Время и снова время, стр. 29

Чабринович бросил бомбу. Та отскочила от королевской машины и взорвалась под следующей. Утешало одно: все происходившее точно соответствовало учебнику, а значит, никаких существенных изменений в истории пока что не произошло. Стэнтон отвернулся. На своем веку он повидал в клочья разорванные тела. Его интересовал Чабринович. Все дальнейшее в вызубренных им материалах выглядело настолько абсурдным, что, казалось, историки крепко приврали.

Разъяренная толпа ринулась на убийцу. Чабринович что-то выхватил из кармана и сунул в рот. Стэнтон знал, что Апис приказал снабдить заговорщиков пилюлями с цианидом. Однако и в этом, как во всем другом, «Черная рука» оплошала. Яд оказался слишком слабым. Чабринович перегнулся пополам и сблевал. Потом, брызжа рвотой, кинулся к набережной и прыгнул в реку, рассчитывая утопиться. Но в беспримерно жаркое и сухое лето обмелевшая река была всего тринадцать сантиметров глубиной.

Замочив ноги, полицейские выволокли несостоявшегося национального героя с мелководья на берег и отдали взбешенной толпе. И лишь потом его, зверски избитого, облеванного и мокрого, отвезли в тюрьму.

Историки не соврали. Именно такая дурь и была. Стэнтон представил, как возликовала бы Маккласки. «Пусть диалектические материалисты попробуют сказать, что это было исторически неизбежно! – орала бы она. – Такое нарочно не придумаешь!»

Хью отогнал мысль о Маккласки. Воспоминание слишком болезненно. Надо было разбить рожу суке, а уж потом сбросить с поезда.

Стэнтон пошел прочь от разгневанной толпы. Неудавшаяся попытка на время приостановила охоту «Черной руки». Прибавив скорость, ощетинившийся оружием кортеж промчался мимо трех других боевиков (включая Принципа), расставленных по его маршруту. Королевский автомобиль ехал слишком быстро, и заговорщики ничего не смогли бы сделать, даже если б им хватило духу.

Если б не судьба, этим и закончилось бы одно из самых бездарных покушений на члена королевской семьи. Шесть боевиков, все вооружены бомбой или пистолетом – или и тем и другим, – но только один попытался выполнить задачу. И промазал.

Но Стэнтон знал, что будет дальше. Вернее, что было в прошлую встречу времени и пространства. Возможно, самую злосчастную встречу за всю историю человечества. Полная случайностей и совершенно невероятных совпадений, она изменила мир.

21

– Нет, правда! – возмущенно выкрикнула Маккласки. Как обычно, она занимала свою любимую позицию перед камином. Погода немного исправилась, но вечера стояли холодные. Запустив пухлые красные руки под полы шинели, профессорша яростно растирала припеченные пламенем ягодицы. – Такое нарочно не придумаешь!

Это был вечер пасхального воскресенья 2025 года. Стэнтон и Маккласки вернулись из «оперативного штаба», где с Дэвисом обсуждали детали сараевского убийства, и только что закончили холодный ужин. И теперь профессор, хорошо подогретая спиртным, не на шутку завелась:

– Просто в голове не укладывается! Не будь это правдой, в жизни никто бы не поверил! Шесть боевиков! – Жирной рукой она смахнула крошки «чеддера», прилипшие к усам. – Шесть вооруженных мужиков! В определенный момент каждый из них был не дальше пяти метров от жертвы, и ни один не сумел ее прикончить. Ай, молодцы! Заговор ляпнулся, финито! Здравствуй, жопа, Новый год! Апис и его банда психов могут сваливать, поджав хвост. Жалкие недотепы угрохали кучу времени, чтобы проникнуть в страну. Даже вырыли подземный ход, а потом всё так лихо изгадили.

Маккласки плеснула вина в стакан, половину разлив по столу, цапнула здоровенный кусок сыра и, обложив его галетами, сунула в рот, из которого торчала самокрутка.

– Эрцгерцог цел и невредим. Его день задался, – разливалась профессорша, роняя крошки и пыхая дымом. – И что потом? Боснийский губернатор, головой отвечающий за безопасность эрцгерцога, буквально своими руками сварганивает убийство. Что не удалось Апису и его полоумной банде фанатичных говнюков-неумех, за них сделала королевская охрана. Это ж одуреть можно!

