Волшебная шапка, стр. 27

– Всплыло! О боже, всплыло! И откуда они узнали мою фамилию?

– Так это вы? – деланно удивился Балтабай. – Я и не подозревал!

– Не прикидывайся дурачком, Балтабай! – вспыхнул мулла Янгок Уразаев. – За мошенничество дадут от силы пять лет тюрьмы. Это тебе не убийство, дитя моё… Балтабай вздрогнул и испуганно огляделся вокруг. Янгок Уразаев минуту смотрел на него, что-то обдумывая, потом просветлел лицом, подошёл к нише в стене, достал кувшин с вином и сел на место.

– М-да, и твои дела не лучше моего, Балтабай, – сказал он с притворным вздохом. Потом налил в пиалу вина, подал Балтабаю. – Сдаётся мне, – не спеша продолжал Янгок, – сдаётся мне, что этот нечестивец Абдушукуров напал на твой след, дитя моё. Вчера он приходил сюда с несколькими милиционерами…

Балтабай замер, поднеся пиалу к губам.

– Пей, пей, герой, не трясись, – усмехнулся Янгок. – Не всё ещё потеряно. Положение твоё можно исправить, если взяться за дело с умом…

– А кто такой Абдушукуров?

– Председатель сельсовета. Тот, который решил разрушить наше гнёздышко.

– Меня-то он откуда знает?

– Он всё знает, дитя моё. Вчера меня допрашивал: где, говорит, этот горбатый мюрид скрывается? Нам, говорит, известно, что он не мюрид, а бежавший из тюрьмы уголовник Балтабай Султанов. Растратчик и убийца.

Горбун уронил пиалу с вином на пол. Руки его прямо-таки танцевали.

– Спрячьте меня, святейший, умоляю вас именем аллаха!

– Я такой же святейший, дитя моё, как ты – ангел! – засмеялся Уразаев. – И навряд ли аллах тебе поможет, Балтабай. Он высоко в небе. А Абдушукуров рядышком.

Балтабай с ужасом оглянулся, словно боясь, что Абдушукуров и взаправду стоит рядышком и протягивает руки, чтобы схватить его. Глаза «мюрида» налились кровью и пылали отчаянной решимостью. Я похвалил себя за то, что догадался стать невидимым.

– Я убью его! – взревел Балтабай, выхватывая из-за голенища большой кривой нож. – Клянусь аллахом, убью!

Меня бросило в холодный пот. И я тихонько отступил к двери.

– Спокойно, дитя моё, – сказал Янгок, – спрячь пока эту штуку. Ты прав: не жить тебе на свободе, пока на твоём пути стоит этот Абдушукуров. Но прежде чем убить его, надо приготовить себе убежище, чтоб было куда скрыться…

Балтабай нервно засмеялся:

– Легко сказать, почтенный…

– Так и быть, помогу тебе ещё раз, сын мой, – сказал Янгок, положив руку на сердце. – Такова уж моя натура: делать людям добро – моя слабость. Кто пригрел тебя, когда ты был как затравленный зверь? Мулла Янгок. – Он протянул руку и ткнул пальцем в горб Балтабая. – Кто тебе эту штуку приделал? Разве не мулла Янгок? Кстати, теперь ты можешь его снять…

Я не успел удивиться тому, что, оказывается, горбы можно снимать при желании.

– Ничего, он мне не мешает. – Балтабай схватил свой горб, оттянул его назад и отпустил. Он мягко шлёпнулся на место. – За то, что вы меня укрыли, я премного благодарен, Янгок-ака. Но ведь и я постарался отработать свой долг на совесть!

– Доброта муллы Янгока беспредельна – он и теперь поможет тебе, – продолжал Уразаев, не слушая «горбуна».

– Говорите же, святейший, что делать, я на всё готов. Прикажите – и я хоть сейчас пойду задушу этого Абдушукурова!

Тут я допустил неосторожность и задел локтем створку двери. Услыхав тоненький скрип, заговорщики тревожно вскинулись. Минуту-другую они прислушивались к звукам, доносившимся снаружи. Я даже дышать перестал.

– Ветер это, – сказал наконец Янгок. – Я уже обдумал, как нам быть с тобой…

Он замолчал, пытливо разглядывая Балтабая.

– Завтра… нет, сегодня же я поеду в Ташкент, найду верных людей, с помощью которых подыщу место, где тебе можно будет укрыться на время. А послезавтра приедешь ты, прикончишь здесь Абдушукурова и приедешь – и концы в воду!

– Я согласен, – прошептал Балтабай. – Век не забуду вашей доброты, святейший!

