Волшебная шапка, стр. 20

– Ты или приструни своего Хашима, или я обольюсь керосином и подожгу себя!

– вдруг заявила бабушка.

Папа ответил не сразу. Отхлебнул из пиалы глоток чаю, потом ещё глоток. А я весь съёжился, лежу, смотрю на мерцающие на небе звёзды, потираю ушибленные бока и мысленно заклинаю папу: «Неужели ты тоже против меня, папочка? Неужели ты тоже захочешь, чтобы меня выгнали? Защити же меня, защити, папочка!» Ведь я так хотел доказать, что тоже могу учиться хорошо, что и я способен на хорошие дела…

– Если хочешь поджечь себя, лучше облиться бензином, а не керосином, – сказал наконец папа.

Вот так. Он не испугался, не стал отговаривать бабушку, а взял да ещё и посоветовал, как лучше исполнить свою угрозу. Потому что бабушка уже больше ста раз обещала поджечь себя. Услышав папины слова, она так и взорвалась:

– Что за шуточки?! Я тебе дело говорю, а ты смеёшься…

– Какой тут смех? – удивился папа. – Судьба ребёнка – не шуточки! Чего вы все пристали к мальчику? «Это хорошо, это плохо»! Да вы с ума его сведёте! Нельзя всё время крутить баранку машины в одну сторону – авария будет. А Хашим парень вполне нормальный. Вот, например, помогает вам даже по хозяйству. Персики сегодня собрал. Правда, немного озорной, но ведь на то он и мальчишка!

– «Помогает по хозяйству»! Лучше бы уж вовсе не помогал! Ты поднимись на крышу, посмотри: все до одного персики пообрывал. И спелые, и зелёные. Помогает он!

– Ничего. Человек не сразу учёным рождается. Придёт время – узнает, как надо работать. Ты вспомни, мать, разве я был пай-мальчиком? А теперь? Правда, я не профессор и не академик какой-нибудь. Простой тракторист, но меня все уважают. И я имею всё, что нужно человеку: семью, дом и Друзей хватает… Да, чуть не забыл, у меня сегодня радость!..

– Что за радость? – взволнованно перебила его бабушка.

– За хорошую работу на целине решили премировать. Меня и Касымова. Машинами «Москвич».

– Машиной? – недоверчиво развела руками бабушка. Я готов был закричать «ура», расцеловать папу, а заодно и бабушку, но в этот момент раздался голос:

– Извините, пожалуйста, наш Закир не заходил к вам? Я крепко закрыл глаза: это был голос матери моего друга, Закирджана. Занятый своими бедами я совсем забыл о нём. Опять мне влетит, если он уснул на нашей крыше…

– Я здесь, мамочка, здесь… – раздался вдруг сонный голос Закира. – Я не спал, просто полежал в саду. Учил, учил уроки, голова разболелась, вот и полежал немного…

– Пойдём, пойдём, дома расскажешь, как ты учил уроки. Я внимательно выслушаю тебя! – пообещала мама Закира.

– Видишь, у каждого – своё! – сказал папа, обращаясь к бабушке, и засмеялся.

АППАРАТ ОТ СГЛАЗА

Попробуй усиди дома, если тебе запрещено выходить на улицу. Будто тысячи голосов зовут, манят, какие-то невидимые руки подталкивают сзади. «Иди, иди, – говорят они, – поиграешь, побегаешь с ребятами, к Закиру заглянешь. Может, и ему твоя помощь нужна. Ведь вчера, пока ты занимался „фокусами“, он работал!»

– Чего ты носишься, как курица с яйцом?! – прикрикнула бабушка.

– Ничего и не ношусь… Просто мне стыдно, бабушка. Вчера пообещал Закиру помочь прополоть морковь, а помочь, наверное, не смогу. Надо дома сидеть…

Бабушка внимательно посмотрела на меня, потом отвернулась и сказала, вздохнув:

– Обещал – так иди, чего торчишь тут!

Ах, моя любимая бабушка! Никогда не знаешь, что она сделает. Может и уши надрать, и конфетами угостить, и молитву учить приказать, и погулять отпустить, когда это тебе запрещено.

Я чмокнул бабушку в морщинистую щёку, вылетел на улицу и чуть не сбил с ног сестрёнку Донохон. Лицо её было мокрое от слёз.

– Кто тебя побил?

– Болит у меня, – сказала Донохон, обеими руками держась за живот. Волосы её были растрёпаны, личико стало маленьким-маленьким и очень бледным. У меня сердце защемило от жалости.

Я осторожно взял сестрёнку под руку и повёл домой.

