Помни об алиментах, стр. 16

Во время церемонии священнику пришлось кашлянуть, потому что Лукас едва не пропустил момент, когда он должен был подать жениху кольцо. Но и тогда Лукас среагировал на целых полминуты позже, заставив жениха и других шаферов вытянуть шеи, чтобы поинтересоваться, что в левой части церкви так занимает его. В этот момент Дилани сделала вид, будто изучает программу свадьбы. Она подняла голову тогда, когда Лукас сконфуженно улыбался жениху этой своей кривой улыбкой Харрисона Форда, от которой у Дилани все переворачивалось внутри, и ее тело (ее предательское, жаждущее тело) тут же изменило ее рассудительности и восстало против здравого смысла. Ей следовало бы злиться на Лукаса. Она и злилась на него. Но при всем ее праведном гневе она ничего не могла поделать со своим диким влечением к нему. В течение следующих сорока пяти минут единственное, о чем она могла думать, – это о том, как обвивает ногами его талию.

Глава 11

– Я начинаю думать, что ты преследуешь меня.

Дилани не нужно было оборачиваться; она совершенно точно знала, кто это был.

– Может быть, это вы преследуете меня.

Вдох, выдох. Вдох, выдох.

– Возможно. Если забыть о том, что я в смокинге. И что я держал кольцо. У меня было приглашение на свадьбу. А я очень сомневаюсь, что ты хотя бы знаешь имена счастливой пары.

Она не знала.

– Я пришла с другом, – сказала Дилани, надеясь, что это звучит достаточно неопределенно, чтобы Лукас мог подумать, будто она с тем седовласым джентльменом, который сидел рядом с ней на скамье. Конечно, тот выглядел как почетный президент какой-нибудь ассоциации, но, черт возьми, она известна тем, что встречается с мужчинами старше себя.

– С рыжей? – спросил он.

Дилани подняла бровь, потом вспомнила, что Лукас видел Мейси в клубе. Да, ее огненно-рыжие волосы и ярко-зеленые глаза было трудно забыть.

– Она подруга Джейн?

Дилани ответила ему ничего не выражающим взглядом.

– Невесты – ну знаете, вон та во всем белом, которая выглядела невероятно счастливой и проплакала всю церемонию.

Дилани прикусила губу, но потом сдалась и улыбнулась.

– Вообще-то Мейси подружилась с одним из шаферов в тот самый четверг. Блондином – ну тем, который выглядел невероятно скучающим и зевал всю церемонию.

– Тебе следует делать это чаще. – Лукас наклонился, чтобы шепнуть это ей на ухо.

– Что?

– Шутить. Улыбаться. Ты всегда красива, но когда ты улыбаешься… Ты просто сногсшибательна. Готов поспорить, все, что тебе нужно было сделать, – это улыбнуться, показать ямочки на щеках, и судьи подносили бы тебе короны на бархатных подушках.

О'кей, итак, он красив, он умен, и к тому же, что совершенно губительно, он очарователен.

Нет, он не очарователен. Он тупоголовое ничтожество, он только что не назвал ее алчной охотницей за деньгами.

Вернувшись к своим убеждениям, Дилани широко улыбнулась, нарочито демонстрируя ямочки.

– А вам чаще следует делать это.

– Что – это?

– Стоять прямо, как сейчас. Тогда костяшки ваших пальцев не волочатся по земле. Неандертальский вид не идет вам. – Дилани повернулась и направилась к фонтану с шампанским.

– Подожди. – Лукас вздохнул. Он промучился всю свадьбу, пережил пересушенное жаркое и переваренные зеленые бобы, только чтобы иметь возможность поговорить с ней. И теперь он не хотел терять ее так быстро. После его вчерашних колкостей у нее были все права злиться на него. Лукас только надеялся, что еще не поздно загладить свою вину. Он взял Дилани за руку так осторожно, как мог, и потянул ее в сторону патио загородного клуба.

– Отпустите меня. – Она вырвала руку.

– Есть кое-что, что я хотел бы сказать тебе.

– Думаю, самым правильным будет, если вы скажете это моему адвокату. – Она сделала попытку вернуться на вечеринку.

– Мне нужно сказать это именно тебе. Наедине.

Ее глаза расширились, и Лукас подумал, что, возможно, она тоже сейчас вспомнила о том, как они были наедине три дня назад.

– По-моему, нам больше не о чем говорить.

