Свет в заброшенном доме, стр. 21

В чужой город

Поезд наш летит в какие-то неведомые, чужие края. «Пити-киш, пити-киш», – пыхтит он.

«Так-так-тук», – стучит на стыках рельсов и натужно ревёт, как ишак в полуденный зной.

Мы, тридцать сирот, бледные, напуганные, жмёмся к Марии Павловне. Тётя Русская – это уже не прежняя весёлая, шутливая, уверенная в себе директор. Она осунулась, постарела: спина сгорбилась, на лицо набежало множество морщин, глаза провалились. Мария Павловна стала печальной, рассеянной…

– Вы нас не оставите? – испуганно допытываются девочки.

– Нет, конечно, нет.

– А почему тогда нас увозят?

– До начала занятий в школе вы поживёте там.

Вагон наш набит битком: мужчины, женщины, дети.

Были здесь старик с мешком, старуха в парандже [41], солдат с шинелью, надетой через плечо как лошадиный хомут, младенцы, сосущие из бутылки молоко, паренёк, который вёз четырёх связанных кур, обросшие дяди, что всё время резались в карты, и ещё бог весть какие люди. В одном конце вагона смеются, в другом – плачут, а в середине – поют. Воздух спёртый, как бы протухший, дышать невозможно.

А поезд всё летит и точно сам рад, что так быстро несётся, нет-нет да закричит: «Пу-пуу-у-уп!»

К нам протиснулся солдат с большим чемоданом в руке и с вещмешком за плечами. Он был небольшого росточка, но удлинённым широким лицом напоминал отца. Солдат обратился к дремавшей Марии Павловне.

– Можно к вам в соседи?

– Пожалуйста, – ответила тётя Русская. Солдат осторожненько опустился на чемодан.

– Детдомовские?

– Да, – ответил за всех Карабай.

– На экскурсию едете?

– Да.

– Кто из вас отличник?

Вечноголодный, которому удалось отвоевать себе местечко на самой верхней полке, высунулся, как птенчик из своего гнезда:

– Я отличник!

– Ого, гвардейцы-то вон где, оказывается! – засмеялся солдат. – А не врёшь?

– Сдохнуть на месте! – поклялся Вечноголодный. – Каждый день во сне пятёрки получаю.

Солдат раскатисто захохотал. Засмеялись и мы с Марией Павловной.

– Вы его не слушайте, это болтун первой марки, – сказал Карабай, когда смех стих. – Он и во сне с двойками дружит. Если кто и отличник у нас, так это Самоварджан.

– А где же сей отличник?

– Я тут! – свесился с другой верхней полки Самар.

– О, почему такого джигита назвали Самоваром?

– Потому что внутри у этого джигита вечно кипит вода, – вставил я со стороны.

– Да неужто?

– Верно, верно! – продолжал я торопливо, чтоб кто-то не перебил меня. – Бросьте ему в рот щепотку заварки, потрясите за уши – из носа выльется семь чайников чая.

Все кругом засмеялись, Мария Павловна тоже. Вот уже сколько дней мы не видели на её лице даже подобия улыбки, и теперь, когда наша тётя Русская засмеялась весело и звонко, мы были вне себя от радости.

– Оббо, мальчик, молодец! – потрепал меня по плечу солдат. – Да ты острослов настоящий!

– Дядя, знаете, он ещё мастер анекдоты рассказывать, – сообщил Самовар.

– Серьёзно?

– Правда. Если не верите, спросите вон у Марии Павловны. До того как попасть в детдом, младшеньких своих он кормил одними анекдотами.

– Разве анекдотами сыт будешь? – засомневался солдат.

– Ещё как! Анекдоты ведь разные бывают. Одни смешат, другие задуматься заставляют, третьи… Многодетный, расскажи лучше сам…

– Ну давай начинай, – подбодрил меня солдат.

– Жил-был афанди, – начал я посмеиваясь, точь-в-точь дядюшка Разык, – взяли его в армию, назначили командиром. Однажды, когда они лежали в окопе, их атаковали враги. Афанди решил перейти в контратаку. Выскочил из окопа, но вместо «вперёд!» закричал «мама!».

– Хе-хе-хе, – посмеялся солдат. – Выходит, твой афанди был трусоват? Не на ходу ли ты сочиняешь? А то, смотрю, афанди твой такой же простенький, как ты сам.

