вазу с охапкой пшеничных колосьев. Под столиком стояла пластмассовая лейка.

– Мистер Маккини! Миссис Гарделл! – еще раз подал голос я. Тишина. Хоть бы кот замяукал!

Я оглянулся на пустую улицу и переступил порог.

ГЛАВА 6

Я хотел прикрыть дверь осторожно, но она выскользнула из моих пальцев и со стуком ударилась о косяк. Этот хлопок и глухого разбудил бы.

Мертвого! Мертвого он разбудил, сейчас зашаркают по полу покрытые пятнами разложения ноги, и мне навстречу выйдет существо, истекающее гноем из всех пор. «Прекрати, кретин!» – прикрикнул я на себя. В этой деревне точно что-то не в порядке с водой или с воздухом, загробные мысли напирают, хоть садись готический роман ужасов писать. Замок в Англии, а еще лучше—в Ирландии. Рядом деревенька вроде Моухея, и все люди там живут в страхе перед привидением бывшей хозяйки замка. Призрачная фигура с развевающимися волосами прогуливается по галерее на верхнем ярусе главной башни, и по деревне ходит слух, что покойная герцогиня время от времени превращается в летучую мышь… Нет, это уже вампир выйдет, а не порядочное привидение. Значит, превращается ее покойная светлость в кошку. Ну и что? Какого черта эти деревенские идиоты боятся кошки? И почему не переселятся подальше от замка? Не сожгут его, на худой конец? Редактор меня без соли слопает за такой сюжет.

Я выбросил из головы выдумки и кашлянул. Ни глухие, ни мертвые, ни другие обитатели дома не вышли на хлопок двери. Кашель тоже не показался им достойным внимания. Проще говоря, никого нет дома. А у меня формируется новое хобби – лазать по пустым чужим домам.

Но вместо того чтобы выйти и предложить Делберту поискать семейство Маккини в саду или в сарае, я прошел по коридору до двух одинаковых – и одинаково плотно закрытых – дверей и толкнул правую. Не знаю, почему. Интуиция.

Мое подсознание, видимо, решило, что мне пора узнать, как выглядит гостиная в небогатом деревенском доме. В просторной комнате пахло мастикой для паркета, хотя пол был дощатым, а не паркетным. Длинный прямоугольный стол стоял в центре, окруженный тяжелыми стульями. «Встреча совета директоров состоится через десять минут», – хихикнула у меня в голове ехидная мыслишка. Впрочем, какой совет директоров потерпит на столе такую аляповатую скатерть в лиловых и алых цветах? Подойдя поближе, я разглядел, что цветы вышиты крестиком. Сколько же надо было над ними сидеть? В вазе посередине стола стояли сухие камышинки, выкрашенные, похоже, акварелью в такой же неприятно-лиловый цвет, как и половина вышивки. Лучше уж любоваться сухими колосьями в коридоре. А запах мастики мне за полминуты опротивел.

Но чтобы уйти, надо было для начала оторвать взгляд от скатерти, а я сделать этого не мог. Что-то странное было в вышивке. Как будто…

В этих цветах есть особый смысл. Они – маскировка, а не украшение.

Но сколько я ни таращился на развороты крупных лепестков, ничего тайного не увидел, даже нитки неровно положенной не нашлось. Представляю, что скажет миссис Гарделл, когда найдет меня здесь! Надо идти. Только разок оглянусь на скатерть… И еще разочек, от двери. Может, с большего расстояния увижу то, чего не заметил вблизи.

Зря крутил шеей: не заметил ничего, кроме ядовито-ярких цветов, местами наползающих друг на друга, будто у вышивальщицы другой ткани не было, а руки чесались еще поработать.

Что за второй дверью обнаружится? Домотканый гобелен? Еще одна охапка сухой травы? Или спящая богатырским сном миссис Гарделл?

Там была кухня. Но едва отворив дверь, я замер на пороге, задохнувшись от отвращения. По стенам, буфету, по рабочей тумбе и обеденному столу, даже по стеклу окна расползлись отвратительные серо-зеленые потеки, воняющие так резко, что глаза щипало. Как хозяева могут сюда входить?!

Из густой, желейно застывшей жижи торчали местами бурые вздутия, похожие на мелко порезанное сырое мясо.

Это оно и есть! Мясо, разложившееся до жижи. Чистый гной.

Меня передернуло. А над потеками роями вились огромные мухи, и я своими глазами увидел, как несколько жирных мух сели на масляно блестящую полосу на столе, а в следующее мгновение застывшая жижа запузырилась и захлестнула насекомых всех разом. От этого всплеска поднялась волна совсем уже удушливой вони. Я отступил, зажав рот рукой. В жиже мелькнуло что-то вроде обрывка ткани.

Кожа! Не куриная кожица, не остаток кроличьей шкуры, а человеческая кожа!

Тошнота выплеснулась из горла на язык, оставшиеся в живых мухи зажужжали вдвое громче, а на потеке, протянувшемся через окно, вдруг тоже вздулись пузыри—и сложились в подобие человеческого лица.

Потому что вся эта гниль не так уж давно была человеком. Пока его не разрубили на части и не закрепили окровавленные куски плоти на кухне как символы… победы.

Я не думал, над чем или над кем была одержана эта победа. Вылетел из дому как ошпаренный, чуть не сбив столик в коридоре. Рвота заполнила рот и носоглотку, но у меня каким-то чудом нашлись силы выбежать со двора, и согнулся я уже на улице, ухватившись за забор. Делберт возник рядом как из-под земли. Мой вид не вызвал у него отвращения, и возможность испачкаться в отвратительных брызгах не пугала.

– Мистер Хиллбери, вы в порядке? – повторял он, стоя на расстоянии вытянутой руки. – Что вы там увидели?

– Что за дрянь? – пробормотал я, отплевываясь. – Как такое может быть в доме? Как они живут рядом с этим.

Я обращался то ли к самому себе, то ли к богу – точно не знал, но ответил мальчик:

– Ничего страшного.