Преданная революция: Что такое СССР и куда он идет?, стр. 24

Глава 6: РОСТ НЕРАВЕНСТВА И СОЦИАЛЬНЫХ АНТАГОНИЗМОВ

Нужда, роскошь, спекуляция.

Начав с «социалистического распределения», советская власть оказалась вынуждена в 1921 г. обратиться к рынку. Крайнее напряжение средств в эпоху первой пятилетки снова привело к государственному распределению, т.е. к повторению опыта «военного коммунизма» на более высокой основе. Однако, и эта основа оказалась еще слишком недостаточна. В течение 1935 г. система планового распределения снова уступает место торговле. Так двукратно обнаруживается, что жизненные методы распределения продуктов зависят больше от уровня техники и наличных материальных ресурсов, чем даже от форм собственности.

Повышение производительности труда, в частности через сдельную плату, обещает в перспективе увеличение товарных масс и снижение цен, следовательно повышение уровня жизни населения. Но это только одна сторона дела, которая, как известно, наблюдалась и при капитализме в эпоху его подъема. Общественные явления и процессы надо, однако, брать в их связи и взаимодействии. Повышение производительности труда на основах товарного оборота означает, в то же время, рост неравенства. Подъем благосостояния командующих слоев начинает далеко обгонять подъем жизненного уровня масс. Рядом с повышением государственного богатства идет процесс нового социального расслоения.

По условиям повседневной жизни, советское общество уже сейчас делится на обеспеченное и привилегированное меньшинство и прозябающее в нужде большинство, причем на крайних полюсах неравенство принимает характер вопиющих контрастов. Продукты, предназначенные для широкого обихода, несмотря на высокие цены, по правилу – крайне низкого качества и, чем дальше от центров, тем труднее их достать. Не только спекуляция, но и прямое воровство предметов потребления принимают, в таких условиях, массовый характер и, если до вчерашнего дня они дополняли плановое распределение, то сегодня они служат коррективом к советской торговле.

«Друзья» СССР имеют профессиональную привычку собирать впечатления с закрытыми глазами и с ватой в ушах: полагаться на них нельзя. Враги распространяют нередко злостную клевету. Обратимся к самой бюрократии. Так как она сама себе во всяком случае не враг, то ее официальные самообличения, вызываемые всегда какими либо неотложными практическими потребностями, заслуживают несравненно большего доверия, чем более частые и шумливые самовосхваления.

Промышленный план 1935 г., как известно, перевыполнен. Но в отношении жилищного строительства он выполнен всего лишь на 55,7%, причем медленнее, хуже и неряшливее всего идет строительство домов для рабочих. Что касается колхозников, то те живут по прежнему в старых избах с телятами и тараканами. С другой стороны, советская знать жалуется в печати на то, что не во всех заново выстроенных для нее домах имеются «комнаты для домашней работницы», т.е. для прислуги.

Каждый режим находит свое монументальное отражение в строительстве и архитектуре. Для нынешней советской эпохи характерны многочисленные Дворцы и Дома советов, подлинные храмы бюрократии, иногда стоимостью в десятки миллионов рублей, дорогие театры, дома Красной Армии, т.е. военные клубы, главным образом для офицерства, роскошные метрополитены – для платежеспособных, при чрезвычайном и неизменном отставании строительства рабочих жилищ, хотя бы казарменного типа.

В области перевозки государственных грузов по железным дорогам достигнуты серьезные успехи. Но простой советский человек от этого выиграл очень мало. Бесчисленные приказы главы ведомства путей сообщения снова и снова вопиют «об антисанитарном состоянии вагонного парка и пассажирских зданий», о «возмутительных фактах бездействия в деле обслуживания пассажиров в пути», о «большом числе злоупотреблений, воровства и жульничества с проездными билетами…, сокрытия свободных мест и спекуляции ими, взяточничества…, хищения багажа на станциях и в пути». Такие факты «позорят социалистический транспорт». На самом деле они считаются уголовными преступлениями и на капиталистическом транспорте. Повторные жалобы красноречивого администратора безошибочно свидетельствуют о крайней недостаточности транспортных средств для потребностей населения, об острой нужде в тех продуктах, которые транспорт перевозит, и, наконец, о циничном пренебрежении к простому смертному со стороны железнодорожных, как и всяких других властей. Себя самое бюрократия умеет прекрасно обслуживать и на земле, и на воде, и в воздухе, о чем свидетельствует большое число советских салон-вагонов, специальных поездов и пароходов, все больше заменяемых, впрочем, лучшими автомобилями и самолетами.

