Время и снова время, стр. 30

– Ведь я всегда говорила, что историю изменяют отдельные безрукие остолопы. Скажи, говорила?

– Говорили, профессор. – Стэнтон отломил кусочек шоколада. – Историю творят люди.

– Большинство из которых кретины.

– Наверное, оттого почти вся история – сплошное бедствие.

– Но только не в этот раз! – Маккласки осушила стакан и победоносно проткнула кулаком воздух. – Не теперь! Сейчас в городе окажется совсем иной человек. Не какой-нибудь косорукий болван, но отлично обученный и отменно подготовленный британский офицер, который спасет мир. Вдумайся, Хью. Ты спасешь мир. – Она отхлебнула прямо из графина. – Счастливой Пасхи!

22

В уличной путанице прибрежного района Стэнтон отыскал «Кулинарию Шиллера». Заходить в нее еще было рано, и он прошагал дальше к Латинскому мосту.

Вспомнился пасхальный тост Маккласки.

Пора спасать мир.

Подошла цветочница. Девушка лет семнадцати-восемнадцати, в руках корзинка с примулой. Стэнтон не понял ни слова, но все и так было ясно: она голодна и предлагает купить цветок.

Болезненно худенькая. Взгляд словно не от мира сего, как будто нужда и голод почти превратили ее в привидение. Острые скулы и огромные глаза придавали ей сходство с девочками-женщинами из японских мультиков, столь популярных в том веке, откуда прибыл Стэнтон.

Завороженный, он рассматривал ее. Девушка молча пошла прочь, не желая тратить время на человека, который только пялится и ничего не покупает.

– Стойте. Погодите… – окликнул ее Стэнтон по-английски, но опять все и так было ясно. Девушка обернулась, на странно призрачном лице ее читался вопрос. – Прощу прощенья, – сказал Стэнтон и повторил по-немецки: – Es tut mir leid.

Девушка улыбнулась и протянула ему корзинку.

Обаятельная улыбка открыла неровные зубы, что нисколько не портило бледное милое лицо, но даже как будто добавляло ему неуловимой прелести. Щеки чуть порозовели, когда Стэнтон улыбнулся в ответ.

Наверное, девушка тоже была совсем одна и этим располагала к себе. Такая же одиночка, сражающаяся с холодным равнодушным миром.

Стэнтон достал бумажник. Купюры мельче двух крон не нашлось, но это было слишком много, на целый букет. Из поясного кошелька девушка выгребла горсть мелочи и стала считать, хватит ли на сдачу. Стэнтон опять улыбнулся и махнул рукой – мол, не надо, оставьте себе. Девушка обрадовалась. Взяла деньги, подала цветок и ушла.

Стэнтон смотрел ей вслед. Хорошо, что он дал ей больше. Эти деньги получены от сволочей, убивших его семью. Так пусть голодная девочка, обитающая в жестоком мире, станет немного счастливее.

Хью вставил цветок в петлицу и повернулся к реке. «Кулинария Шиллера» в двух шагах, еще есть несколько минут.

Опершись на перила Латинского моста, Стэнтон смотрел на реку и вспоминал, как месяц назад глядел в мутные воды Босфора. Покончить с собой уже не хотелось. Он полностью проникся важностью своей миссии и потихоньку начинал ценить жизнь, в которой встречаются маленькие цветочницы. Кэсси ушла из этого мира, но красота в нем осталась. Пусть не для Стэнтона, но она существует, и это прекрасно.

Хью глянул на часы. Уже скоро.

Часы эти были из прошлой жизни. Маленький компьютер на кварцевой батарейке. Пройдет не меньше полувека, прежде чем техническая мысль создаст первую вычислительную машину размером с небольшой дом. И до компьютера размером с крышку от молочной бутылки будет целая вечность. Может быть, теперь первый компьютер появится еще позже. Что ни говори, но главные технологические прорывы двадцатого века были результатом военных исследований. И если веку завещано мирное начало, компьютеры могут вообще не появиться. Еще одна веская причина предотвратить Великую войну. Совсем неплохо на десятилетия задержать изобретение игровых приставок и смартфонов.

И тут Стэнтон увидел невысокого парня, с набережной свернувшего на улочку, где располагалась «Кулинария Шиллера». Печальные глаза, изможденное лицо, ровесник давешней цветочницы. Стэнтона охватил легкий озноб, пульс участился. Он узнал Гаврило Принципа. Человека, ради которого он преодолел пространство и время. Человека, которому больше не суждено творить историю.

