Райское место, стр. 1

Мария Туманова

Райское место

Он гнал свою машину из города в самую большую беду в своей жизни.

Стивен Кинг «Темная половина»

Камень, обросший мхом, мягче и, может быть, теплее, чем голый валун, но на нем нельзя выбить письмена.

Джейк Риденс

ГЛАВА 1

Письмо я получил в понедельник.

Ровно через час после того, как отказался от заказанного столика в замечательном итальянском ресторане и пошел домой пешком, один, голодный и далеко не в лучшем настроении. А все из-за Энни! Во-первых, вместо того, чтоб промурлыкать в телефонную трубку «О дорогой, какой сюрприз! Я обожаю итальянскую кухню, сейчас подъеду!», она визгливо сообщила, что ужасно занята в студии и собирается пробыть там до поздней ночи. А во-вторых, из-за сюрприза, оказавшегося ненужным, я протянул время и потерял шанс напроситься в гости к кому-то из друзей. Остался без компании на вечерок – и тот сейчас же превратился в длинный нудный вечер. Сидеть в ресторане с кислой мордой, как памятник всем оскорбленным мужчинам? Или задергаться улыбчивым червяком, вдруг какая-то рыбка клюнет? Спасибо, меня от таких блюд тошнит. И сочувствие таксиста мне ни к чему.

Я топал домой и злился на Энни. Раз мы считаемся влюбленными (как мне твердят все знакомые), я имею право на то, чтобы мое общество предпочитали рабочим авралам. Или хоть предупреждали об авралах вовремя.

Ужинать в одиночестве я ненавижу. Когда сижу за столом, обложившись карандашами и исчерканными листами бумаги, собеседники мне ни к чему, но, если вместо карандаша я вынужден взяться за вилку, язык чешется от желания поговорить. Необходимость молча жевать навевает хандру – следствие бесправного детства, когда мои родители в качестве наказания отправляли меня с тарелкой в мою комнату. Прошло двадцать лет, а я никак не могу отделаться от чувства вины и обиды каждый раз, когда ужинаю один.

В университете эта проблема решилась очень быстро: в первый день занятий я познакомился с Джейком Риденсом. Он опоздал к началу приветственной речи ректора, а я сидел в последнем ряду – и только собрался переложить сумку с книгами с колен на свободное кресло слева, как туда плюхнулся потрясающий парень. Красно-зеленая клетчатая рубашка с одной стороны свисала поверх джинсов, растрепанные черные волосы торчали во все стороны, а брился он не позднее чем позавчера. Когда я опустил глаза, увидел, что шнурки на его кроссовках развязаны. Зажимы с их концов давно исчезли, и разлохмаченные нитки торчали миниатюрными щетками. Парень проследил за моим взглядом и улыбнулся. «Эти белые черви могут убить, – прошептал он, – но есть способ их нейтрализовать. Если бежать очень быстро, они летят, а не ползут, и тогда не наступишь». Я онемел на четверть минуты, но он ответа не ждал. Забросил ногу на ногу, положил на колено красную пластиковую папку, а поверх нее – лист бумаги, подмигнул мне и стал писать. Ручка у него была самая дешевая, еще и обмотанная посередине синей изолентой. Колпачок был изгрызен – едва я это заметил, парень сунул его в рот и хорошенько прикусил. Посидел так пару секунд, тихо ухнул и быстро написал еще три предложения. Он выглядел абсолютно чокнутым и мне понравился.

Я еще раз посмотрел на его шнурки и сказал:

– Это не белые, а черно-серые черви.

Парень оторвался от своей писанины, карие глаза блеснули смехом.

– Точно, – прошипел он. – Мутация. Ну и черт с ними. Нет, подожди…

Он перевернул лист и стал писать на обратной стороне, чуть слышно похихикивая. Я ждал. Парень получал удовольствие от того, что делал; улыбаясь, как идиот, сбежавший от санитаров, он согнулся, дважды отгреб пятерней волосы со лба с такой силой, что я удивился, как ему удалось не вырвать клок, и один раз крепко почесал макушку. Ручка скользила по бумаге, как хорошая фигуристка по льду.

– Читай, – потребовал он, исписав пол-листа. Почерк у него был неразборчивый (позже я узнал, что Джейк часто сам не понимает того, что написал), но основную идею я уловил. Гигантские белые черви обитали на какой-то планете с нечитаемым названием и в результате пронесшегося над планетой пылевого облака изменили цвет, а вследствие этого изменились их сексуальные пристрастия.

– Они у тебя двуполые? – спросил я. Парень улыбнулся.

– Лучше пусть будут трехполые, – и с ходу сделал пометку на краю листа, больно вдавливая ручку мне в колено. В одном месте бумага прорвалась, и на моих светлых брюках появилась синяя чернильная загогулина. Он этого не заметил, продолжая восторженно шептать: – Тогда можно будет такое развернуть! Роман получится отпадный. Как тебя зовут?

– Уолтер Хиллбери.