– Живот… Ой, живот!.. – стонала Донохон. Уложив её на кровать, бабушка спросила, что она ела.

– Ничего… суп… а утром сметану… – ответила сестрёнка слабым голосом.

– Тебя сглазили, внучка, – решила бабушка, приложив ладонь к её лбу. – Беги, Хашим, позови старуху Саро. Я сделал вид, что не слышал приказа.

– Кому говорят?! Беги скорее! – прикрикнула бабушка. Возражать ей теперь бесполезно. Только разозлишь. А эту тётушку Саро я терпеть не могу. Говорят, будто она общается с самим аллахом и он помогает ей излечивать разные болезни. Правда, Кабулов сказал, что она обыкновенная мошенница, дурачит простачков, выманивает у них деньги. Но ведь говорить – одно, а доказать – другое. Ещё никто не доказал, что Сарохон – мошенница. А слава у неё, как у какой-нибудь киноактрисы. Все её знают. Чуть что – бегут к ней, как я вот сейчас. Я-то не сам бегу, меня бабушка заставила. И других, наверно, кто-нибудь заставляет, может, бабушка или дедушка, или старая мать. Добровольно я бы ни за что не пошёл к этой знахарке. Не нравится она мне, и всё тут. И сына её Мирабиддинходжу, не люблю. Он очень жадный. Имеет два велосипеда и никому даже потрогать их не разрешает. В прошлом году я три часа уговаривал его дать разок прокатиться. Не на новом, чешском, а на старом велосипеде. Всего-навсего один круг сделать. Мирабиддинходжа согласился только тогда, когда я отдал ему свой складной перочинный ножик. Взял ножик да ещё заставил поклясться, что сделаю я только один круг и что не сломаю седло, не погну раму, не испорчу окраску, не проколю камеры… Я и не подозревал, что он подвох подготовил. Оказывается, у велосипеда была поломана одна спица. Мирабиддинходжа сказал, что это я её сломал. Позвал на помощь старшего брата, и они вдвоём здорово нобили меня.

– Подождите, мы ещё с вами поговорим! – пообещал я тогда. Но разговора как-то не получилось. Не люблю мстить…

Сарохон лежала на шёлковых подушках, лениво отгоняя пучком травы назойливых мух.

– Здравствуйте, тётушка…

– Сто лет жизни тебе, молодец! – ответила знахарка, приподнявшись на локтях. – Коли поиграть пришёл, Мирабиддинходжи дома нет.

– У меня сестрёнка заболела. Бабушка велела вас позвать.

– Слава тебе господи! – обрадовалась Сарохон. – Сейчас прибегу, касатик, сейчас!

– Не забудьте захватить свой аппарат от сглаза, – сказал я на всякий случай.

Знахарка громко засмеялась, оторвала от пучка веточку мяты.

– Это райская трава, – сказала она, закатив глаза. – От всех забот и волнений ограждает человека. А врачую я без аппаратов, касатик, без аппаратов, с божьей помощью.

По дороге домой я нигде не останавливался, ни с кем не разговаривал, минуты за две дошёл. Пришёл, а Сарохон уже у нас сидит. Будто на крыльях прилетела. «Кто знает, может, в самом деле ей аллах помогает?» – невольно подумал я.

Сарохон подошла к кровати Донохон и вдруг широко зевнула. Глядя на неё, почему-то зевнули и мы. Потом она опять зевнула. И мы зевнули. И пошло – минут пять зевали все, никто не мог остановиться.

– Принесите свежей золы и гармалы [9], – приказала Сарохон.

Почитала молитву, свежую золу всыпала в пиалу, прикрыла тряпкой и начала ладонями растирать живот Донохон.

– Изыди, дьявол, убирайся в старую мельницу, сгинь с глаз долой, – бормотала Сарохон, шумно зевая. – Не оставлю тебя в покое, дьявол, пока не изыдешь…

Донохон притихла в своей постели, лицо её слегка разрумянилось. Бабушка побежала в дом и, радостно причитая, принесла денег и две банки сметаны. Сарохон пересчитала деньги, спрятала их за пазуху и ушла.

Ночью Донохон стало хуже. Я проснулся от её стонов, а бабушка ломала руки и всё приговаривала:

– Кто тебе разрешил играть у омута, внученька? Ведь там, в зарослях, жёлтые дьяволы водятся. Вот они и вселились в тебя… Ничего, милая, потерпи немного, дедушка мулла Янгок вмиг изгонит нечистых!

– Всё же, может, доктора позвать? – предложил кто-то. По голосу я узнал нашу соседку, Рахиму-апа.