Стэнтон выжидал, глядя на часы, отсчитывавшие секунды двадцатого века.

Вот теперь пора. Через минуту появится машина эрцгерцога. Уже слышен рокот мотора.

Стэнтон покинул мост и, прошагав по улочке, вошел в кулинарию. План его был прост: занять позицию между витриной и Принципом и отвлечь внимание последнего, изобразив растерянного иностранца. Чужеземец заблудился и, размахивая большой картой, громогласно просит помощи на английском и немецком – тарабарщине для юного серба. Скорее всего, Принцип даже не увидит эрцгерцога. Заглохшая машина – обычное явление даже для 1914 года, шофер быстро запустит мотор. Если вдруг инсценировка не сработает и Принцип захочет выйти из кулинарии, Стэнтон просто вцепится в него.

Таков был план.

Но когда Стэнтон вошел в кулинарию, чтобы претворить его в жизнь, план рухнул.

Ибо история изменилась. Гаврило Принципа в кулинарии не было.

Стэнтон посмотрел на часы. Ошибка невозможна. Кварцевый хронометр не врал. Кроме того, Стэнтон уже слышал машину эрцгерцога, которая сейчас свернет в проулок и заглохнет. Через пятнадцать секунд. Если б история повторялась, Принцип уже был бы в шаге от роковой встречи с эрцгерцогом. Но история не повторялась, здесь не было Принципа. Что-то изменило историю.

И Стэнтон – единственный человек на планете, кто мог это сделать.

Он услышал чих заглохшего мотора и выскочил на улицу. В полутора метрах от него в машине сидели эрцгерцог и герцогиня. Стэнтон стоял именно там, где в прошлом пути вселенной оказался Принцип.

Так куда же он подевался?

И тут Стэнтон его увидел – на противоположном тротуаре. С другой стороны машины.

Рядом с ним цветочница.

Стэнтон изменил историю. Щедрые чаевые сбили девушку с ее дневного курса. Она бросила работу и решила устроить себе пир, раз уж на нее свалилось нежданное богатство. Богатство, которого не было в предшествующей версии двадцатого века.

Ну конечно! Голодная уличная торговка получила немного денег, за которые ей не нужно отчитываться. Куда ее потянет, как не к ближайшей еде? А ближайшая еда у Шиллера. И там она встретилась с Принципом, с которым не должна была встретиться. Встретились парень и девушка. Вместе вышли на улицу. Либо он догнал ее и подошел к ней. В руках девушка держала бумажный пакет.

Все это Стэнтон просчитал в одну секунду и в ту же секунду понял, что Принцип уже не смотрит на девушку. Он смотрел на эрцгерцога, осознавая выпавший ему шанс. Совсем как в прежней временной версии, но только Принцип стоял с другой стороны машины.

И переместил его Стэнтон.

Цветочница оказалась точно на оси Принцип – эрцгерцог – Стэнтон. Проследив за взглядом своего собеседника, девушка чуть развернулась к знаменитым пассажирам машины, и Стэнтон увидел, как рука Принципа потянулась к карману. Он прекрасно знал, что спрятано в том кармане.

Рука Стэнтона тоже скользнула в карман, где лежал «глок».

Вот рука Принципа вынырнула из кармана, в ней было нечто угловатое и серое, знакомое по бесчисленным фотографиям. Пистолет, из которого грянул первый выстрел Великой войны и который, по беспечности Стэнтона, был готов его повторить.

Не прошло и секунды, как Стэнтон изготовился к бою – вскинул оружие и прицелился. Но девушка по-прежнему перекрывала Принципа. Стэнтон видел только его руку с пистолетом и край головы. Принцип уже поднял эту руку. В прошлом временном варианте он всего двумя выстрелами убил эрцгерцога и его жену. Изучая материалы убийства, Стэнтон поразился этой детали. Убить человека одним выстрелом непросто, даже стреляя в упор. Тем более из браунинга образца 1910 года. Два смертельных выстрела подряд – это уж совсем из ряда вон. Обсуждая убийство, Стэнтон и Дэвис гадали: Принцип везунчик или прирожденный снайпер? Если второе, он запросто повторит свой трюк. Рисковать нельзя. Осталось полсекунды, чтобы стопроцентно обезопасить эрцгерцога, потом Принцип откроет огонь. Стэнтон и сам отменный стрелок, но девушка перекрыла обзор.