– Ага! – мое имя появилось рядом со словом «трех-полые». – Я так назову главного героя. Будешь потом книгу своим детям показывать и гордиться. Ты на какой факультет поступил?

– Английский язык.

Мой собеседник вскинул голову, как пес, почуявший мясо.

– А основной курс?

– Писательское творчество.

– Bay! – от его вопля к нам повернулся весь зал, но неряху это не смутило. Больше смутился ректор, который стал говорить погромче, а мой уникальный сосед застучал меня по колену концом ручки (повезло, что тупым: сам он совершенно не обращал внимания на такие мелочи) и зашептал:

– С сегодняшнего дня я тоже там учусь. Как это я тебя на вступительных проморгал? Слушай, Уолт, если ты тоже прославишься, героя с твоим именем не будут правильно воспринимать, так что скажи мне лучше другое имя, ну, брата твоего или дружка. Вообще, какое хочешь.

– Оливер Стоун, – наобум ляпнул я.

– Не годится. Ну и черт с ним! – он снова перевернул лист и стал писать. Спасибо, на собственном колене, а не на моем. Минута покоя – и левая рука еще раз поднялась, почесала макушку, а на обратном пути коснулась моего плеча.

– Я Джейк Риденс, – сообщил сосед. – Не пугайся, пожалуйста, я не чокнутый. Мне просто всегда хочется сочинять, и сегодня, как только глаза открыл, вдохновение налетело. Я кое-что набросал, глянул на часы – и чуть из трусов не выскочил. Не выскочить-то не выскочил, а вот во все остальное вскакивал кое-как.

– Но если бы не застегивал пуговицы, написал бы еще пару строчек.

Он посмотрел на меня с веселым удивлением.

– Точно! Ты первый, кто меня правильно понял. С меня гамбургер. Пиво любишь?

Моего ответа он не услышал: зал дружно зааплодировал ректору. Поэтому мы продолжили разговор на первой лекции и к ее окончанию выяснили, что оба любим пиво, мечтаем стать знаменитыми писателями, являемся единственными детьми любящих родителей и не способны остаться равнодушными к худеньким улыбчивым девчонкам, хотя совершенно равнодушны к спорту во всех его проявлениях. Бифштекс, пожалуйста, среднепрожаренный, кока-кола вкуснее, чем пепси, Сэлинджер был гением, Харлан Эллисон – еще гениальнее, а старичок Шекспир, ясное дело, вне конкурса вместе с Голдингом и Рэем Брэдбери. Кэрол Оукс лично мне нравится больше Юдоры Уэлти, но вообще единственная гениальная женщина-писательница – это Ширли Джексон. А если бы я взялся писать сценарии для «Звездного пути», этот сериал сейчас процветал бы, в два счета переплюнув «Звездные войны». Что еще? Кроссовки – только «Рибок», в школе учительница математики была полной дурой, а залитый водой пол в ванной – ничего страшного, лишь бы там не было хлопьев пены, пена – это действительно противно.

Обретя духовного близнеца, вряд ли кто-то захочет немедленно с ним расстаться. После лекций мы уговорили парня, которого поселили со мной в одной комнате, поменяться жильем с Джейком. Так я заполучил соседа, коллегу и названого брата.

Мы ни разу не поссорились из-за расхождений в музыкальных и литературных вкусах: прочитанными книгами восхищались наперебой или в унисон их обругивали, а в музыке я не разбираюсь и спокойно слушал все, что нравилось Джейку, – как бегемот в зоопарке слушает магнитофон служителя. Не знаю, может, бегемоты бывают придирчивей. Зато у меня не было проблем с нужными книгами: скажи я Джейку, что хочу почитать гуттенбергову Библию – через час он притащил бы подлинное издание с автографом старины Иоганна на первой странице. Я никогда не шпионил за ним, чтобы узнать, как именно он раздобывает книги, и очень быстро понял, что спрашивать об этом не имеет смысла. Джейк улыбался и пожимал плечами: «Пошел и взял… Не помню, у кого. Ну, это же то, что ты просил? Так чего ты вяжешься? Читай и не морочь голову». Иногда к нам являлись возмущенные владельцы редких изданий, чтобы с руганью забрать свои сокровища, часто я сам, изучив штампы на титульных страницах, относил книги в разные библиотеки, заявляя там, что нашел их на улице. А некоторые тома так и оставались нашим достоянием. Но как бы там ни было, когда я просил новую книгу, Джейк обязательно кивал, показывал отставленный вверх большой палец и уходил. А возвращался не с пустыми руками. И хотя иногда мне казалось, что умение Джейка раздобывать книги граничит с магией (особенно если требовалась книга, на которую в университетской библиотеке надо было записываться за полгода вперед), в знак благодарности я.не задавал лишних вопросов. А Джейк радовался, что сумел помочь лучшему другу, и снова погружался с головой в свои выдумки, пачкая чернилами пальцы, щеки, а случалось, и колени.