Возразить было нечего. Чем больше Стэнтон изучал хронологию сараевского убийства, тем невероятнее выглядели все случайности и промашки.

– Вы правы, – сказал он. – По сути, эрцгерцога и его жену убил не Принцип. Их убил генерал Оскар Потиорек.

– Генерал! – презрительно фыркнула Маккласки. – Я бы его дневальным не поставила. Исторически небывалый говнюк!

Из папки с материалами Стэнтон достал фотографию:

– Вот кто реально начал Великую войну.

Маккласки и Хью разглядывали старый снимок. Если б Голливуд искал актера на роль спесивого, зашоренного и упрямого как осел австрийского генерала старой закалки, лучше всего было бы пригласить самого прототипа: череп пулей, очень высоко подбритые виски, идеально ухоженные усы; грудь в орденах, голова чуть откинута назад, холодный презрительный взгляд устремлен в камеру, губы кривятся в усмешке.

– Чего он лыбится? – Маккласки бросила окурок в камин и, промахиваясь, потянулась к стакану. – Нет, правда, чему он радуется, этот непробиваемый идиот? В целях безопасности он изменяет маршрут кортежа, но забывает сообщить об этом водителю королевской машины. В известность поставлены все шоферы, кроме водителя эрцгерцога! Ничего себе! Вот так «Черная рука» получила седьмую попытку, которую, как ни странно, не испохабила, и Великая война началась. Мать твою за ногу! – Маккласки чуть не рвала на себе волосы. – Принцип свой шанс профукал. И он это знает. То есть на сегодня он завязывает с покушением и отправляется за сэндвичем. За сэндвичем! Это что такое? Комедия? Принцип тащится в… эту, как ее?

– В «Кулинарию Шиллера».

– Во-во. Типа кафе «У Джо». Этакая предтеча «Макдоналдса». Наверняка Принцип думает о предстоящем объяснении с Аписом, который королевских особ шпигует свинцом, саблей разделывает и вышвыривает в окно…

– Принцип никогда не встречался с Аписом, – перебил Стэнтон. – В «Черной руке» действовала система ячеек.

– Пусть так, это неважно. Молодой дурак, упустивший шанс стать национальным сербским героем, решает утешиться бутербродом с сыром. В это время шофер эрцгерцога понимает, что отбился от кортежа, поскольку он один не знал, куда надо ехать. Пытаясь вернуться на маршрут, водила сворачивает в какую-то улицу, и надо же такому случиться, что из всех чертовых сараевских улиц он выбирает именно ту, где стоит харчевня Шиллера. Ты можешь в это поверить? Просто, блин, невероятно! Речь о начале Великой войны, а все упирается в ошибочный поворот и бутерброд с сыром!

От собственной яростной вспышки Маккласки обессилела. Из кармана шинели она достала шмат табаку и попыталась свернуть самокрутку, но поняла, что слишком пьяна для такой задачи. Тогда она пошла на упрощенный вариант и набила табаком трубку, торчавшую из забрала средневекового шлема.

– Еще не забудьте возню с передачей, – подбросил Стэнтон.

Его забавляла горячность Маккласки, напоминавшая о давних студенческих посиделках. Сэлли в гневе – это что-то, и студенты нарочно старались ее раззадорить. Но сейчас ей помощники не требовались.

– Уж лучше молчи про эту чертову передачу! Дубина водитель не только не знает дороги, в чем, может быть, и не сильно виноват, но он не способен элементарно дважды выжать сцепление. Олухов и так уже перебор, но до кучи появляется еще один. История затаила дыхание, когда этот придурок попытался сдать задом и машина заглохла. Заглохла! Профессиональный шофер не может сдать задом! – Лицо Маккласки стало багровым, на шее и лбу вздулись вены. – А тут из харчевни выперся Принцип со жрачкой в руке и в полутора метрах от себя видит малого, которого должен грохнуть. Нет, это просто немыслимо. Весь день он с бездарными подельниками гонялся за человеком, который сейчас сидит в машине, заглохшей на узкой улице. Ничего себе расклад? Просто безумие какое-то.

От бешенства Маккласки уже чуть не приплясывала, однако выдохлась и рухнула в кресло. Она освежилась вином и хотела пыхнуть трубкой, но, к несчастью, перевернула ее чашкой вниз и просыпала горящий табак себе на колени. Смахнула искры на ковер, затоптала и вроде как немного успокоилась.