Характеризуя успехи советской промышленности, ленинградский представитель ЦК Жданов, при аплодисментах со стороны непосредственно заинтересованных слушателей, обещал, что через год «наши активисты будут приезжать на заседания не на нынешних скромных фордах, а на лимузинах». Советская техника, поскольку она обращена лицом к человеку, направляет свои усилия прежде всего на удовлетворение повышенных потребностей избранного меньшинства. Уличные трамваи – там, где они есть, – попрежнему переполнены до удушья.

Когда народный комиссар пищевой промышленности Микоян хвалится, что низшие сорта конфет все более вытесняются в производстве высшими, и что «наши женщины» требуют хороших духов, то это значит лишь, что промышленность, с переходом на денежный оборот, приспособляется к более квалифицированному потребителю. Таковы законы рынка, на котором не последнее место занимают высокопоставленные «жены». Наряду с этим обнаруживается, что 68 кооперативных лавок, из 95 обследованных в 1935 г. на Украине, вовсе не имели конфет, и что спрос на кондитерские изделия удовлетворялся лишь на 15-20%, при крайне низком качестве. «Фабрики работают, – жалуются Известия, – не считаясь с требованием потребителя», – конечно если это не тот потребитель, который умеет за себя постоять.

Академик Бах, подходя к вопросу под углом зрения органической химии, находит, что «наш хлеб иногда бывает из рук вон плох». То же думают рабочие и работницы, не посвященные в таинства процессов брожения; в отличие от почтенного академика они не имеют, однако, возможности выразить свою оценку на страницах печати.

В Москве швейный трест рекламирует разнообразные фасоны шелковых платьев, выработанные специальным «Домом моделей»; в провинции, даже в крупных промышленных городах, рабочие по прежнему не могут без очередей и других мытарств достать ситцевую рубаху: не хватает! Доставить необходимое многим гораздо труднее, чем доставить избыточное немногим: вся история тому порукой.

Перечисляя свои достижения, Микоян возвестил: «Новой является маргариновая промышленность». Ее действительно не было при старом режиме. Не надо спешить с выводом, будто положение стало хуже, чем при царе: сливочного масла народ не видел и тогда. Но появление суррогата означает, во всяком случае, что в Советском Союзе имеются два класса потребителей: один предпочитает сливочное масло, другой мирится с маргарином. «Мы вдоволь снабжаем махоркой всех, кому она нужна», хвалился тот же Микоян. Он забыл прибавить, что ни Европа ни Америка не знают такого низкопробного табака, как махорка.

Одним из особенно ярких, чтоб не сказать вызывающих проявлений неравенства является открытие в Москве и других крупных городах особых магазинов с высококачественными товарами, под очень выразительным, хотя и не русским названием «Люкс» (роскошь). В то же время не прекращающиеся жалобы на массовое воровство в гастрономических лавках Москвы и провинции означает, что продуктов питания хватает только для меньшинства, тогда как кормиться ими хотят все.

Работница-мать имеет свой взгляд на общественный режим, и ее «потребительский» критерий, как презрительно выражается сановник, очень внимательный, впрочем, к собственному потреблению, является в последнем счете решающим. В конфликте между работницей и бюрократией Маркс, Ленин и мы с ними – на стороне работницы против бюрократа, который преувеличивает достижения, смазывает противоречия и держит работницу за горло, чтоб она не смела критиковать.