Солдат оказался душевным, разговорчивым человеком. С нами, с детьми, он держался как с равными. Рассказал, что в одном бою подорвал три фашистских танка, за что командование дало ему отпуск и разрешило съездить повидаться с семьёй. Сейчас он возвращался на фронт. Потом он раскрыл свой громадный чемодан и, несмотря на наши протесты, дал каждому по пол-лепёшки и горсточке слегка поджаренного миндаля.

– А чаю вам пусть вскипятит Самовар, – добавил он, усмехнувшись.

Дядя солдат рассказал нам столько интересного, что мы и не заметили, как доехали до места. Поезд несколько раз подряд дёрнулся, устало вздохнул и остановился. Вагон тотчас загудел, как встревоженный улей.

– Всем оставаться на местах! – приказала Мария Павловна.

Всегда живите с улыбкой

Из вагона мы вышли последними. Кругом было столько народу, что мы долго стояли, растерянно глядя по сторонам. Кто бежит с мешком, кто – с чемоданами, кто тащит детишек за руку; там стоят группками красноармейцы, а там какие-то старухи плачут, аж голова кругом пошла.

– Ариф, чего рот разинул! – раздался сердитый окрик. Я поспешно встал в строй, мы сомкнулись поплотнее, чтоб не потерять друг друга, и тронулись в путь. Мария Павловна вышагивала впереди. Она, то и дело оглядываясь назад, пересчитывала нас:

– Никто не отстал?

Кое-как пробившись через людской водоворот, мы пересекли площадь и подошли к красному поезду с небольшими вагончиками. Я спустил с плеч Амана.

– Самовар, а где у этого поезда топка?

– Откуда я знаю?! – пожал плечами Самар.

– Это не поезд, а трамвай, – с видом знатока выступил Вечноголодный. – Топка у него в заднем вагоне.

– А вот и нет! – заспорил Карабай. – Трамвай бывает без топки. Во всяком случае, их не углем топят.

– А чем же?

– Может, щепками…

Никому не хотелось первым влезать в эту штуку, но нас поторопила молодая женщина, обутая в валенки, хотя на дворе стояло лето.

– Давайте быстрее, а то уеду! – закричала она. Мы все разом облепили вагон. Шум поднялся, визг. Наконец все сели. Женщина в валенках обходила вагон, продавая билеты. С нас она денег не спросила, но и билетов не дала. Она объяснила, где нам выходить и в какую сторону потом идти.

– Сначала прямо, а потом налево, налево! – всё кричала она, высунувшись из окна, когда мы сошли с трамвая.

Свет в заброшенном доме - g12.png

Не знаю я, какое учреждение мы разыскивали, но расположено оно было в доме с множеством этажей (сосчитать не догадался), в таком высоком, что, если захочешь увидеть крышу, тюбетейка слетит с головы. Таких домов я ещё не видывал, думал, в него надо забираться по лесенке, но оказалось, что внутри есть ступеньки, ведущие вверх. Мария Павловна оставила нас на улице, сама поднялась наверх. Мы прождали полчаса, час, почитай, целую вечность, а директора нашего всё не было.

– А вдруг она нас здесь бросила? – с ужасом спросил Вечноголодный, чуть не плача. У меня сжалось сердце: я вспомнил, как совсем недавно какая-то женщина бросила своих детей возле нашего детдома.

– Пойдём поищем её там, – предложил я. Вечноголодный согласился. Мы бегом помчались по ступенькам наверх и вскоре увидели нашу Марию Павловну. Она спорила с каким-то маленьким, тщедушным человечком. У него был громкий, грубый голос.

– Да что они там, в области, совсем голову потеряли?! – кричал он. – Своих сирот не знаем куда девать, а они!.. Ну, я с ними ещё поговорю! Где ваши дети?

– Внизу ждут.

Мы бросились вниз, чтобы не столкнуться с этим крикуном. Следом за нами выскочил тщедушный человечек. Он некоторое время пристально разглядывал нас.

– Добро пожаловать, дорогие гости! – произнёс потом вроде как бы с ехидством.

«Дорогие гости» не ответили, стояли хмурые, печальные.

– Устали, видать, с дороги, а? – спросил человечек.

Он исчез за высоким домом. Немного погодя из-за дома выехала полуторка. «Садитесь», – сделал знак наш знакомый, восседая на мягком сиденье и не открывая дверцу, видно, боялся, как бы кто-нибудь не занял его место.

вернуться

41

Паранджа – балахон, накидываемый на голову с сеткой из чёрных конских волос.