– Святые дела за здорово живёшь не делаются, дитя моё, – усмехнулся Уразаев. – Ты знаешь, сколько я уплатил, чтобы стать при Узункулаке муллой? Полторы тысячи! Да ещё неделю пришлось целую свору всяких шейхов поить коньяком и угощать пловом. И тебе придётся раскошелиться, Балтабай…

– Сколько?..

– Да уж посчитай сам, сын мой. Верным людям надо подсунуть, за убежище заплатить, всякие хлопоты… Нельзя жалеть деньги, когда решается вопрос жизни и смерти, Балтабай.

– Да я конечно… – пробормотал «мюрид», запуская дрожащую руку за пазуху.

– А ещё лучше, – поспешно продолжал Янгок с загоревшимися глазами, – отдай мне все свои деньги. Буду хранить их, пока над твоей головой висит грозный меч правосудия. Сам знаешь, человек я честный, чужой копейки не трону…

Балтабай поднял ошалевший взгляд на Янгока, промычал что-то невнятное.

– Давай, давай, дитя моё, – сказал Янгок ласково. – Можешь положиться на меня, как на своего отца. Погоди, деньги надо считать при закрытых дверях, так вернее… – Он встал и направился к двери.

Чем ближе подходил Янгок к двери, я тоже отступал назад, а когда щёлкнул замок – я был уже на улице.

Втянув полной грудью свежего воздуха, я облегчённо вздохнул. Теперь я знал, что мне делать. Я докажу всем, что мулла Янгок, любитель поесть остро наперчённую шурпу из баранины и «святой, изгоняющий разных дивов», – вовсе не мулла и никакой не святой, а обыкновенный мошенник, пристроившийся у могилы Узункулака. Только бы бабушка мне не помешала и Закир составил бы компанию. А то жутковато всё же одному, ведь враг у меня коварный…

ВЕРХОМ НА ЖЁЛТОМ ДИВЕ

Дома была радость – вернулась Донохон. Она снова могла бегать, прыгать, скакать. Сестрёнка кинулась мне на шею и пошла щебетать о том, какой у них был хороший доктор, что он приносил ей каждый день конфет, что играл с ней даже в куклы, что она теперь не боится врачей и больше того, когда вырастет, сама обязательно станет врачом, потому что доктора – самые хорошие люди на свете.

Бабушка стояла неподалёку, слушала болтовню Донохон и искоса поглядывала на меня – видно, собиралась спросить, зачем я опять заявился.

– Тебя не доктора спасли, Донохон, – сказал я ласковым голосом. – Тебя спасли горячие молитвы тётушки Сарохон и дедушки муллы Янгока.

Сами понимаете, всё это я говорил, чтобы усыпить бдительность бабушки.

– Но доктора сделали мне операцию! – воскликнула Донохон.

– Видишь ли, операцию они сделали после того, как дедушка Янгок изгнал из тебя злых духов – жёлтых дивов, – продолжал я, незаметно наблюдая за бабушкой.

Та с удовлетворением слушала, не чувствуя, что я ехидничаю. А я всё распалялся, повергая Донохон в изумление своим красноречием. Я умолк, когда бабушка ушла, шепнул сестрёнке, что иду к Узункулаку, и выскользнул на улицу. Лишь бы застать Закира. Мне до зарезу нужна его помощь. Если он пойдёт со мной, я не струшу. Пусть ничего не делает, только бы рядом находился. Остальное я сделаю сам.

Закир встретил меня не очень приветливо.

– Чего тебе, я уже спать собрался? – спросил он недовольно.

Я молча глянул на солнце, которое ещё висело над горизонтом, и буркнул:

– Спокойной ночи, сын мой. – Сказал и повернул назад, словно собирался уходить.

– Погоди! Пришёл, так уж говори зачем.

– Ты же спать собрался? Позову Арифа, без тебя обойдёмся.

– Перестань упрямиться, скажи, что хотел, – уцепился за рукав Закир.

– Ладно, слушай. Только обо всём, что сейчас услышишь, – молчок, ясно?

Закир кивнул. Я продолжал:

– Сегодня из больницы вернулась моя сестрёнка. Она говорит, что видела в зарослях у омута жёлтого дьявола и после этого заболела. Чтобы попасть на станцию, Янгок должен пройти через мостик у омута. Там я и решил подкараулить его.

– А не врёт она? – усомнился Закир.

– В том-то и дело, что не врёт. Я и сам вчера видел дива. Мешок тащил за спиной…

Закир отвёл меня в сторону и таинственно прошептал:

– Теперь верю! Я слыхал, что дивы всегда ходят с мешком. И знаешь, что они в них носят? Кизяки!