– Я хочу извиниться.

Дилани тут же оставила попытки убежать.

– Извиниться?

– За то, что я сказал вчера. В конференц-зале. Я был несправедлив. Это было грубо и неуважительно, и у меня нет права говорить тебе такое.

Он посмотрел ей в глаза и увидел, что ее взгляд смягчился.

– Я знаю, мои слова причинили тебе боль. Я сожалею. Я не хотел этого.

– Тогда почему вы это сделали?

Лукас закрыл глаза.

– Меня немного… застала врасплох вся ситуация. Мне не нравится, когда я теряю контроль… И ты была совершенно права, назвав меня неандертальцем. – Он показал костяшки пальцев, на которых остались шрамы после того, как в десять лет он упал со скейтборда. – Видишь, мои руки в шрамах из-за того, что волочатся по земле.

Дилани улыбнулась, потом рассмеялась. Боже, как она хороша, когда смеется!

– Ладно. Извинения приняты. – Дилани снова попыталась уйти. Очевидно, его проступки были прощены, но не забыты окончательно.

– Неужели мое общество настолько неприятно, что ты не можешь провести несколько минут наедине со мной?

Дилани не хотела признаваться, что считает его общество чрезвычайно приятным; что она и сейчас помнит, как его твердое тело ощущалось под ее руками; что, находясь с ним наедине, она глубоко вдыхала его запах, чтобы помнить его, когда они расстанутся; если она проведет еще пять минут с ним, таким внимательным и благородным, сама она скорее всего окажется очень невнимательной и неблагородной, втолкнув его в кусты и набросившись на него.

– Нет ты не неприятен, – заверила она Лукаса. – Но я думаю, что нам больше не стоит оставаться наедине, принимая во внимание сложившуюся ситуацию.

Он переступил с ноги на ногу, зашуршав подошвами по каменному полу.

– Конечно, если ты хочешь… – продолжила она. – Я имею в виду, сделать это снова.

– А ты этого хочешь?

Одна только мысль сделать это снова заставила Дилани покраснеть. Она прикусила нижнюю губу и посмотрела на Лукаса из-под ресниц. Даже без этого соблазнительного взгляда ее молчание было достаточно красноречивым ответом.

Он откашлялся и качнулся на каблуках.

– Я хочу.

С минуту они молчали.

– Но мы не можем, верно? Мне кажется, раз ты являешься адвокатом Джей-Ди, существует какой-то закон или что-то еще, запрещающее делать то, что мы хотим сделать.

– Это могут посчитать в высшей степени неэтичным.

– И тебя могут лишить адвокатской практики, верно? За вступление в отношения, которые могут посчитать неэтичными.

Лукас кивнул.

– Это в худшем случае. Но я все равно хочу.

Взгляд Дилани остановился на беседке в саду.

– Так же сильно, как мне бы хотелось, чтобы Джей-Ди нашел себе менее способного адвоката… И так же сильно, как мне хотелось бы лучше понять, что происходит между нами… Я не хочу видеть тебя лишенным практики.

Лукас наклонился, так что их лица теперь разделяли всего несколько дюймов.

– Разумеется, это может случиться только в том случае, если кто-то узнает. То, чего не знает Техасская ассоциация адвокатов… – Он провел большим пальцем по ее губам.

«Не делай этого», – сказала себе Дилани. К несчастью, она говорила с той Дилани, которая никогда ее не слушала. Она хотела поцеловать его. Просто поцеловать. Она же никогда ничего не делала по своему желанию. Она всегда думала, как на это посмотрят другие. Не то чтобы это было плохо. Это было хорошо, но, черт побери, как же она устала жить, оправдывая чужие ожидания. Если она поцелует Лукаса всего один раз, кому это повредит? Они оба знают, что идут на риск. Они же взрослые люди. Господи, ей просто хочется, чтобы он поцеловал ее так, как целовал в тот четверг.

Дилани качнулась и коснулась его рта. Затем нежно прижалась к нему губами. Она слегка приоткрыла губы, но когда сделала это, его язык, словно только и ждал приглашения, проник в ее рот. Лукас привлек ее ближе. Дилани застонала в его губы и почувствовала, как его бедра прижимаются к ней. В самый последний момент она все же взяла себя в руки, отпрянула от Лукаса и поднесла пальцы к губам, распухшим и горящим после их страстного поцелуя.